Вы, Афанасьев, не только молчали, но и потворствовали, помогали кремлевскому предателю. Его место ныне — на скамье подсудимых вместе со всем его кагалом. Хотя бы за то, что до сих пор творится в Чечне. В чем там причина безмерных жертв, по которым голосит и заливается слезами вся Россия? Да только в том, что Ельцин в страхе за свою шкуру и власть выгнал из армии всех честных, смелых патриотов, всех умных, высококвалифицированных генералов, а оставил только служак, смотрящих ему в рот. И только их он продвигал по службе, только их повышал в званиях да награждал. Ярчайший пример того — соломенный генерал-полковник Степашин... И кровавый результат мы видим теперь.
Сорокина всё допытывалась у тех, кто хочет посстановить памятник: "Ну чем Дзержинский может вам помочь? Ну чем? Ну чем?" Её поддержал некто в малиновом сюртуке, кажется, по фамилии Бунимович: "Вот стоит у МВД памятник Ленину, и Владимир Ильич не помогает ловле преступников. Я не уверен, что памятник Дзержинскому поможет наведению порядка..." Нет, разлюбезные, поможет, как свидетельствует Сванидзе, — наведением страха на вашу публичку. Очень вероятно, что все вы по примеру Станкевича разбежитесь кто куда (если, конечно, солдаты Дзержинского не успеют вас переловить). Очень поможет!
И вот 7 июля, в день Предтечи и Крестителя Господня Иоанна в Думе состоялось голосование о памятнике. И представьте себе, половина депутатов выразила желание восстановить его, и только четверть во главе, разумеется, с Явлинским и Хакамадой — против. А остальная четверть под руководством известного мудреца Примакова улизнула от голосования. Не хватило всего лишь 33 голоса! Говорят, в этот же день у Новодворской и Сорокиной случился заворот кишок, хотя у них как раз был "разгрузочный день", — как видно, от злости и печали. У Сванидзе пошло бурное развитие вшивой болезни, а у Киселева она началась...
Вечером их общий клановый ужас выразил всегдашним голосом евнуха ежедневный сотрясатель воздуха на ТВЦ, именующий себе Млечиным. Он отметил мужество Явлинского и Хакамады. Ясное представление об умственных возможностях оракула ТВЦ дает одно его заявление в этой же передаче. В тот день на 93-м году жизни умерла в Германии знаменитая советская разведчица Рут Вернер (Кучинская). Сперва назвав её Каминской, потом поправившись по бумажке, оракул, не приведя ни одного факта, не назвав ни единой фамилии, как всегда самоувереннно, заявил, что "её очень не любили в нашей военной разведке" и она там "вызывала особое раздражение". Это почему же? Ведь она давала ценные сведения. А потому, видите ли, что была еврейкой. Ах, вот оно что! Ну это нам в ушах навязло еще с тех дотелевизионных времен, когда один заика жаловался, что проклятые антисемиты уволили его с работы на радио, где он в поте лица своего трудился диктором. Однако возникают вопросы. Во-первых, Каминская, как хотел было Млечин назвать разведчицу, фамилия действительно еврейская, но Кучинская — совершенно не обязательно. Кто не помнит обворожительную советскую гимнастку Наташу Кучинскую! Во-вторых, если Рут Вернер все-таки действительно была еврейкой, то как она могла с довоенных времен и всю войну не то что добывать для нас секретные сведения в каких-то важных секретных инстанциях, но и просто выжить в фашистской Германии? Вы, что ж, месье Млечин, ставите под сомнение Холокост? Смотрите, засудить могут...
А он дальше: "Генералы ГРУ были очень раздражены, что в истории советской военной разведки так много иностранных фамилий. За этим стоит незнание и непонимание собственной истории, стоит неспособность гордиться тем, что иностранцы готовы сражаться за твою родину..." Нет, любезный, за этими словами не стоит ничего, кроме убожества черепной коробки их автора: награждать в своем воображении таким тупоумием разведчиков может только тупица недостижимого класса. Все разведки мира всегда радуются и гордятся, если им удаётся привлечь на свою сторону иностранцев. А ведь у этого Млечина здоровенные книги о КГБ. Вот на таком мыслительном уровне. Интересно, что думает об этих сочинениях критик Ирина Владимировна Млечина...
Так вот, в ужасе от итогов голосования в Думе этот млекопитающий заявил, что хотя при Ленине и Сталине Дзержинский возглавлял Высший совет народного хозяйства (ВСНХ), то есть "руководил всей промышленностью", но сейчас "по своим экономическим взглядам ему ближе всего были бы Гайдар и Чубайс..." Боже милосердный! Да это все равно, как сказать, что по своим военным взглядам Маршалу Жукову сейчас ближе всех был бы Степашин. А у Гайдара ведь вообще никогда экономических взглядов не было и нет. Недавно в этом он сам признался в одном большом интервью. В молодости, сказал, венцом творения считал советскую систему. Потом поехал с отцом в Югословию, и там решил, что венец-то — югославская система. Позже побывал в Венгрии и пришел к выводу, что экономическая истина — там! Ну а сейчас, говорит, "по понятным причинам" самой лучшей считаю китайскую модель. Таков реформатор Гайдар. А с Чубайсом Феликс Эдмундович вообще стал бы разговаривать только в кабинете на Лубянке. И совсем не об экономике...
Итак, не хватило только 33 голосов. В следующий раз они найдутся. Хакамада и Явлинский под давлением суровых обстоятельств пересмотрят свою позицию и будут уже "за". Памятник восстановят. И тогда произойдет примерно то самое, что описано в финале пушкинского "Каменного гостя".
В Думу входит статуя командора (Дзержинского). Дона Анна (Хакамада) падает.
Дон Гуан (Явлинский): О Боже! Ирина Моцуоковна!
Статуя (Дзержинский): Брось её. Все кончено. Дрожишь ты, Дон Гуан.
Дон Гуан (Явлинский): Я? Нет. Я звал тебя и рад, что вижу.
Статуя (Дзержинский): Дай руку.
Дон Гуан (Явлинский): — Вот она... О, тяжело пожатье каменной его десницы! Оставь меня — пусти мне руку... Я гибну — кончено — о Дона Хакамада!
Селезнев объявляет перерыв для консультаций.
Валерий Легостаев ГИБЛЫЙ СЪЕЗД (К 10-Й годовщине ХХVIII съезда КПСС. Окончание. Начало в № 28)
“России душу омрачая,
Враждуют призраки, но кровь
Из ран ее течет живая...”
Максимилиан ВОЛОШИН
6
Год 1989, предшествовавший ХХVIII съезду, был ознаменован качественным изменением характера отношений между Центральным Комитетом КПСС и теми, кого было принято называть "партийной массой". Региональные партийные организации, с одной стороны, а Центральный Комитет, его Политбюро и Генерального секретаря, с другой, окончательно разделил ров глубокого недоверия. Этому способствовала не в последнюю очередь телевизионная трансляция заседаний Съезда н/д СССР, на которых Горбачёв как генсек ЦК и другие высшие партийные руководители демонстрировали малодушие и позорную беспринципность перед лицом шквальной атаки на КПСС своры проплаченных теневиками разнопёрых антисоветчиков, националистов, сепаратистов и заурядных шизофреников.
Ярким симптомом опасного раскола между партией и её мартовскими вождями стало резкое нарастание числа коммунистов, демонстративно заявлявших о своём разрыве с КПСС. Уже в 1988 году сдали свои партийные документы 18 тысяч человек, что впятеро превысило аналогичный показатель 1985 года. Признаком особо тяжелого характера кризиса в отношениях между партией и её ЦК служило то, что более половины среди вышедших из КПСС составили рабочие, а в таких регионам, как Бурятия, Карелия, Красноярский край, Магаданская, Новгородская, Сахалинская, Тюменская области, доля рабочих в общем числе "покидантов" достигала 70 процентов. В следующем, 1989 году, сдали партийные билеты уже 136,6 тысяч человек. Впервые за предыдущие 50 лет в этот год началось абсолютное количественное сокращение КПСС.
В первом полугодии 1990 года о своём разрыве с партией заявили 366,4 тысячи человек. К моменту открытия ХХVIII съезда в организациях КПСС насчитывалось чуть более18 миллионов человек, то есть за предыдущие полтора года партия уменьшилась количественно на миллион. Чтобы больше не возвращаться к этой теме, замечу, что после ХХVIII съезда, как реакция на его предательские решения, процесс оттока из КПСС принял обвальный характер. Накануне событий августа 1991 года в партии, по самым оптимистическим оценкам, оставалось уже не более 15 миллионов человек, дезорганизованных и деморализованных, бессовестно преданных своими вождями.
7
Вернусь, однако, к событиям накануне съезда. В охватившей тогда большинство партийных организаций тревожной атмосфере недоверия к Горбачёву и ЦК возник спрос на лидера, способного стать альтернативой переродившемуся генсеку. На этом фоне в июле 1989 года всеобщее внимание неожиданно привлёк к себе Николай Иванович Рыжков, ранее подчёркнуто безучастный к внутренним проблемам КПСС. На совещании партработников в Кремле, одном из тех, которые периодически собирал Горбачёв, чтобы выпускать пар накопившихся к нему претензий, Рыжков выступил с речью, в которой неожиданно для него как председателя Совета Министров уделил большое внимание проблемам партии. Хотя и с оговорками, но тем не менее впервые на мероприятиях подобного рода он произнёс вслух слова: "Партия в опасности!". Мало того, перед лицом партийных секретарей, в полной тишине внимавших его выступлению, Рыжков призвал Горбачёва уделить больше внимания своим партийным обязанностям, доверив экономику заботам правительства. Ошарашенный столь необычным поведением премьера Горбачёв был вне себя.
