Волхвы, пришедшие из Ярославля в Ростовскую область и на Белоозеро, принадлежали, конечно, к финскому, или чудскому племени. Там в XI столетии жили полуобруселые Меря и Весь, племена одного происхождения с Мордвой и, вероятно, имевшие одинаковые с ней религиозные обряды. Несторовы волхвы о создании человека рассказывают так, как теперь рассказывает некрещеная Мордва в Нижегородской и Симбирской губерниях. Ходят два волхва, к Яну выступают десять мужей, по-видимому, ближайших их советников — всего двенадцать человек, число прислужников мордовских возатей. Мордовский обряд обрезывания тесемок на голых женских плечах, конечно, перешедший из глубокой древности, не объясняет ли темное место летописца о вырезывании волхвами у женщин из плеч хлеба и разных съестных припасов?
Собрав нужное количество хлеба, меда и пр., париндяиты с янбедами привозили их к прявту. Тогда этот мордовский старшина выдавал париндяитам священные парки и приказывал им варить пиво из собранного хлеба и делать пуре — сыченое медом пиво, мореный мед. Тогда же, назначив трех человек в позанбунаведы, давал им собранные деньги, на которые они покупали для принесения в жертву быка, или овцу, или гусей и пр., смотря по тому, по какому случаю назначался волостной молян и какому божеству хотели молиться. Животное, назначенное для принесения в жертву, непременно должно быть одношерстное; если позанбунаведы не находили такого в своей волости, отправлялись в другую, в третью и далее, пока не отыскивали.
Избрание позанбунаведов обыкновенно бывало за три дня до жертвоприношения. За два дня избирались новые янбеды, которым прявт выдавал священные ножи для резания сваренного мяса; большею же частью янбеды оставались прежние. Накануне дня, назначенного для принесения жертвы, избирались кашангороды, которым прявт раздавал священные ковши и рычаги. Тогда же были избираемы и туросторы. Возатя обыкновенно сохранял свою должность в продолжение нескольких лет сряду; он должен был хорошо знать обряды и читать наизусть, без ошибок, установленные молитвы. Некоторые из возатей, по уверению Мордвы, даже пророчествовали во время совершения общественных молянов. Возатя во все время приготовлений к моляну не появлялся на улице, а в ночь перед жертвоприношением тихонько пробирался в кереметь и там взлезал на священное дерево и скрывался в его ветвях.
В день моляна париндяиты расставляли перед священным дубом или липой парки и наливали их пуре и пивом. Два или три боченка пуре первого сусла ставили под священным деревом по сторонам опрокинутой вверх дном кадки, или иным образом сделанного возвышения, на которое впоследствии, при совершении обряда, становился возатя. Париндяиты раскладывали по земле печеный хлеб, соль, а иногда и мед в сотах или топленый. Кашангороды стряпали на печных заслонах „мирския яичницы" и вешали их на рычагах, прикрепленных к ветвям деревьев. Народ собирался к мольбищу: мужчины отдельно, женщины отдельно, девушки также отдельно. Прявт первый входил в кереметь и становился перед парками, за ним входил народ: мужчины становились на правой стороне, женщины на левой, за ними девушки. Женщины приносили с собой на сковородах домашние яичницы и пироги с пшенною кашей (бибички); их принимали кашангороды и также развешивали на рычагах. Все становились, обратясь лицом на запад.
Позанбунаведы через восточные ворота вводили назначенное для жертвоприношения животное и привязывали его к одному из трех столбов (тер-жигать), находящихся у этих ворот: быка привязывали к одному столбу, овцу к другому и т. д. Потом животное проводили с одного конца керемети на другой и привязывали к одному из столбов юба. Позанбунаведы здесь закалали его, спускали кровь в землю под камень, снимали шкуру и, отнеся на восточную сторону, развешивали ее на тер-жигатях. В то время, как резали животное, янбеды приносили северными воротами в священных парках воду, наливали ее в пивной котел, подвешенный под сарайчиком в поварне (хорай-жигать), и разводили под ним огонь, зажигая дрова священными штатолами. Тогда же туросторы, по приказанию прявта, прилепляли горящие штатолы к задним сторонам парек, стоящих перед священным деревом. Очистив животное, вынув из него требуху и зарыв ее в яму под камень, позанбунаведы клали мясо в котел, где уже кипела вода, приготовленная янбедами.[8]
В это время из ветвей священного дерева раздавался громкий голос возати: „сакмеде!", т. е. „молчите". Все скидали шапки, умолкали, и возатя громко произносил: „Пуре пре за марта, пайгуре за марта, андря за марта, шепете за марта, великое за марта, пащин коди"![9]
Терюхане и эрдзяды до того обрусели и забыли древний язык свой, что они не знают вполне значенья этих слов, да и сами возати их не понимают. Громко произнося эти слова, возатя приказывает собравшимся молельщикам кланяться ниже. Все низко кланяются много раз, каждый приговаривая: „Чам-Пас, помилуй нас; Волцы-Пас, Назаром-Пас, помилуй нас; Нишки-пас, Свет-Верешки-Велен-Пас, сохрани нас; Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас!" Поклоны с произнесением этой молитвы продолжались по получасу и более. Молитва произносилась вполголоса, но если число молельщиков было значительно, от множества голосов бывал сильный шум.
Спрятавшийся возатя снова кричит „сакмеде", все замолкают и перестают кланяться. Возатя читает другую, тоже непонятную для него самого молитву, начинающуюся словами: „чувал-пузадо, иля-му задо, чясте, вясте!", и приказывает молиться на коленях. Все становятся на колени, поднимают руки кверху, смотрят на небо и в один голос взывают: „Чам-Пас, Назаром-Пас, помилуй нас; Нишки-Пас, Свет-Верешки-Велен-Пас, сохрани нас; Волцы-Пас, защити нас; Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, умоли за нас!" Имена божеств произносят протяжно, а слова: „помилуй нас, сохрани нас, защити нас, умоли за нас" скоро и отрывисто. Несколько раз повторяют эту молитву; в продолжение ее возатя слезает с дерева и становится на приготовленное для него возвышение у парек. По одну сторону этого возвышения (обыкновенно стол или опрокинутая вверх дном кадка) поставлен боченок с пуре, это так называемая государева бочка, то есть жертва, приносимая за благоденствие государя. По другую сторону боченок с суслом, это — мирская бочка, приносимая в жертву за всех людей. Нередко ставили и третий боченок с пивом, приносимый в жертву за начальство.
Взойдя на возвышение, возатя машет во все стороны руками и кричит: „сакмеде!". Коленопреклоненные молельщики перестают возглашать молитвы и, став на ноги, смотрят на возатю, а он, с открытою головой, воздев руки к небу и обратясь на запад, мысленно читает про себя ту же молитву, которую перед тем пели молельщики. После того совершается жертвоприношение, по-мордовски вознапалом.
Возатя, сойдя с своего возвышения, берет священный ковш из рук прявта и, положив в него хлеба и соли, подходит к котлу, где варилось мясо. Взяв у одного из янбедов жертвенный нож, он отрезывает кусок мяса и, кроме того, непременно язык животного, и кладет в тот же ковш. Затем, стоя подле хорай-жигати (поварня), на возвышении, поднимает ковш к небу и кричит: „Чам-Пас, гляди, бери! Назаром-Пас, гляди, бери!" и т. д., пересчитывая божества одно за другим и к имени каждого прибавляя: „гляди, бери!". Во время этого все предстоящие, обратясь к востоку, где стоял возатя, стоят молча, подняв руки к небу. Кончив возношение жертвы, возатя все, что было у нет в ковше, бросает в огонь. При этом все молельщики становятся на колени, обратясь к огню в хорай-жигати, и долго, пока не сгорит жертвенное, молятся, то поднимая руки к небу, то опуская их вниз и призывая Чам-Паса и других богов. Возатя с янбедами стоит между тем у огня, наблюдая, как горят мясо, хлеб и соль, туда брошенные. Когда все сгорело, он взлезает опять на возвышение у священного дерева и три раза кричит на три стороны: „сакмеде!", Все умолкает. Начинается вторая часть жертвоприношения.
Возатя, с четырьмя стариками из народа, берет „государеву бочку", то есть пятиведерный боченок, налитый пуре, а несколько человек, принеся большую дверь (обыкновенно воротное полотно), ставят на нее боченок; возатя прилепляет к нему горящие штатолы и зажигает их от жертвенного огня. Приходят один, два, а иногда и более, дудника с дудами (мордовский инструмент в роде волынки), становятся на колени на воротное полотно подле „государевой бочки" и играют, а молельщики, обратясь на запад, стоя на коленях и воздевая руки к небу, поют под акомпанемент дудников; „Господь Бог Савагоф, Господь Бог Савагоф, Господь Бог Савагоф, Анге-Патяй-Пас, матушка Пресвятая Богородица, помогай белому русскому чарю!" Несколько человек в это время, взяв воротное полотно, то поднимают его с боченком и дудниками кверху, то опускают на землю, то ставят себе на головы. Затем возатя возглашает: „сакмеде!", все умолкает, и он читает молитву: „Чам-Пас, Нишки-Пас, Свет-Верешки-Пас, спасай белаго чаря". После того все становятся на колени, дудники снова начинают играть, а молельщики петь молитву, провозглашенную возатей. По окончании этого обряда ставят на воротное полотно другой боченок, приносимый в жертву за начальников, с теми же обрядами и молитвами, какие совершаемы были над „государевой бочкой". Наконец ставят третий боченок с пивом, приносимый за весь народ, и обряд повторяется еще раз.
