Полковник Константин Васильев, во время теракта на Дубровке предложивший себя в обмен на детей, был зверски убит боевиками - и теперь его фотографии мироточат, что свидетельствует о том, что Господь не ждет земной канонизации и прославляет своих воинов на небесах, пополняя сонм русских святых.
Владыка Иоанн (Снычев), прозванный в народе "русским Златоустом", принял на себя, множество злокозненных ударов ради того, чтобы одолеть смуту и установить "самодержавие духа". Своим жизненным и пастырским путем митрополит Иоанн связал три русские реки, три русские артерии: Урал, Волгу и Неву - три русских города: Оренбург, Самару, Санкт-Петербург, которые в разные эпохи стали символами приращения Империи. Владыка Иоанн знал, что удержать это имперское единство не в силах ни меч, ни монета - во все времена его скрепляла молитва. И чем злей и коварнее становились враги, тем горячее и усерднее была молитва "русского Златоуста".
Старцы Иоанн Крестьянкин и Николай Гурьянов, подобно Иоанну Кронштадтскому, прозрели грядущие скорби и испытания уже нового века. Но оба говорили о преодолении всех смут и обретении Божественного света: "Вера станет нам спасительным ковчегом, где кормчим будет Сам Господь, Который проведет нас к вратам праведности. И исчезнет страх, с которым взираем мы в завтрашний день, ибо, что такое он, этот завтрашний день, если верующему в Бога и живущему в Боге обещана вечность" - поучал о. Иоанн Крестьянкин. И вторил ему о. Николай Гурьянов, видевший в России дом Божий: "Мы с Вами, мои драгоценные, самые счастливые, потому что Господь с нами, Царствие небесное здесь и Ангелы Божии рядом".
Все это духовные ратники, наши ходатаи перед Богом, которым уже написаны, или, веруем, будут написаны иконы и акафисты. Но по мысли Александра Проханова, "помимо канонических русских святых, которым посвящаются алтари, лики которых украшают росписи храмов, существуют неканонические святые".
Так, "все миллионы погибших советских солдат, одолевших вселенскую тьму, были коллективным Христом. Они взошли на крест и спасли род людской. Православные ждут второго пришествия, а оно уже состоялось". И это второе пришествие выражено Прохановым в перефразированном четверостишии классика:
Отягченный трехлинейкой,
Всю тебя, земля родная,
Бог в солдатской телогрейке
Исходил, благословляя.
Так, форсированный Днепр вновь оказался купелью, где советских солдат крестил сам Господь, где они приняли мученическую смерть и обрели чертоги небесные. Так, Брестская крепость и дом Павлова уподобились первохристианским катакомбам, а Мамаев курган стал русской Голгофой.
Свою золотую нить в небесный покров над Россией вплели и русские сладкопевцы - поэты, "которые находятся в прямом общении с Богом, есть посланцы Бога, несут в народ благую весть, когда церковь дремлем алтари остывают, лампады меркнут. Разве не святые Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Гумилев, Есенин? Разве их стихи - не псалмы, обращенные к Богу? Многие из них умерли мученической смертью".
Поразительно, но в каждом стихотворении Пушкина, каким бы стихотворным размером оно ни было написано, слышится: "Отче наш, иже еси на небесех". И только русский поэт способен "в небесах видеть Бога". Только русский поэт может узреть Божий лик в водах "последнего катаклизма". Только русскому поэту ведомо, "сколько музыки у Бога". Только русскому поэту открыто, что "Господне слово лучше хлеба питает нас".
От разрыва и попрания небесный покров уберегли смиренные труженики, ратники за Отечество, своим трудом, дерзновением и самоотречением возвеличившие Родину. Они изменили ход земной истории, раздвинули границы земного пространства, устремили ось времени в бесконечность. Не пожалев жизни временной, они обрели жизнь вечную, как Юрий Гагарин: "Гагарин перенес земную историю в космос. С этого момента земная история России стала историей космической. Любое деяние, любой поступок, совершённые на земле, меняют весь космос. Юрий Гагарин - святой. Он не погиб в авиационной катастрофе, а живым был взят на небо. Когда мы слышим летний гром за высокой синей тучей, мы знаем - это летит Гагарин, и его след в небесах отмечен радугой".
Они, будучи великими в своем созидании, имели редкое нестяжательство в повседневной жизни. В их мечтах и созерцаниях было что-то не от мира сего. Их разумом одухотворялась материя, когда, казалось, приклад автомата способен был ожить и стать зеленой веткой. Таков был оружейник Михаил Калашников: "Он был блаженным. Это бывает со святыми людьми, когда к старости из них излетает всё материальное, всё земное и тяжёлое, и остаётся только тихое свечение и сострадание, и любовь. И вместо криков "ура! вперёд! мы победили!", он тихо бродит по осеннему саду в потёртых валенках и негромко повторяет невесть кому: "Братья, любите друг друга!"".
И в подобной сакрализации нет ничего еретического - есть лишь устремление русского духа к чертогу небесному через заветную лествицу, где ступенями стали русский труд, русский штык, русский стих и русская молитва. И этот чертог хранит молитву, в которой предки и потомки из империи в империю соборно хвалят Бога во святых Его.
Илл. Икона "Собор всех святых, в земле Русской просиявших"
Фёдор Гиренок
6 ноября 2014 9
Культура Общество
Со дня рождения Ницше прошло 170 лет. Мир изменился. Изменилось ли восприятие идей Ницше? Перечитывая Ницше, я попробовал ответить на этот вопрос.
Изъятие из мира сущего
В "Несвоевременных размышлениях", рассуждая о Шопенгауэре как воспитателе, Ницше писал: человек "есть существо тёмное и сокровенное: если у зайца есть семь кож, то человек может семижды семьдесят раз сдирать самого себя, и всё же не сможет сказать: "Вот это - подлинно ты. Это уже не оболочка".
Натуральное в человеке - это, если я правильно понимаю Ницше, оболочка, но подлинное в нем носит не натуральный характер. В человеке есть кровь, но суть человека не в крови, а в сокровенном. Ницше знал об изъятии человека из сферы сущего, он знал, что в человеке есть что-то, чего нет среди того, что есть. На это знание указывают его слова о человеке как существе темном и сокровенном. И он захотел вернуть "темное" человека "прозрачной" природе. Захотел заново его натурализовать, то есть сделать "зайцем". Но этой натурализации всегда мешает субъективность, которая посредством воображаемого вытесняет реальное. Ницше не знал, что с ней делать.
Сверхчеловек
Сверхчеловек - это двойное изъятие человека. Во-первых, он изымается из природы. А во-вторых, он изымается из человечества. В первом случае возникает отношение к самому себе. Во втором - у него пропадает чувство принадлежности к человечеству. Он один, а человечество само по себе не существует.
Заратустра и есть это двойное изъятие. Чтобы понять Заратустру, равно как и сверхчеловека Ницше, нужно, на мой взгляд, иметь в виду две вещи. Во-первых, решить вопрос о соотношении смысла и бессмысленности. Если мы полагаем, что смыслы предшествуют бессмыслице, то мы выражаем самую распространенную точку зрения, которая не нуждается в сверхчеловеке. Если мы лишим смысла все сущее, и прежде всего человека, то мы не можем уже удобно сидеть на нем, нам нужно будет его получить из ничего, но для этого нужно будет решиться преодолеть бессмыслицу. Кто это делает? Сверхчеловек. Во-вторых, в мире для всего есть причина, в нем нет ничего беспричинного. И одновременно все в нем случайно. Но есть вещи, которые существуют, если мы хотим, чтоб они были. И тогда эти вещи, будут держаться волей. Кто будет источником этой воли? Сверхчеловек.
Одиночество Заратустры
Заратустра жил обычной жизнью неевропейского человека, то есть он верил в Бога и соблюдал неписаные правила общежития. Но в 30 лет с ним что-то случилось. В нем, как говорит Ницше, проснулось сознание. Заратустра задумался и стал избегать людей. Почему? Потому что нельзя думать в стаде, на людях, в присутствии множества других. Думать - значит, вступать в разговор с собой. Говорить с собой в присутствии другого - значит, быть сумасшедшим.
Другие нас заставляют не думать, а прикидывать, рассчитывать, выгадывать. Внешнее заставляет нас соображать, то есть соотносить себя с тем, причиной чего мы не являемся. Общество вообще возникает для того, чтобы люди меньше воображали и больше работали. Реальность приставляет к человеку другого с тем, чтобы он не мог остаться наедине с собой. Каждый должен сыграть какую-нибудь роль в социальном спектакле. Заратустра тоже играл в нем свою роль и до 30 лет не знал, что значит быть собой.
