15 августа 1936 года записано: "Надо браться за книгу для четырехлеток", и 17 августа: "Написал за эти три дня 7 страниц "Почемучки".
И с тех пор - целая серия записей, вызванных опасениями и тревогой. Трудность избранной задачи и увлекала и пугала его. "Очень трудную форму я взял, - пишет он сестре 30 августа 1936 года, - от первого лица. И этому "я" 4 года. Объясни метро - мозги вывихнешь. Ну, да там видно будет: напишу до конца, а там начну вычеркивать, что уж очень туго будет. Этакого никто нигде еще не писал. Тропинок по этим джунглям не проторено, и я рвусь целиной и уже ободрался достаточно. Но передыхать тут нельзя, иначе от всего откажешься. Сядешь наземь и заплачешь".
"По ночам я пишу... "Почемучку", - записывает он в дневнике 31 августа 1936 года. - Уж дело близится к трем листам... Не было еще примера "производственной" книжки для четырехлетних". "Поверьте, что описать метро почемучьим языком мне было нелегко, - писал он 1 сентября 1936 года художнице Сафоновой, иллюстрировавшей его книгу. - Из мозгов, говорю, опилки сыплются".
Каждый рассказ Житкова для маленьких - будь то "Красный командир", или "Разиня", или "Как папа меня спасал" - имеет драматическое зерно, напряженный сюжет. Житков понимал, что и "познавательная" книга для маленьких должна иметь сюжет, развиваться драматически, иначе дети, да еще четырехлетние, будут воспринимать ее со скукой, то есть не воспримут вовсе. Книга "Что я видел", по замыслу автора, - энциклопедия, собрание ответов на самые разные "почему". Она должна объяснить четырехлетнему ребенку, что такое метро, что такое баштан, Красная Армия, аэропорт и зоосад. В научно-художественных книгах Житкова для подростков сюжетом, придающим им драматическое напряжение, были "перипетии научной мысли". "Провалы и удачи гениальных исследователей - вот что должно драматизировать "производственную" книгу", - писал Житков в статье "О "производственной" книге". Четырехлетние же не интересуются перипетиями научной мысли и провалами и удачами исследователей. Они ждут прямого ответа на прямые и совершенно конкретные вопросы: что такое метро? Кто живет в зоологическом саду? А почему у слона такой длинный хобот? Значит, сюжетом "познавательной" книги для маленьких не может быть "борьба и трагедия", драматизировать ее должно что-то другое. Чем же будут связаны между собой все эти предметы, столь далекие друг от друга: баштан и аэропорт, Дворец пионеров и Красная Армия?
Сюжетом книги Житков сделал путешествие четырехлетнего Алеши. С мамой Алеша побывал в Москве - впервые увидел вокзал, поезд, а потом такси, семафор, гостиницу, Кремль. Из Москвы он отправился на Украину, к бабушке в колхоз, - тут увидел он леса и поля, огороды, сады, баштаны. Потом на самолете он прилетел к отцу в Харьков. В пути и на месте неустанно спрашивал Алеша: "Почему?" Мальчик познает мир - вот что сделалось сюжетом книги - и познает его не статически, а, как и свойственно детям, - в действии.
"Алешка-Почемучка" - лицо не выдуманное. В 1935 году Житков жил в Москве у своей сестры, Александры Степановны. Соседом его был четырехлетний Алеша. Борис Степанович много возился с Алешей, рисовал ему картинки, клеил игрушки, радовался его смышлености, а когда начал работать над энциклопедией - читал ему отдельные главы. По поводу одного такого чтения он записал у себя в дневнике: "Алешка (ему четырех нет, но, правда, он на редкость башковитый) слушал жадно. Его сверстник, чуть постарше, - тоже".
Но, конечно, не один Алешка послужил прототипом для маленького Почемучки, а десятки и десятки малышей, которых Житков любил наблюдать. Продолжала служить ему верную службу и его поистине необыкновенная, живая и острая память о детстве.
По свидетельству С. Я. Маршака, Горький чрезвычайно ценил людей, которые "умеют глубоко и талантливо помнить детство".
Эту глубокую и талантливую память автора о детстве чувствуешь сразу, чуть только открываешь едва ли не любой из тех рассказов Житкова, где повествование ведется от лица ребенка.
В статье "Что нужно взрослым от детской книги" Житков насмешливо отзывается о воспитателях, которые, живя бок о бок с детьми, знают их только как "материал для обработки", так, "как столяр дуб", но "не спрашивайте его, как дуб цветет, какие корни". "Настоящая детская жизнь" идет "под носом" у такого воспитателя, но не видимая для него, "шепотом", втайне.
Сам Житков хорошо понимал, "как дуб цветет", "какие корни". Вспомним "Пудю" и рассказ "Как я ловил человечков". Оба рассказа поражают точным, памятливым воспроизведением скрытой, "идущей шепотом" детской жизни. Оба маленькие, всего в несколько страниц, рассказы эти передают самую душу детства и в этом смысле могут быть сопоставлены с такой замечательной книгой, как, например, "Детство Никиты" Алексея Толстого.
Кто, кроме ребенка, мог в меховом хвостике, оторванном от шубы, увидеть живого зверька? Кто, кроме шестилетнего мальчика, испугавшись, что оторвал этот хвостик и теперь ему попадет, мог судорожно совать его назад в мех, думая: "Как-нибудь да пристанет!" А другой мальчик, глядя на маленькую модель парохода, населил ее человечками:
"Маленькие, как раз по росту пароходика... Чуть ниже спички. Я стал ждать, не поглядит ли кто из них в окошечко. Наверно, поглядывают. А когда дома никого нет, выходят на палубу. Лазят, наверно, по лестничкам на мачты. А чуть шум, как мыши: юрк в каюту. Вниз - и притаятся".
Неужели это придумано, написано взрослым человеком, а не рассказано самим мальчишкой? Вот, оказывается, какая бывает острая, точная, непреходящая память о детстве...
К тому времени, когда Житков приступил к работе над энциклопедией для четырехлетних, у него уже был некоторый опыт в писании не только для малышей, но и от их лица. Герою рассказа "Как я ловил человечков", помещенного в 1934 году в № 3 журнала "Чиж", и рассказа "Нюша", оставшегося неопубликованным, - не более пяти лет. Герой этих рассказов по всем своим интонациям - родной брат Алеши-Почемучки.
Но и живой памяти о детстве и огромного запаса наблюдений над детьми было, разумеется, недостаточно, чтобы от лица четырехлетнего написать книгу о том, как ребенок познает мир. Ведь это не просто энциклопедия, а энциклопедия советская, имеющая, кроме познавательной, отчетливую педагогическую цель: рассказать детям не только о конкретных предметах - о поезде, грибах или баштане, но и внушить первые представления о законах советского общества, о трудовых связях советских людей, о том, каким глубоким уважением пользуется в нашей стране труд, и внушать все эти понятия, ведя повествование от имени четырехлетнего героя.
Никто лучше самого Житкова не понимал, какое бремя взвалил он себе на плечи.
"Но скажите вы, калеки и калекши,
Где, когда, великий
избирал
Путь, чтобы протоптанней и
легче?"
писал Житков 30 августа 1936 года в письме к сестре, цитируя с легкой насмешкой над самим собой знаменитые слова Маяковского*.
Эпиграфом к этой книге могли бы сделаться слова Горького:
"Сказать ребенку на вопрос его: "подожди, вырастешь - узнаешь" значит гасить его стремление к знанию. Толково ответить на вопрос ребенка большое искусство..."
Книгой "Что я видел" Житков еще раз подтвердил, в какой высокой степени владеет он умением "толково отвечать на вопросы". Литературное умение нигде не изменяет Житкову - и многочисленные предметы, описанные им в этой книге, изображены с большой наглядностью, а многочисленные эпизоды Алешиного путешествия, призванные развлекать читателя, действительно его развлекают.
Сейчас "Что я видел" - одна из любимейших книг советских педагогов и детей. Любовь эта вполне естественна: столько точных, подробных сведений о животных, растениях, самолетах, железной дороге, столько маленьких, занимательных происшествий содержит в себе история Алеши-Почемучки!
* Б. Житков воспроизводит строки В. Маяковского по памяти, не совсем точно.
ГЛАВА VII
Начиная с середины 20-х годов, наряду с обогащением детской литературы новым жизненным материалом - материалом гражданской войны, Октябрьской революции, первых пятилеток, - работники создававшейся заново литературы для детей упорно искали новых жанров, новых форм преподнесения этого материала - форм, поставленных в зависимость от возраста читателя и от конкретной воспитательной задачи.
Повседневная редакторская работа С. Я. Маршака, заботливо поддерживаемая Горьким, была одной из важных ступеней в борьбе за поднятие детской литературы до уровня подлинного искусства.
Творческая экспериментальная работа велась во многих направлениях сразу. "Рассказ о великом плане" Ильина - это была попытка создать новый, не существовавший до той поры жанр публицистики для подростков; "Кара-Бугаз" Паустовского, целая библиотека книг Ильина и Житкова - новый, не существовавший до той поры жанр научно-художественной книги; "Охота на царя" Савельева - историческая книга нового типа; "Лесная газета" Бианки новая форма, новый способ подачи природоведческого материала; "Евгений Онегин" под редакцией С. Бонди - новый, небывалый до того времени вид комментирования. О новаторстве в поэзии для самых маленьких я уж и не говорю: многие стихотворные книги для дошкольников, созданные в то время, были настоящими литературно-педагогичсскими открытиями.
