Настоящим мистикам для сближения не требуется ни шампанское, ни водка, ни кокаин. Достаточно и минералки. Проговорив во время первой же прогулки несколько часов, они вдруг пришли к единодушному мнению, что им необходимо пожениться, чтобы явить миру истинную гармонию возвышенного дуэта двух душ, освященного приближением к познанию божественного разума и подлинного смысла бытия. Как-то так. Или несколько иначе.
Поцеловавшись с Дмитрием, Зинаида заявила, что поцелуй это высшая степень телесного сближения любящих душ в ее понимании. Что-то большее уже является возвышением одного тела над другим, то есть насилием, несправедливостью. Оказалось, что Дмитрий Сергеевич придерживается такого же мнения. Поэтому они тут же, чуть ли не через час после знакомства решили пожениться. Мистика, да и только.
...
…Мне уже не раз делали, как говорится, «предложение»; еще того чаще слышала я «объяснение в любви». Но тут не было ни «предложения», ни «объяснения»: мы, и главное, оба – вдруг стали разговаривать так, как будто это давно было решено, что мы женимся и что это будет хорошо. Начал, дал тон этот, очень простой, он, конечно, а я так для себя незаметно и естественно в этот тон вошла, как будто ничего неожиданного и не случилось.
З. Гиппиу
Поэтам для жизни необходимо только вдохновение. Для жизни поэтической семьи из двух человек необходимо какое-то материальное основание, помимо копеечных гонораров, которые получали молодые авторы. И оно нашлось в лице отца жениха Сергея Ивановича Мережковского. Как уже отмечалось, в семье этого чиновника почти культивировалось чувство равнодушия. Оно несколько снижалось в отношениях главы семейства к жене и к младшему сыну. Варвара Васильевна Мережковская умерла в марте 1889 года, через пару месяцев после свадьбы Дмитрия. После этого Сергей Иванович уехал за границу, стал там завзятым спиритом и перестал общаться со всеми детьми, кроме Дмитрия. Без его помощи и символизм бы не родился.
8 января 1889 года Дмитрий Сергеевич Мережковский и Зинаида Николаевна Гиппиус обвенчались в тифлисской церкви Михаила Архангела. Он был в скромной чиновнической шинели, она была в костюме стального цвета и скромной шляпке. Присутствовали только ее родственники и несколько знакомых. После венчания никакого торжественного застолья. Скромно попили чайку. Вечером муж поцеловал жене ручку и… ушел ночевать к себе в гостиницу.
Утром мать разбудила дочь:
– Зина, вставай! Муж пришел.
– Какой муж?
– Твой.
– Ах, да… Я же вчера замуж вышла.
Так начался этот прочный брак, продлившийся 52 года. Супругов, конечно, обсуждали их знакомые. Когда они стали знаменитыми, их обсуждала и желтая пресса, сплетничали дамы высшего света и кухарки. Во всех своих квартирах, в европейских гостиницах, в деревенских домах во время путешествий по старообрядческим местам Гиппиус и Мережковский спали в разных постелях и по возможности в разных комнатах. Весьма вероятно, что оба так и остались девственниками. Пятью годами ранее в 1884 году в Петербурге состоялось бракосочетание двух других известных людей – принцессы Елизаветы Гессен-Дармштадтской, ставшей позже в православии Елизаветой Федоровной, и великого князя (а также гомосексуалиста) Сергея Александровича. Так вот они все время спали в одной постели. Что тоже не помешало Елизавете сохранить девственность. Сергей будет убит террористом-эсером в 1905 года. Елизавета, основательница Марфо-Мариинской обители в Москве, погибнет от рук большевиков в 1918-м и будет канонизирована в святые. Так что, бывает, секс в браке не занимает не только первого места, но вообще никакого. Впрочем, с Гиппиус и Мережковским все было гораздо сложнее.
В 1889 году супруги немного пожили в столице, путешествовали по Крыму и вернулись в Петербург, где С. И. Мережковский купил сыну просторную квартиру в доме Мурузи на углу Литейного проспекта и Пантелеймоновской улицы, ставшую их жильем на долгие годы. Со временем у них дома стал собираться салон, вокруг которого вращалась вся столичная литературная жизнь.
Молодые литераторы очень много работали. Писали стихи, прозу. Мережковским уже был задуман цикл историко-философских романов на тему «Христос и Антихрист». Но печатали Дмитрия Сергеевича не очень охотно. Как это постоянно случается с профессиональными писателями, больший заработок приносила поденщина – заказные статьи и переводы. Он переводит античных авторов Эсхила, Еврипида, Софокла, Лонга. Знаменитый роман последнего «Дафнис и Хлоя» в переводе Мережковского вышел в 1896 году отдельным изданием. Он пишет критические статьи. В «Северном вестнике» вышла статья «Старый вопрос по поводу нового таланта», где анализировалось творчество начинающего Антона Чехова. Но статья никому не понравилась, включая Чехова. Составленная Мережковским книга статей и литературных эссе о русских и европейских писателях «Вечные спутники» вышла в 1897 году, но не раскупалась. Лишь перед Первой мировой войной критик Мережковский получил признание и «Вечными спутниками» стали награждать гимназистов-отличников.
...
Литератор Гиппиус поначалу оказалась значительно более успешной, чем Мережковский. В творческих семьях подобное не редкость. Пока муж витает в облаках, жена пашет на земле. Она тоже писала стихи, рассказы. Но главный доход супругов – от регулярно публикуемых ею критических статей. Зинаида числилась штатным критиком в некоторых столичных газетах и журналах и нештатным везде, где писалось о литературе. Печаталась только под мужскими псевдонимами Лев Пущин, Товарищ Герман, В. Ропшин, Роман Аренский, Антон Кирша, Никита Вечер и самым известным – Антон Крайний. Ей долго удавалось хранить тайну псевдонима. Иногда случалось, что какой-нибудь обиженный критикой поэт требовал познакомить его с «этим Антоном», чтобы начистить тому физиономию.
В истории русской литературы бывали такие уникальные моменты, когда не только писатели, но и критики становились настоящими властителями дум – Белинский, Герцен, Добролюбов, Писарев, Чернышевский. Антон Крайний стал, пожалуй, последним критиком, статьями которого зачитывались и профессионалы, и любопытствующая публика. Антон Крайний своими позитивными рецензиями на первые стихи очень помог становлению двух поэтов, достигших мирового уровня, – Осипа Мандельштама и Сергея Есенина.
Впрочем, мировоззрение Гиппиус, видимое из ее статей, многими русскими интеллигентами встречалось в штыки. А ее мировоззрение ведь совпадало с мужниным. Русская литература, а с ней и философия, живопись, музыка и пр. в конце XIX века жили теми же идеями, что и в середине века. Народ, в подавляющем большинстве крестьянство, угнетен, но всегда готов восстать за собственное освобождение, если его подтолкнут революционеры. То есть идеи народнические. Следовательно, надо писать о мерзостях реальной жизни, показывать разложение правящих классов, живописать передовые ростки, пробивающиеся в угнетенных классах, в общем, писать, как Некрасов, Достоевский, Островский и остальные классики Золотого века. А век вдруг оказывается каким-то иным. И читателям почему-то больше нравится не о мерзостях жизни, а о прелестях зачарованных далей. Многим это казалось упадничеством, поэтому термин «декаданс» [7] возник раньше термина «символизм».
Новые идеи пришли в Россию, как всегда, из Европы. Символизм придумали во Франции одновременно с модой на одуряющий абсент [8] . В 1886 году французский поэт Жан Мореас впервые сформулировал новые художественно-эстетические принципы в первом манифесте символизма. «Символическая поэзия – враг поучений, риторики, ложной чувствительности и объективных описаний; она стремится облечь Идею в чувственно постижимую форму, однако эта форма – не самоцель, она служит выражению Идеи, не выходя из-под ее власти. С другой стороны, символическое искусство противится тому, чтобы Идея замыкалась в себе, отринув пышные одеяния, приготовленные для нее в мире явлений. Картины природы, человеческие деяния, все феномены нашей жизни значимы для искусства символов не сами по себе, а лишь как осязаемые отражения перво-Идей, указующие на свое тайное сродство с ними… Символистскому синтезу должен соответствовать особый, первозданно-широкоохватный стиль; отсюда непривычные словообразования, периоды то неуклюже-тяжеловесные, то пленительно-гибкие, многозначительные повторы, таинственные умолчания, неожиданная недоговоренность – все дерзко и образно, а в результате – прекрасный французский язык – древний и новый одновременно – сочный, богатый и красочный…»
В 1892 году выходит сборник стихов Мережковского, который так и называется «Символы». В том же году двадцатисемилетний писатель читает знаменитую лекцию «О причинах упадка и новых течениях в современной русской литературе», где формулирует новое течение, которое он полагал новым учением. Не станем здесь углубляться в литературоведение и эстетику. Цель этой книги – люди, их поступки и толкование поступков. Заметим только, что призыв творцов к чистому искусству, к созданию воображаемой, красивой действительности, к изучению героев прошлого или сказочных типов привел к удивительным результатам. Хотя бы к тем, что архитектура стиля модерн, живописное и театрально-декоративное творчество «мирискусников» – прямое порождение идей символистов. Призыв к вышеперечисленному читателей, зрителей, слушателей был принят далеко не всеми. Символизм не для масс. Для них продолжали существовать реализм с натурализмом.
