Неважно, с какими словами он придет: мы верим не словам. Сталин ведь тоже начинал не со слов о великой державе. Я допускаю даже возможность, что наш лидер явится на политическую арену с гнусным воплем "Даешь демократические ценности!" на устах. Какая разница? Вы говорите: "Спит народ". А мы не спим. Притворяемся мы. Оцениваем. Взвешиваем. Наблюдаем.
НОВОЕ ПОСЛАНИЕ – О НОВОМ СТИЛЕ
Красная революция 17-го года стала возможна не только потому, что царь был слаб, а немецкий генштаб — богат. Революция состоялась потому, что коммунистические творцы смогли раскачать закоснелый мир, предложить ему новый проект жизни, новый метод, новый стиль, перечеркнувший прошлое.
Новый стиль дышал во всем, что делали большевики: в стачках и маевках, в залпе "Авроры" и атаках Первой Конной, в названиях городов и дизайне шрифтов, в стихах Маяковского, живописи Петрова-Водкина, архитектуре Мельникова. Он сквозил в социальной инженерии великих строек, субботников и коммун, в мечтах о всемирной революции и о городе-саде, о Красном рае и космическом расселении человечества. Народ шел за большевиками, потому что они вели его в будущее.
В то время слово "красный" было синонимом слова "авангардный". Сегодня коммунистическая идея ассоциируется больше с анпиловской старушкой, с выцветшей "Правдой", с мастодонтом Кастро.
Как исправить ситуацию? Как не отстать от времени четвертой мировой войны, Интернета, генной инженерии, "Матрицы" и полета на Марс? Как не впасть в лужковско-путинский новодел кринолинов, ботфорт и сусального золота?
Каким должен быть Новый Стиль патриотической оппозиции? Стоит ли создавать его на обломках старой эстетики — красной ли, белой — или же лучше отринуть надоевшее старое и придумать нечто невиданное? Новые цвета, новые песни, новые лозунги, новые марши, новые эмблемы? Каким новым средством, словом, делом можно разбудить людей? Что и как должно быть написано на плакате русского патриота XXI века, чтобы за право нести такой плакат ему не жалко было отдать жизнь? Под какими лозунгами должен идти на выборы НПСР?
Александр Проханов
Материалы подготовил Денис ТУКМАКОВ
10 июня 2003 0
24(499)
Date: 10-06-2003
Author: Андрей Райков
ЮБИЛЕЙНАЯ БОЙНЯ В ПИТЕРЕ
18 мая питерские антиглобалисты планировали провести митинг и шествие по центру города под лозунгами "Нет полицейскому государству" и "300 лет без Буша и Путина". В назначенный час у Вечного огня на Марсовом поле собралось около ста человек. Большинство собравшихся составили активисты Национал-большевистской партии. Также были представители Региональной партии коммунистов, Федерации социалистической молодежи и Авангарда красной молодежи. Организаторы митинга своевременно подали заявку на его проведение и не получили отказа от городских властей. Митинг закончился, едва начавшись. Неизвестно откуда взявшиеся люди в штатском (как позднее выяснилось, сотрудники УБОПа) безо всякого предупреждения начали "винтить" ораторов.
Звери в масках напали на нас неожиданно, выросли как из-под земли и стали избивать всех подряд, не разбирая, кто перед ними — молодой или старый. Всех погрузили в машины и повезли в отделение. По дороге и в самом отделении продолжались жестокие избиения. Потом всех раскидали по камерам, и я очутился в переполненной хате вместе со своими товарищами. Через некоторое время из камеры начали дергать людей для проверки паспортных данных, снятия отпечатков пальцев и т.д.
Затем меня повели на первый допрос. Я оказался в небольшой комнате на втором этаже отделения милиции, и передо мной сидели хорошо знакомые нам сотрудники УБОП (они в последнее время присутствуют на всех наших акциях), точнее — сотрудники отдела по борьбе с экстремизмом и терроризмом. Для начала мне сказали, что они давно за мной наблюдают, что я им давно известен. Начали серьезно давить на психику, требовать информации о деятельности партии и ее активистов. После того, как я отказался давать показания и сослался на статью 51-ю конституции, мне начали угрожать. Сказали, что внизу стоит автобус с бойцами СОБРа, и если я не хочу по-хорошему, то будет по-плохому. Грозили, что засунут меня в этот автобус, и я все равно им все расскажу. Дали две минуты на размышления, потом снова спросили: "Ну что, 51-я статья конституции, или будем общаться?". "51-я статья", — ответил я. После такого ответа меня повели вниз, велели встать лицом к стене и ждать. Выяснили, что автобус еще не подъехал, и опять кинули в камеру. Я рассказал своим товарищам о первом допросе, и буквально через несколько минут меня повели на второй допрос. Вернее, поначалу это был не допрос, а такая общая беседа об идеологии национал-большевизма. В комнате присутствовал, видимо, весь отдел по борьбе с экстремизмом, включая и его начальника — А.В.Чернопятова — именно он отдавал приказ на разгон мирного митинга. После "доброй" беседы мне было сказано следующее: "У тебя было время подумать: будем общаться или нет, в твоих интересах нам рассказать о деятельности НБП". Я опять отказался, сославшись на 51-ю статью конституции. После этого убоповцы рассвирепели и стали наперебой на меня орать. "Сейчас тебе покажут, что к чему! Тебя будут так бить, что ты будешь молить о пощаде, на коленях просить, чтобы тебя больше не били. Тебе это надо?" Я промолчал, и они повели меня во внутренний двор, где и стоял тот самый автобус с собровцами, предположительно с теми, кто нас разгонял на Марсовом поле и измывался в отделении милиции. Меня впихнули в автобус, где находилось несколько амбалов в масках, дверь за мной закрыли.
То, что началось потом, нельзя назвать просто избиением — это была самая настоящая пытка, мое состояние можно было сравнить с состоянием животного на скотобойне. Начали наносить удары руками и ногами по всему телу, били так, чтобы оставить как можно меньше следов, но, тем не менее, следы остались во множестве. Меня душили, били по ушам, выдавливали глаза. На время пыток меня превратили в самое настоящее животное, которое забивают, которое страдает, ревет, орет, мычит от боли. Я жил уже какими-то инстинктами. Но от человека у меня оставалась твердая мысль: "Надо терпеть, другого выхода нет". Избитый, я лежал на полу, время от времени меня приподнимали и наносили новые удары по лицу, грудной клетке, почкам, печени. Но одному из извергов этого показалось мало, и он схватил мою руку и сломал ее о свое колено, затем уже сломанную руку стал выворачивать и ломать пальцы. Боль была невыносимой. Я орал. После того, как они сломали мне руку, они попытались сломать и ногу, но так как это было намного сложнее, то один из них стал методично бить по ноге, стараясь попадать в одну точку, чтобы усилить мучения.
Сколько продолжались истязания, я уже понять не мог. Четко помню, что через определенный интервал открывалась дверь автобуса, появлялась голова одного из убоповцев, который меня ранее допрашивал, и спрашивала меня: "Ну что, статья 51-я конституции или будем общаться?". В ответ я мычал: "51-я статья конституции". Дверь закрывалась, и пытки продолжались. Также я твердо помню, что в то время, как меня били, в автобус заглядывал и подполковник Чернопятов, то есть он точно знал, что творят его подчиненные.
Через неопределенное время меня выволокли на улицу и сказали: "Перерыв 15 минут, и снова в автобус". На улице со мной состоялась последняя "душеспасительная" беседа. На того человека, который ее вел, я уже смотреть не мог, я смотрел в небо, снова превращался в человека и внутренне готовил себя ко второму "сеансу". На все доводы убоповца разбитыми губами я ответил: "Вы мне предлагаете стучать, я не стукач и не предатель". В ответ мент обозвал меня последними словами и начал объяснять разницу понятий "стучать" и "помогать следствию". Все это время рядом стоял еще и один из собровцев и свирепо орал на меня.
После того, как они увидели, что их пытки не дают результата, меня повели обратно в отделение милиции и бросили в одну из камер. Мои товарищи оказали мне первую медицинскую помощь. К моему удивлению, в отделение милиции уже приехала “скорая”, так как я был настроен, что меня в таком состоянии бросят суток на пятнадцать. Врачи констатировали сложный перелом руки, ушибы грудной клетки и другие повреждения. На машине "скорой помощи" меня увезли.
Вечером в больнице под наркозом мне был наложен гипс. Примечательно, что когда я очнулся от наркоза, у меня было ощущение чего-то абсолютно белого, воспоминание об общении с кем-то или чем-то запредельным. Я почувствовал прилив сил и энергии, хотя физическое мое состояние оставляло желать лучшего. По прошествии некоторого времени, когда я уже отлежался в больнице, я понял, что прошел травматическую инициацию. Это была проверка на прочность, проверка моей веры, веры в партию. На больничной койке лежал уже настоящий национал-большевик.
