Сметающий все преграды сверхмощный импульс не мог прийти из превратившихся в политическую рухлядь, наполовину сгнивших имперских центров, из помешанных на упадочной эстетике декаданса столиц. Вихри невиданных, новых энергий ворвались в русскую историю неожиданно и властно, как бы неоткуда, чтобы создать нечто, чего прежде не было на земле.
Нездешняя, высшая, внеположная человеческому началу сила вела Сталина к власти. И он — больше, чем кто-либо до него, ощущал глубинную мистику власти, был пронизан и преображен ею в готовый к апокалиптической схватке Молот Провидения. Он верил, что власть — священна, дарована Богом, и потому не разменивается на золото и нефть, не продается и не отдается тому, кто не имеет на нее право.
Власть не разменивается даже на жизнь — для посвященных в имперские мистерии жизнь без власти лишена всякого смысла. Не потому, что утративший власть становится таким, "как все люди", — эта проблема всегда беспокоила только деспотов, узурпаторов, тиранов, не имеющих права власть. Для Сталина власть была неизбежным и необходимым условием для воплощения той колоссальной исторической сверхзадачи, поставленной перед Россией высшими, небесными силами в те дни, когда еще не было ни Рюриковичей, ни славян, ни скифов, когда еще не успела начаться человеческая история. Эта сверхзадача, сокровенная сердцевина небесных предначертаний русской судьбы, стала для Сталина личным политическим проектом. Судьба России стала его личной судьбой.
И когда над Россией нависала опасность, он знал, что не имел права на поражение. Он должен был победить и он победил, вложив ледоруб в руку Раймона Маркадера, опрокинув вторгшиеся с Запада оккупационные орды, заслонив Россию ядерным щитом от испепеливших Хиросиму американских изуверов.
Он вел войну против всех "сильных мира сего", завершившуюся очевидной, безусловной и абсолютной Победой: все враги Вождя были "повержены под нози его" — нашел свою смерть бежавший на край земли Троцкий, взвилось красное знамя над рейхстагом, рухнула британская империя, с позором ушли с Севера Кореи американские дивизии. Сталин не знал, что такое "поражение", таинственным образом воплощая в себе черты всех великих русских государей прошлых времен — от Ивана Грозного до Петра Великого. Они были его учителями, его идеальными героями, которых он и превзошел далеко и безмерно, сделав все, о чем они только могли помыслить. Он успел за тридцать лет реализовать почти все исторические возможности России, когда-либо возникавшие за ее тысячелетнюю историю, придал своей Империи планетарный, космический масштаб, обозначил ее границы по линиям едва видимых с земли созвездий, удаленных от нас на десятки тысяч световых лет.
Посвященные видели в его Державе архетипический образ Рая, воплощенной гармонии и красоты. Взившиеся в небо ракеты и купола церквей, указующие своими линиями на лежащую за гранью Вселенной скрытую точку Абсолютного Света, служили маяками будущим небесным кораблям, плывущим навстречу космическому ветру. Придав России четвертое, космическое измерение, Сталин достиг невиданной доселе полноты социального творчества, превзойти которую, возможно, не будет суждено никому.
Порой кажется, что деяния Сталина совершены не человеком из плоти и крови, но иным, более высоким и совершенным существом, над которым не властны человеческие борения и страсти.
Всю свою жизнь Сталин находился в точке соприкосновения "силовых линий" истории, где пересекались мировые войны и технологические прорывы, столкновения между социальными системами и цивилизациями, революции и катастрофы. Напряжение в этой точке было накалено до высочайшего предела, плотность исторической ткани достигала критической массы, которая должна была бы взорвать, испепелить Вождя. Но случилось иное — Сталин, вобрав в себя все антагонизмы, противоречия своей эпохи, примирил их в себе, совершив замешанный на своей крови алхимический синтез. Он сумел преодолеть пронзительную дисгармоничность окружавшей его реальности и стал своего рода шарниром, сбаласировавшим планету.
Он ушел из жизни непобежденным. Ни одно государство, ни одна армия, ни один вождь не смогли навязать ему свою волю. Казалось, что империя, созданная Сталиным, будет существовать вечно, до самых последних дней земли, что ей суждены века бесконечного вертикального взлета.
Но все случилось иначе. После физической смерти Сталина против него выступила новая, нечеловеческая сила — из подземных глубин выползла черная и липкая бесовская нечисть, извивающаяся волнами ненависти и страха. Овладевая душами людей, проникая в сердца, она рвала на части и обращала в ничто тонкий световый образ Вождя.
Казалось, что мрачное безумие овладело его вчерашними соратниками , вдруг начавшими остервенело проклинать Вождя, стирать его имя с названий городов и улиц, сносить его памятники, сжигать его книги, глумиться над его телом, похороненным в Мавзолее.
Учебники истории были переписаны, и уже непонятно было, кто командовал войсками в Великой Отечественной войне, кто сделал Россию мировой сверхдержавой, кто создал инфраструктуру для подготовки космичеких полетов.
ОТРЕКШИСЬ ОТ СТАЛИНА, Империя постепенно теряла свой планетарный магический заряд, начинала покрываться плесенью. А когда выросло поколение детей, почти ничего не знавшее о Сталине, — стала клониться к закату.
В эти дни на Сталина снова вылилась чаша невероятно плотной, густо концентрированной ненависти. Пригретые "оттепелью" — золотым веком для тех, кто назван в Откровении "теплыми", жаждавшие реванша либералы и русофобы проклинали Сталина самыми чудовищными и черными проклятьями. Терпеливо и настойчиво они внушали утратившей историческое чутье массе, что Сталин — намного хуже африканского людоеда Бокассы и камбоджийского изувера Пол Пота, хуже Нерона и Калигулы, хуже растлителей детей и серийных убийц.
Порой "разоблачения" Сталина начинали терять смысл, становились заведомо неправдоподбными и фантастичными, настолько, что в них переставали верить самые недалекие, поверхностные и наивные люди. Но "либералы" не унимались, как будто следовали некой древней ритуальной магической практике, предполагающей, что "уничтожение имен" означает "уничтожение душ". Казалось, они хотели опутать тонкое, эфирное тело Сталина железными веригами и бросить его в раскаленную магму подземных глубин, откуда уже не суждено подняться. Или, быть может, они грезили о том, что, выплеснув на образ Вождя мегатонны черной ненависти и лжи, они смогут изменить прошлое, "вырезать" из живой ткани истории все, что когда-то делал и говорил Сталин, оставив зияющую и мертвую пустоту.
В какой-то момент им показалось, что задача решена, что они успешно "вбили осиновый кол" и Сталин больше "никогда не вернется". Но они просчитались: изъязвленный ложью и проклятьями, обвиненный во всех мыслимых мерзостях, Сталин разомкнул созданную вокруг него черную пелену и вернулся в тонкое, эфирное пространство России. Сегодня его снова ждут, он снова востребован историей. Он снова несет в себе мощнейший заряд огненной, державной энергии, которая не может исчезнуть. И всякий раз, когда Россия смотрит в лицо смерти, его развоплощенный дух творит себя во плоти его народа, чтобы вернуться на русскую землю. Никто уже давно не говорит об актуальности "политического сталинизма", попытки механического переноса технологий социального управления, существовавших в ту эпоху. Сталин — уже давно за рамками "политической истории", его просто нет на одном поле с его историческими современниками — Черчиллем, Рузвельтом или де Голлем. Образ Сталина приобретает для русских религиозное измерение, он постигается верой, рождающейся "от великой скорби".
Изнуренные поборами, голодом, унижениями и разбоем люди ждут возвращения Сталина, ищут его следы, считают дни, оставшиеся до его прихода. Говорят, что если приложить ухо в поволжской степи под Сталинградом, можно услышать его шаги. Возможно, Сталин — уже среди нас. Никто не знает, какой образ он примет в своем новом воплощении, не ведает, что он делает сейчас. Бродит ли он по заповедным вологодским лесам или молится в заброшенной монашеской обители, или передергивает затвор автомата — этого нам знать не дано. Но от этого близость Вождя не становится менее ощутимой. И снова, вместе с миллионами людей, ждущими его прихода, мы повторяем, как заклинание — он рядом, он близко, он придет.
ПРОШЛЫМ ЛЕТОМ над Москвой пронесся ураган чудовищной силы, возникший без всякой видимой причины и не предсказанный метеорологическими службами. Порывы ветра выкорчевывали с корнем деревья вокруг кремлевских стен, выбивали стекла и сносили двери, ледяной град обламывал зубцы кремлевских стен. С неба сплошной холодной стеной лил дождь. Рассказывают, что в эти минуты задержавшиеся на выходе посетители Исторического музея увидели в окно нечто, чего они никогда не забудут: от надгробий кремлевской стены, где похоронен Сталин, в черное ледяное небо поднимался световой луч.
