— Да, не всегда… — было видно, что Борзому неприятен разговор с язычником. — Бывает, что раненый в голову человек успевал выдернуть кольцо с чекой или зажать спусковой крючок на автомате. Бывали случаи, когда человеку из-за такого ранения удаляли часть мозга и он оставался вполне функциональным. А бывает, что на всю жизнь дурачком остаётся, если выживет. Всё индивидуально, нет стопроцентной уверенности, под которую попадает ранение в голову.
— А максимально уязвимые области при попадании в голову какие?
— Ну… — Борзый ненадолго задумался. — Ранение в голову в любом случае выведет бойца из строя. А если говорить о таком попадании, после которого не будет никакой мышечной реакции, то это область уха, если в профиль, и место между верхней губой и носом, если в лицо стрелять. Это при условии, что стрельба ведётся в одной плоскости, не с возвышенности. Таким образом поражается мозжечок головного мозга, либо связь между продолговатым мозгом и позвоночником в основании черепа, и наступает мгновенная смерть. А с чего такой интерес?
— Да этот пидор, который вашего парня вальнул, ещё и нашего комода снял. Прострелил ему челюсть, морда — в кашу. Его в Скельбию увезли. Если и выживет, то калекой на всю жизнь останется.
— Да, — кивнул Борзый, — в строй он уже точно не вернётся. Думаешь, бабуин целился в голову и промазал?
— Нет, — допив чай, Куница разминал сигарету, — думаю, он специально так выстрелил. Помучить. А тех, кто к нему на помощь идёт — снять. Я с таким на Донбассе сталкивался. Завёлся у нас тогда возле позиции снайпер. Ушлый, сука. Ранит кого-то, дождётся, пока кто-то помочь раненому приблизится, валит обоих и уходит. Так маскировался и уходил, что никто ничего заметить не мог. К нам тогда двух разведосов из Рязани занесло первой волной добровольцев. Они неделю ползали по его возможным позициям. У них были такие накидки интересные, из термофольги. Как потом оказалось, не зря они их с собой таскали. Выловили они этого снайпера и на нашу позицию приволокли. Он оказался польским наёмником с какой-то крутой винтовкой и тепловой оптикой.
— И? — больше для проформы, уже понимая концовку, спросил Борзый.
— Ну и… — Куница улыбнулся. — Ты же сам знаешь, в военное время снайперов в плен не берут. Соответственно, и о его поимке никому не докладывали. Я тогда такой же сувенир себе взял, какой и вашему Маге принёс.
Во дворе началось шевеление — подъехала машина с технической водой. Кто-то уже снимал с себя одежду, кто-то бежал искать тазик. Заполнив кубовик и несколько пластиковых бочек водой, машина уехала, и начался обычный в таких случаях движняк. Голые или в одних трусах, бойцы носились по двору с тазиками и своими вещами в руках. Всё, что было найдено в доме и имелось с собой для создания пены, шло в ход — от шампуня до моющего средства для посуды.
Глядя на эти исхудавшие фигуры с загорелыми руками и затылками, я невольно усмехнулся. Вот бы удивились любители всяких боевиков, увидев, как действительно выглядят люди на войне. Здесь нет рельефных качков с лихими татуировками и сигарой во рту. Нет «коммандос», разодетых с ног до головы по последнему писку тактикульной моды. Нет дешёвых и показушных разговоров о патриотизме и величии страны, за которую готовы умереть. Для этих людей в запыленных горках и стоптанных кроссовках сейчас радость — это поесть, помыться и выспаться.
Быстро помывшись, я отложил стирку на потом, так как подходило время сменить на фишке Магу.
— Парни, соберитесь сюда поближе! — позвал всех Камрад, стоя посередине двора.
Бойцы прекратили галдёж и обступили своего командира. Даже моющийся под кубовиком Выдра выключил воду, чтобы не шуметь.
— В общем, так, мужики. Я должен сейчас уехать. Когда вернусь — не знаю. Сегодня до конца дня второе отделение переберётся в соседний дом. Потом вместе сделаете проход в дувале, чтобы объединить оба участка. До того момента старшим тут останется командир третьего взвода Мономах. В представлении он не нуждается, вы все его знаете. После окончания обустройства обоих участков, командование возьмёт на себя мой зам, Гремлин. Всё понятно? Вопросы есть?
Вопросов не было. Камрада вызывали на разбор для поиска ответов на два извечных русских вопроса. По очереди пожимая руку каждому бойцу, взводный улыбался. Но эту улыбку он из себя выдавливал через силу. Уже в воротах он повернулся ко всем и крикнул:
— Берегите себя, мужики!
Сев во взводный УАЗ «Патриот» с неизменным Баcтой за рулём, Камрад укатил на базу отряда. Я, поднимаясь на второй этаж дома, чтобы сменить на фишке Магу, уловил запах горелого мяса. И мяса не животного. Этот запах я узнаю из тысячи. Сидя на корточках над горевшей на жестяной подставке таблеткой сухого спирта, Мага держал над огнём нож с нанизанными на него человеческими ушами, уже почерневшими и обугленными.
— Мага… — тихо позвал я кабардинца. — Я надеюсь, ты их не жрать собрался?
Глава 14
Шкура шакала
Времена меняются. Теперь за те же деньги Иуда целует тридцать человек.
© Михаил Туровский
Ночной воздух стал холоднее, и заступать на фишку приходилось уже в бушлате. Осмотрев прилегающую территорию в ПНВ, я поднял воротник бушлата, закрывая шею от порывов холодного ветра. Вой голодных и озябших шакалов, бродящих недалеко от посёлка, время от времени нарушал ночную тишину, перекатываясь с северной части посёлка на западную и обратно. Этот вой подхватывался ими по очереди, создавая акапеллу, напоминающую пение Грузинов.
Просмотрев округу ещё раз, я закурил и, присев на корточки, упёрся спиной в стену веранды. Странно, сигарета казалась какой-то безвкусной. Достав из кармана телефон, я решил отправить пару sms-ок домой, надеясь, что моя Nokia словит постоянно падающую сеть. Набирая текст, я услышал поднимающиеся по лестнице шаги. Хм… Кому там не спится? До смены дежурства ещё рано… Но поднимавшийся ко мне на наблюдательный пост был не один из бойцов нашего взвода. Почему-то гулко, как в берцах, шлёпая голыми ступнями по ступенькам, на веранду поднимался маленький мальчик. Несмотря на ночную осеннюю прохладу, на нём были только светлые шортики и полосатая футболка. Левый рукав футболки свисал с плеча — руки не было. Повернувшись ко мне, мальчишка стал приближаться и тихо говорить:
— Русс… Русси…
Медленно подходя ко мне, он вытянул правую руку и, указывая на меня указательным пальцем, продолжал тихо говорить:
— Дай, русс… Дай… Моё…
Мне хотелось встать и позвать кого-нибудь. Как сюда попал гражданский? Да ещё и ребёнок! Но я не смог разогнуть ноги, а крик так и застрял в онемевшей глотке. Посмотрев вниз, я увидел на коленях вместо своего автомата детскую руку, оторванную по локоть.
Подойдя ко мне вплотную, мальчик здоровой рукой взял меня за бушлат и с силой рванул на себя. Так сильно, что моя голова дёрнулась назад.
— Проснись, твою мать! Ты чего орёшь?! — тряс меня за грудки Шум.
Вытаращив на него глаза, я приходил в себя, понимая, что это сон. Сон, который меня теперь долго не оставит в покое. Часы показывали половину пятого по местному времени, до моего дежурства на фишке оставалось ещё полтора часа. Но уснуть я уже не надеялся. Не завязывая шнурки берцев, я вышел во двор и закурил. Пот стекал по спине и груди, а прилипшая к телу тельняшка неприятно облегала.
Промучив меня три года, ночные кошмары прошлой жизни странным образом исчезли сразу, как только я приехал сюда. И вот снова: «Здрасьте вам через окно»!
По-быстрому постирав тельняшку, я повесил её на одну из натянутых бельевых верёвок во дворе и пошёл искать в своём шмурдяке вторую тельняшку и термуху. Переодевшись в чистые и сухие вещи, я взял свой автомат и поплёлся на веранду второго этажа. Сменив на ней Папая, смотревшего на меня непонимающим взглядом, я попросил его не будить Магу. Объяснять ничего не хотелось, пусть поспит. И за него, и за себя отдежурю.
