мешает канцелярии подарить другую цифру в дате смерти).
Однако половина сайтов пишет что-то вроде: "Репрессии в Красной Армии / Колбасьев Сергей Адамович. 1898 г. р… уроженец г. Одесса, русский, беспартийный, член Союза советских писателей, окончил Морской корпус, 1920 командир дивизиона канлодок…", "Конецкий В.В. >> ПАМЯТИ СЕРГЕЯ КОЛБАСЬЕВА. Открытие мемориальной доски в… Сергей Адамович Колбасьев родился 3(15) марта 1899 г. в городе Одесса в семье дворянина." и т. д.
Даже питерские газеты трубят об Одессе, отдавая ей своего гражданина.
А вот Николай Тихонов в своём предисловии [22] писал: "Автор рассказов о первых моряках. Красного Флота, Сергей Адамович Колбасьев родился в 1898 году в Петербурге в семье коллежского асессора Адама Викторовича Колбасьева. Мать его Эмилия Петровна, урожденная Керауна, чьи родители были выходцами с острова Мальты, передала сыну фамильную склонность к языкам, и он отлично владел впоследствии английским, французским, немецким и дополнительно изучал шведский и фарси.
До поступления в Морской корпус Сергей Колбасьев учился в гимназии Лентовской, считавшейся «красной», потом, по настоянию матери и дяди-моряка, перешел с шестого класса гимназии в Морской корпус".
Всё-таки Тихонову я верил больше, чем массовой сетевой культуре — (и, оказалось, совершенно напрасно).
Мне казалось, чтто разгадка в том, что был у писателя Колбасьева родственник, Евгений Викторович, что действительно родился в Одессе летом 1862 года, а умер 20.11.1918 в Инкермане (Тут история лукава — не знаю, своей ли смертью мог умереть капитан первого ранга в ноябре 1918 года Рассказов этот Колбасьев не писал, зато придумал плавучую мину, водолазный и корабельный телефоны и много всяких полезных в убийственном деле вещей.
Это рассуждение не только о хорошей военно-морской фамилии, но и о том, как мы пишем статьи "с колёс" — быстро сверяясь с Яндексом. И что из этого получается.
Рекомендую так же добавление tugdjae: "Евгений Викторович Колбасьев Сергею Адамовичу не однофамилец, а дядя, и в его судьбе принимал весьма деятельное участие.
А Виктор Колбасьев был одно время прокурором киевским и волынским, а потом более чем на два десятка лет осел в Одессе. И породил шестерых детей, в том числе — трех братьев-юристов и одного — морского офицера. Именно по совету дяди после внезапной смерти отца Сергей Колбасьев поступил в Морской корпус. (Мать его, кстати, работала в военной цензуре). Далее обстоятельства сложились несколько парадоксально: в начале 1918 Морской корпус был закрыт большевиками, Колбасьев получил справку об окончании и был направлен на Северный флот — и служил переводчиком при миссии союзников, которые еще не превратились в интервентов.
Кстати, дочь Колбасьева Галина Сергеевна, пребывает в добром здравии, ей 84 года.
Джазом Колбасьев увлекся в Финляндии, где работал в 1920-е. В коллекции было более 200 дисков.
С датой его смерти действительно масса неувязок, есть свидетельства, в том числе документальные, указывающие на то, что он был жив после официальной даты расстрела (30 октября 1937). Но есть документ о переводе его из тюрьмы на Шпалерной от 9 января 1938. По некоторым сведениям, Колбасьев был отправлен в таймырские лагеря и погиб уже там, в первые годы войны.
Об этом поведал мне составитель двухтомника Колбасьева "Командиры кораблей" Валентин Смирнов".
Извините, если кого обидел.
06 октября 2007
История про Колбасьева (I)
Надо сказать, что с хронологией жизни Колбасьева вышла совершенная петрушка — и недаром я в ней запутался.
Я вот писал о своём недоумении — где родился Колбасьев: в Петербурге или Одессе. Пожалуй Николаю Тихонову верить всё-таки не стоит, а поверю я каперангу Валентину Смирнову.
У меня вообще создалось впечатление, что существуют два клана любителей Колбасьева — это фонд покойного Конецкого и военные моряки из Фонда содействия флоту «Отечество». Судя по всему, относятся они друг к другу ревниво — как и должны относится военные моряки к морякам торговым (а Конецкий прослужил в военных моряках недолго, и его быстро смайнали по хрущёвскому сокращению «мильон двести», а всю оставшуюся жизнь он дослуживал на гражданских судах). Дело тут не в том, кто кого больше любит, а в том, что некоторое соревнование может пойти не во вред.
Ну так вот, в предисловии не к полному собранию сочинений, а наиболее полному собранию сочинений в двух томах, следующее:
«Адам Колбасьев в 1893 году окончил Императорское училище правоведения в Петербурге, получил чин коллежского секретаря и стал служить в Правительствующем Сенате. Вместе с братьями он проживал в одной из квартир дома 29 по 6-й линии Васильевского острова. Вскоре туда же перебралась из Одессы их овдовевшая мать.
В 1897 году Адам Колбасьев женился на своей ровеснице, английской подданной Эмилии Элеоноре Каруана, римско-католического вероисповедания. Она жила в Одессе, куда приехала с острова Мальта.
Третьего (15) марта 1899 года в семье Колбасьевых родился мальчик, которого назвали Сергей. Летом его крестили в Покровской церкви Одессы. Детские годы Сергея Колбасьева прошли в основном в Одессе, где он проживал с мамой (это дало возможность его отцу окончить в 1904 году Лесной институт, получить звание ученого-лесовода 2-го разряда и в 1907–1911 годах работать инспектором по лесной части Главного управления землеустройства и земледелия)».
Дата рождения, впрочем, тоже гуляет: в следственном деле значится 1898 г. р.», а согласно документам Херсонской духовной консистории это именно 3(15).03.1899.
С датой смерти тоже не всё ясно: в 1956 году дочь Колбасьева получила справку о смерти I-ЮБ № 022651, где говорилось, что он умер от лимфосаркомы 30 октября 1942 года. Но тут удивляться нечего — многие историки говорили о практике переноса на военные годы смертей репрессированных.
Между тем, в предписании по приговору Особой тройки и акте есть запись, что Колбасьев расстрелян 30 октября 1937. Однако ж зимой 2000/2001 годов всплыла учётно-анкетная карточка арестованного, в которой на вопрос «Когда, по какому распоряжению и куда убыл из тюрьмы», говорится: «21/I 38 В Отд. тюрьмы».
Мне признаться, приятно, когда с писателем происходит такого рода путаница. Неразбериха нехороша при прокладке курса или постановке диагноза, а вот когда угрюмый государственный механизм сжевал какого-нибудь человека, то сомнение в порядке внутри этого механизма всегда оптимистично. И вот хорошего человека видят у лагерного костра или на вольном поселении, он проживает отдельную, дополнительную жизнь из-за вполне материальной любви почитателей. Причём легенда пересказывается уже как реальность. У Аксёнова в каком-то интервью есть место, где он рассказывает про "Московскую сагу": " Не обходилось и без мистики. В
