Где пророки в позитивном плане – грядет Ленин и наступит счастье великое, – там и пророки негативные. В 1905 году во время неудавшейся пролетарской революции видный русский философ, публицист, писатель Дмитрий Мережковский напророчествовал о будущей революции, которая удастся, в большой статье «Грядущий хам». Все предсказал относительно точно.
...
…Одного бойтесь – рабства худшего из всех возможных рабств – мещанства и худшего из всех мещанств – хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть черт, – уже не старый, фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, – грядущий Князь мира сего, Грядущий Хам.
Мережковский и его жена Зинаида Гиппиус стали самыми непримиримыми врагами коммунистической власти в России. Настолько, что Мережковский даже начинал заигрывать с Муссолини и Гитлером. С кем бы ни дружить, лишь бы против большевиков. В своей ненависти, а также в постоянных раздумьях о высоком, о метафизике духа, о богоискательстве, о торжестве чистого разума они, кажется, не хотели признаваться в том, что сами объективно приблизили власть хама. Достигнутые Бердяевым, Розановым и прочими их товарищами пределы развития философии, запредельные вершины человеческого духа, созданные их друзьями поэтами, писателями, художниками, композиторами Серебряного века, невероятно усложнили духовные системы русской жизни. Объективная реальность зашла в тупик и потребовала резкого упрощения, которое и случилось в виде революции хама.
Каплей, переполнившей чашу терпения этой объективной реальности, стала попытка супругов Мережковского и Гиппиус вместе с их другом Дмитрием Философовым создать из самих себя своего рода семью-церковь, современную им модель Святого семейства, Троицы и Бог весть чего еще.
Небесные силы никак не прореагировали на заумные эксперименты красивой и необычной женщины, талантливой поэтессы и еще более талантливой актрисы, всю жизнь игравшей разную саму себя для многочисленных друзей и знакомых; крупного и плодовитого писателя; неплохого публициста. Семья, даже треугольная, предполагает детей. Ни у одного из участников этого треугольника детей не было.
Доминантой в долговременном союзе двоих – Мережковского и Гиппиус, а потом и троих стала глубокая религиозность самого старшего из них. Не слепая вера, не догматическая верность православию, а убежденность, что Бог – единственное мерило всех вещей. В часы одиноких прогулок, наверное, он с Богом разговаривал. Важность этого действия определял распорядок дня писателя. Когда он жил в Петербурге, то работать садился с утра. В полдень, лишь выстрелит пушка Петропавловской крепости, Мережковский вставал и шел гулять. При этом бросал написанное на половине фразы, иногда на половине слова. А потом пытался вспомнить, что он в этой фразе хотел сказать.
По отцовской линии его род имел украинское происхождение. Мережко, распространенная малороссийская фамилия, у прадеда Дмитрия Сергеевича в павловские времена превратилась в Мережковского. По материнской линии род также был дворянским, но захудалым. Хотя в далеком XVI столетии среди предков числился знаменитый оппонент Ивана Грозного князь Андрей Курбский.
Дмитрий Сергеевич Мережковский родился 2 августа 1865 года в Петербурге в большой (у него было еще 5 братьев и 3 сестры), трезвой, религиозной и совсем не дружной семье. Не то чтобы ссоры, драки и истерики, но просто никто ни с кем не дружил. Как много в человеке закладывается в детстве! Дмитрий таким и вырос – трезвым, религиозным и равнодушным к окружающим.
Отец его Сергей Иванович Мережковский дослужился до тайного советника, высокого чина. Семья снимала просторную квартиру в центре города на Фонтанке напротив Летнего сада, имела дачу в Крыму. Пожалуй, наибольшее влияние на Дмитрия, младшего из сыновей, оказывала мать, Варвара Васильевна, к которой мальчик был искренне привязан, и старая нянька Пелагея, верующая до экзальтации. А так, одиночество было не только привычным, но и излюбленным из ощущений детства.
Познал я негу безотчетных грез,
Познал и грусть, – чуть вышел из пеленок.
Рождало все мучительный вопрос
В душе моей; запуганный ребенок,
Всегда один, в холодном доме рос
Я без любви, угрюмый как волчонок,
Боясь лица и голоса людей,
Дичился братьев, бегал от гостей…
В положенный срок Мережковский пошел в гимназию, с тринадцати лет начал пописывать стишки. Однажды гимназическим поэтическим сообществом, которое организовал Мережковский, собиравшимся на квартирах участников, даже заинтересовалась полиция. На дворе конец 70-х, «Народная воля» охотится на царя, а тут какие-то сборища… Но благодаря Сергею Ивановичу все обошлось. Ему же Мережковский обязан и представлению своих стихов и ранних прозаических опытов литературным авторитетам.
В 1879 году в Крыму, в Алупке, отец представил сына княгине Елизавете Ксаверьевне Воронцовой. Какая связь времен! Ведь это та самая Воронцова, которая, по слухам, была любовницей молодого Пушкина в период его проживания в Одессе, которой он посвятил бездну стихов. Сейчас ей было 87 лет. Но она, по словам самого Дмитрия Мережковского, «…уловила подлинно поэтическое свойство – необыкновенную метафизическую чуткость души» и благословила на дальнейшие писания.
А вот другой авторитет не благословил. В 1880 году отец привел Дмитрия к самому Федору Михайловичу Достоевскому. Мережковский нервничал, плохо читал, заикался. Достоевский слушал «с нетерпеливою досадою», видимо, за год до смерти уже неважно себя чувствовал, и затем оценил:
– Слабо… слабо… никуда не годится… чтобы хорошо писать, страдать надо, страдать.
– Нет, пусть уж лучше не пишет, только не страдает! – поспешил испуганно возразить отец.
Оценка писателя глубоко оскорбила и раздосадовала Мережковского. Но в том же году состоялся его литературный дебют. В журнале «Живописное обозрение» были опубликованы два его стихотворения.
В 1882 году Мережковский познакомился с юнкером Павловского военного училища Семеном Надсоном. Он был на три года старше Дмитрия Сергеевича и уже популярным поэтом. Знакомство переросло в настоящую дружбу. Молодые люди виделись очень часто, подолгу гуляли по петербургским окрестностям. Они нашли друг в друге родственные души – религиозные мистики, поэты, склонные не к лирике, а к созданию исторических поэм, склонные к недовольству окружающей действительностью, далекой от их эстетических идеалов. Само собой, поговаривали, что привязанность одного молодого человека к другому имела и сексуальную причину. Но это вряд ли. О весьма оригинальной половой ориентации Мережковского еще будет сказано. Дружба продлилась пять лет. В 1887 году Надсон умер от скоротечной чахотки. Кажется, это был единственный человек в жизни Мережковского, которого он действительно любил. За исключением жены, с которой писателя связывала совсем странная любовь.
Поэты на Руси не любят долго жить:
Они проносятся мгновенным метеором,
Они торопятся свой факел потушить,
Подавленные тьмой, и рабством, и позором.
Их участь – умирать в отчаянье немом;
Им гибнуть суждено, едва они блеснули,
От злобной клеветы, изменнической пули
Или в изгнании глухом.
И вот еще один – его до боли жалко:
Он страстно жить хотел и умер в двадцать лет.
Как ранняя звезда, как нежная фиалка,
Угас наш мученик-поэт!..
Это часть стихотворения Мережковского на смерть Надсона. Прямо скажем, так себе стихотворение… Семен Надсон умер не в 20, а в 25 лет. Немножко убавил, чтобы влезло в размер. Надо заметить, что Мережковского вообще точность мало заботила. В знаменитом его историческом романе «Юлиан Отступник» исследователи насчитали десятки исторических ошибок. Но разве это важно, когда Дмитрий Сергеевич с Богом беседует…
После гимназии Мережковский поступает в Петербургский университет на историко-филологический факультет и входит в литературу уже прочно и навсегда. По рекомендации заслуженного поэта Алексея Плещеева, а также Николая Михайловского и Глеба Успенского вступает в Литературное общество. Это, конечно, не советский Союз писателей, общество неформальное. Но быть в нем значит быть признанным. Знакомыми всего лишь начинающего писателя становятся Иван Гончаров, Аполлон Майков, Владимир Короленко, Яков Полонский, приятелями – Константин Бальмонт, Аким Волынский, Николай Минский, Федор Сологуб, те самые, кто с Мережковским окажутся первыми символистами. Со временем мало кто из творцов Серебряного века окажется не знакомым с Дмитрием Сергеевичем. Мережковский был олицетворением понятия «одиночества в толпе». Неутомимый тусовщик, организатор литературных движений и обществ, не имеющий друзей. Еще учась в университете, Мережковский становится членом редакции литературного журнала «Северный вестник».
