— Первый раз в Чистилище? — поинтересовался главарь.
— Бывал раньше. С год назад.
— Ну да? — не поверил тот. — Ты же просветленный.
— Длинная история, — пацаненок путался у Мити под ногами, хватал за руку. Митя сам не понимал, зачем тащит его с собой. Главарь, безусловно, прав: дети Москвы опаснее ядовитых тараканов — ужалят и не уследишь, но Митя теперь часто поступал неадекватно. В свою очередь он спросил:
— Твои люди. На каком коде?
— Ни на каком. На них не дейс
твует глубинная стерилизация. Почти животные.
— И как объясняет это наука?
— Науке пока не до нас, — усмехнулся главарь. — Мы для нее отработанный материал. Вторичная переплавка...
Когда сквозь курчавые дымки горящих свалок проступили черные шпили Самотеки, главарь остановился. Удержал Митю за плечо. Остальные отщепенцы сбились в кучу в отдалении.
— Все, дальше нам ходу нет, — он теперь чем-то неуловимо напоминал Мите учителя Истопника. Неторопливость речи, внимательный взгляд, внушительность жеста.
— Скажи, ты правда от Марфы? Это не блеф?
— Не сомневайся, от нее.
— Разговаривал с ней?
— Как с тобой, — блаженно улыбнулся Митя.
— И какая она?
— Спроси что-нибудь полегче, — предводитель нахмурился, погрустнел, и Митя, понимая его состояние, добавил:
— В конце концов, командир, разве так важно, какая она. Важнее, что существует.
Предводитель тяжко вздохнул, как проснулся.
— Конечно, я тебе не верю, гонец, но слушать приятно... Да, чуть не забыл. У Деверя есть двойники, не попадись на эту удочку.
— Лабораторные?
— Какие же еще. Говорят, по виду не отличишь.
— Отличу, не волнуйся, — по
вернулся и пошел. Ваня Крюк за ним. Едва отошли на безопасное расстояние, облегченно забулькал.
— У-уф, страшно было, а тебе, босс?
— Не очень... Чего боялся?
— Да ты что? Они все отвязанные, человечину жрут. Я на плакате видел. Отрежут ногу или руку — и хрум, хрум. Даже не варят, сырятиной едят... Как думаешь, почему они башли не взяли?
— Где их тратить?
На Самотеку прошли длинным, закопченным проходным двором, как из тени в свет, и сразу окунулись в буйство праздничного дня. Мите повезло: они оказались на площади, окольцованной громадными рекламными плакатами, где предлагали себя на продажу в суточное рабство гулящие девки, то есть те из горожанок, которые еще надеялись зашибить копейку старинным женским ремеслом. Одна за другой под ритмичную музыку выскакивали на дощатый помост и демонстрировали свои прелести, кто как умел. Некоторые, помоложе, успевали исполнить стриптизик, более зрелые матроны, не полагаясь на свою сноровку, выбегали уже полуголые — каждой отводилось на показ три минуты, что было вполне оправданно: иначе не успели бы попытать счастья все желающие. Покрутившись на помосте, очередная стриптизерша выкрикивала свою цену, и толпа зевак, сгрудившаяся на площади, отвечала доброжелательным ревом и свистом. И хотя цены были бросовые, торговля шла худо, можно сказать, вообще не двигалась. На площади в основном скопилась раздухарившаяся чернь, у которой не было денег на лишнюю дозу дури, не то что на рабыню. Однако это обстоятельство ничуть не снижало накал невольничьих торгов.
Митин план розысков заключался в том, чтобы пустить слушок впереди себя: дескать, какой-то чудик-приезжий активно ищет контакта. Слух, разумеется, дойдет до Деверя, и тот сам выйдет на связь, если захочет. Если нет, придется придумать что-то другое. У плана был единственной, но большой недостаток: глазастая, ушастая агентура миротворцев может опередить Деверя. Смехотворный риск по сравнению с тем, что Мите предстояло сделать в ближайшие дни.
Оглядевшись, он выделил среди гомонящей, веселящейся публики смурного мужика с черной бородой, держащегося как бы поодаль. То ли от халявного пива, то ли от утренней дозы вид у него был обалделый. Митя послал пацаненка, чтобы привел мужика. Ваня Крюк выполнил поручение с неохотой, он увлекся торгами и уже минут пять уговаривал купить "вон ту сисястую". "Зачем она тебе?" — удивился Митя. "Как зачем, как зачем? — ершился угорелый мальчуган. — Красивая телка, ты что?! На пару оприходуем. Обоим хватит".
Мужик приковылял и уставился на Митю мутными гляделками.
— Купить хочешь? Сколько дашь?
— А сколько просишь?
Мужик стукнул себя в грудь кула
ком, надеясь поразить возможного покупателя молодецкой удалью.
— Не ниже десятерика, парень.
Пацаненок забился в истерике.
— Старая перечница, ну заломил, да, Митрий?! Десятерик! Наглый, гад!
— Заткнись, — цыкнул на пацаненка Митя, тщетно ловя в глазной мути мужика хоть искорку человеческого сознания. Нет, мерцающая пустота.
— Хорошо, — согласился. — Дам десять баксов и сверх еще пятерку, если поможешь в одном деле.
Мужик вскинулся, как старый конь при звуках походной трубы.
— Чего надо? Говори.
Митя подобрался, пригнулся, промолвил значительно.
— Деверя ищу, понял, нет?
Мужик сник с лица, отступил на шаг. Показалось, нырнет в толпу, но жадность пересилила.
— Не знаю такого, — ответил хмуро.
— Неважно, помоги найти, пятнашка твоя.
— Покажи бабки.
Митя наугад вытянул из кармана пучок зелени. Тусклые очи руссиянина дико сверкнули, правая клешня инстинктивно дернулась.
— Риск большой, господин. Дай задаток.
Митя отшелушил два доллара, сунул в узловатую лапу.
— Сделка, сделка, — не удержался, завопил пацаненок и получил от Мити подзатыльник, перевернувший его с ног на голову. Пока вставал и отряхивался, мужик шепнул Мите.
— Купи Зинку-Сковородку. Только что выставлялась. Сотый лот.
— Хорошо, куплю... — С мужиком, который назвался Петюней, сговорились, что ближе к вечеру встретятся в таком-то месте (у шашлычной "Манхэттен" на трех вокзалах), Петюня пообещал навести справки у каких-то авторитетных бомжей, якобы владеющих запретной информацией. Митя в сопровождении неугомонного пацаненка пошел искать Зинку. По дороге пацаненок обиженно бухтел: "Как так, дяденька Митрий, отвалить за старую рухлядь такие бабки, да я бы его за трояк сделал не глядя..."
С Зинкой разговор сложился напряженно. Она только что повздорила с товаркой, схлопотала фингал под глаз и сидела на ящике из-под пива, удрученно разглядывая себя в осколок зеркала. Товарке досталось больше. Она получила пивной бутылкой по башке и в отключке, скрюченная валялась на земле. Зинка поставила на нее ногу. Несколько других продажных девок возбужденно обсуждали подробности короткой схватки. Общее мнение сводилось к тому, что Скороводка поступила правильно, замочив Муню. Оказывается, та давно возомнила о себе невесть что. И на подиуме сбивала цену, повесила на себя плакатик с 50 центами. Кому это понравится? Вот Зинке и не понравилось.
— Дельце есть, — сказал Митя девице. Зинка покосилась на него угрюмо, явно хотела послать куда подальше, но, вглядевшись, кокетливо улыбнулась. Мите она приглянулась еще на помосте: высокая, длинногоная, с круглыми, большими сиськами и видно, что из хорошей семьи, судя по чистым, промытым волосам. У большинства московских шлюх кудри, как пакля, приходится экономить на мыле.
— Отойдем в сторонку, — добавил Митя.
— Хоть отойдем, хоть не отойдем, пять баксов и ни центом меньше, — жеманно пропела Зинка, строя блудливые глазки. — Иначе девочки не поймут.
— Хочу угостить пивком, — сказал Митя.
— Приглашаешь, что ли? — изумилась девушка, и все ее подруги разом притихли.
— Ну да, что-то вроде того, — подтвердил Митя, и пацаненок у ног скорбно загудел.
Зинка вскочила. Уцепилась за Митин локоть и залилась диковатым смехом, напоминающим скрежетание колес по рельсам.
Расположились в ближайшем бистро, где над дверями висела предупреждающая надпись: "Только для туземцев". Зинка сама привела их сюда, сказав, что здесь прикольно готовят конские отбивные. Конечно, это была метафора. Как во всех подобных едальнях, предназначенных исключительно для руссиян, здесь не водилось ни официантов, ни кухни, со всем справлялась электроника: ленточный конвейер подавал дежурные блюда и напитки, стоило лишь нажать соответствующую кнопку, предварительно пустив в щель деньги. Удобство в том, что все блюда, от брюквенного салата до упомянутой отбивной с привлекательным названием "Столичная котлета по-техасски", стоили одинаково — один доллар. За бутылку водки Митя тоже заплатил оптовую цену — 50 центов. Народу в бистро не было никого, кроме них. Москвичи избегали заходить в такие шикарные пункты питания по двум причинам: из-за экономии и оттого, что слишком на виду. Стеклянные окна делали посетителей легкой добычей для какого-нибудь вольного стрелка-миротворца, вообразившего себя на охоте в родных горах или джунглях.
