Глупости какие-то.
Он обернулся и посмотрел на нас. Мы молча вышли вон, на широкие ступени перед факультетом, между двух памятников, один из которых был Лебедеву, а второй я никак не мог запомнить, кому.
На улице стояла жуткая январская темень.
Праздник кончался, наш персональный праздник. Это всегда был, после новогоднего оливье, конечно, самый частный праздник, не казённый юбилей, не обременительное послушание дня рождения, не страшные и странные поздравления любимых с годовщиной мук пресвитера Валентина, которому не то отрезали голову, не то задавили в жуткой и кромешной давке бунта. Это был и есть праздник равных, тех поколений, что рядами валятся в былое, в лыжных курточках щенята — смерти ни одной. То, что ты уже летишь, роднит с тем, что только на гребне, за партой, у доски. И вот ты, как пёс облезлый, смотришь в окно — неизвестно, кто останется последним лицеистом, а пока мы толсты и лысы, могилы друзей по всему миру, включая антиподов, Миша, Володя, Серёжа, метель и ветер, время заносит нас песком, рты наши набиты ватой ненужных слов, глаза залиты, увы, не водкой, а солёной водой.
Мы, как римляне после Одоакра, что видели два мира — до и после — и ни один из них не лучше.
В Москве один Университет — один ведь, один, другому не быти, а всё самое главное записано в огромной книге мёртвой девушки у входа, что страдала дальнозоркостью, там, в каменной зачётке, упёртой в девичье колено, там записано всё — наши отметки и судьбы, но быть тому или не быть, решает не она, а её приятель, стоящий поодаль, потому что на всякое центростремительное находится центробежное. Четвёртый Рим уже приютил весь выпуск, а железный век намертво вколотил свои сваи в нашу жизнь, проколол время стальными скрепками, а мы всё пытаемся нарастить на них своё слабое мясо, они же в ответ лишь ржавеют.
Но навсегда над нами гудит на промозглом ветру жестяная звезда Ленинских гор. Спрятана она в лавровых кустах, кусты — среди облаков, а облака так высоко, что звезду не снять, листву не сорвать, прошлого не забыть, холодит наше прошлое мрамор цокольных этажей, стоит в ушах грохот дубовых парт, рябят ярусы аудиторий, и в прошлое не вернуться.
«С праздником, с праздником, — шептал я, спотыкаясь, поскальзываясь на тёмной дорожке и боясь отстать от своих товарищей. — С нашим беззащитным праздником».
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
25 января 2021
Имение и наводнение (2021-01-27)
В те дни, когда в нашем богоспасаемом Отечестве случаются волнения, обыватели начинают размышлять о новых начальниках, которые могут приключиться в будущем. Ну, или не приключиться.
В этих рассуждениях есть особый генеалогический аспект. Например, какого-нибудь вольнодумца попрекают тем, что его отец не бедствовал при каком-нибудь прежнем Государе, а дед был и вовсе такой сатрап, что святых выноси.
Люди последовательные упрекают и самого вольнодумца, тем, что он когда-то вступил, где-нибудь не там служил, и после этого никакого права вольнодумствовать не имеет. Этот довод слабый, и я бы его исключил из разговоров о власти, оппозиции, революциях, и вообще всех модных тем.
Новые элиты произрастают из прежних, потому что им больше неоткуда взяться. Из гущи народной массы, по крайней мере, на первом этапе народных возмущений, появляется лишь какой-нибудь Пугачёв или Разин, а также толпы полевых командиров рангом помельче.
Неловко попрекать декабристов тем, что они сытно жили за счёт рабского труда, были увешаны боевыми орденами и тут же предали всё это своё благополучие. Нет, про измену им говорили на допросах, но сейчас-то понятно, что другой предыдущей биографии у них не могло быть. Никакой иной биографии быть не могло и у членов Главного комитета по крестьянскому делу. И первое советское правительство было вовсе не пролетарским.
Вообще, разговоров о советской аристократии было множество.
И говорящим было бы легче, если новые сатрапы все были одинаково ужасны, и жёны их были сатрапихи, а дети — маленькие сатрапчики. Далее: http://rara-rara.ru/menu-texts/imenie
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
27 января 2021
(сценарная заявка, десять серий)
— основано на реальных событиях -
Совершенно забыл о том, что у меня есть почти готовый сценарий. Надо бы его кому-нибудь предложить.
1. В Венесуэле случается землетрясение, и вилла кокаинового барона Жорже Амадуро лежит в развалинах. Сам Амадуро, придавленный балкой, рассуждает о смысле своей жизни накануне смерти, а рядом с ним находится русский спасатель. Он подбадривает раненого и, чтобы время текло быстрее, рассказывает венесуэльцу, что много веков назад стало известно: бессмертные люди есть, но в конце должен остаться только один. На этом и построена подлинная история советского Политбюро. Тайна эта находится за семью печатями. В кадрах пролога сперва показывают крупным планом свинью. Она печальна, потому что предчувствует свою судьбу в кинематографе. Затем на экране появляются поезд и новенькие теплушки, затем длинный барак в снегу, и, наконец, работает лесопилка (крупный план двуручных пил). Звучит музыка Анжело Бадаламенти.
2. В классе одной московской школы, накануне войны зарождается любовь русско-грузинской девушки Светы и ботаника Иосифа. Света — дочь всесильного вождя, а Иосиф вырос в семье любавических хасидов, переехавших в Новый Иерусалим. Отец Иосифа — знаменитый комдив — только что репрессирован, а мать вышла замуж за чекиста. Брат Светы Яков — антисемит, но случайно влюбился в сестру Иосифа Лию. Иосиф, несмотря на то, что его отец расстрелян, поступает в ИФЛИ, а на летние каникулы едет в город Новосибирск, чтобы сочинить стихи о его строителях, но там ему открывается страшная тайна ГУЛАГа. Лия едет на дачу и там по ошибке вскрывает таинственный ящичек хасидов, запечатанный сургучом.
3. Из-за того, что ковчег хасидов вскрыт, начинается война. Иосиф становится военным журналистом, Света — любовницей Берии, а Лия, задержавшись на даче, оказывается на временно оккупированной территории. Яков, попав на фронт, по ошибке вскрывает чужой секретный пакет, запечатанный второй печатью, и тут же попадает в плен. Сталин назначает Жданова губернатором Ленинграда.
4. Яков твердо держится в плену, Лия вредит немцам в подпольной организации, Иосиф сочиняет военные стихи.
