Ознакомительная версия.
Когда-то власть говорила, что свобода лучше, чем несвобода, сейчас власть поняла, что погорячилась и теперь для нее большие штрафы лучше, чем маленькие штрафы. Не было ведь до сих пор ни одного такого закона, который принимался бы настолько торопливо и увлеченно. Можно даже сказать, что это любимый закон Кремля. И вот его приняли, и теперь Кремль почему-то молчит, тянет время. Пресс-секретарь Песков объясняет, что Путин должен учесть все точки зрения по поводу этого закона, чтобы решить, подписывать его или нет.
Это такая политическая интрига, повод для прогнозов и версий. Подпишет или не подпишет? Я вообще-то думаю, что обязательно подпишет, сегодня или завтра, но дело даже не в этом. Мне кажется, что есть что-то унизительное для граждан, для общества, даже для депутатов в том, что главной интригой в истории этого закона оказалось именно ожидание подписи президента.
Не общественное обсуждение, которого просто не было. Не рассмотрение в парламенте, которое хоть и было долгим и напряженным, но конечный результат которого был известен задолго до «итальянской забастовки». Какой-то загадки, какой-то политической интриги там не было. Не было ничего драматичного и в принятии закона Советом федерации, разве что Ксения Собчак обиделась через Twitter на свою маму Людмилу Нарусову, которая собиралась голосовать против, но в итоге всего лишь покинула зал во время голосования.
На всех этапах своей недолгой судьбы антимитинговый законопроект вел себя предсказуемо и скучно. И на этом фоне загадочное поведение президента выглядит настолько странно, что даже кажется, что вся эта история с законом и была придумана не для того, чтобы действительно ужесточить наказание за участие в митингах, и тем более не для того, чтобы сорвать один конкретный митинг 12 числа.
Цель у всего этого была именно такая — показать, что все, происходящее в стране, зависит ровно от одного человека. И этот человек, как выразился Дмитрий Песков, «примет во внимание точки зрения различных экспертных групп». Примет, конечно. Для этого все и затевалось.
4 июня 2012. Давно замечено странное свойство обоих членов правящего тандема — и у Путина, и у Медведева стоит какой-то специальный блок на некоторые имена. В частности, ни тот, ни другой никогда не произносили вслух имя Алексея Навального. Даже если о Навальном их спрашивают прямо, они, говоря о нем в ответ, никогда не называют его по имени. «Этот человек», «тот, о ком вы говорите» и так далее. В чем здесь дело, неизвестно. Вполне может быть, что эта загадка имеет какое-нибудь удивительное объяснение, например, из области магических практик, но достоверно мы об этом ничего не знаем. В диалоге Познера и Медведева о «лидерах несистемной оппозиции» (который сам по себе звучал достаточно абсурдно: «Вы действительно думаете, что их нет на телевидении, потому что я их не зову?» — спрашивает Познер. Медведев отвечает: «Конечно. Ведь вы позвали меня, и я к вам пришел») тоже не звучало никаких имен, и это делало позицию Познера проигрышной, ведь напрашивалось же что-нибудь вроде «То есть я могу позвать в эфир Навального? Могу позвать Удальцова?», но Познер почему-то тоже не назвал имен, продемонстрировав тем самым уровень откровенности этого разговора — не выше нуля. Впрочем, и без этого эпизода все было ясно. «Не могу припомнить ни одного случая, когда кто-нибудь из администрации президента управлял бы правительством». О Нургалиеве — «Работал очень честно и внимательно, но это не значит, что у него все получилось», «Когда я предлагаю, я понимаю, что если я что-то предложил, то со мной согласятся». Гранит, в котором, по давнему выражению Медведева, должны отливаться его слова, в течение беседы с Познером был израсходован в гигантских количествах, но осталось неясно, что теперь делать с этим гранитом. Разве что тротуары мостить.
Интервью глав государств и правительств растаскивают на цитаты информагентства, и после эфира Медведева с Познером их было жалко: «Медведев высоко оценивает опыт Нургалиева», «Медведев сам принял решение о назначении Мединского» — что ни фраза, то сенсация, ага. Но все-таки программа «Познер» — это не интервью на злобу дня, это формат, заведомо рассчитанный на вечность. «Сегодня исполняется сто лет Алле Пугачевой, и в связи с этим мы повторяем программу «Познер» с ее участием». Формат предусматривает сложные вопросы и выстраданные ответы, на вопросы Познера нужно отвечать медленно, с паузами, постоянно задумываясь, и Медведев честно следовал этому формату, задумывался, молчал и с явным удовольствием называл собеседника Владимиром Владимировичем. «Как вы относитесь к событиям на Болотной 6 мая?» — «Внимательно отношусь, я же председатель правительства». «По какому принципу вы подбираете кадры? Профессионализм или личная преданность?» — «Неужели вы думаете, что я скажу «личная преданность»?» Иногда Медведев из формата выпадал, то переходя на речитатив героев Владимира Сорокина («У них эти самые традиции выборные, им сколько годков-то?» — о разнице между выборами в России и на Западе), то пытаясь растрогать интервьюера (на вопрос об отсутствии новых людей в руководстве «Единой России» ответил: «Один сидит перед вами новый, между прочим, самый главный»), то включая вообще какую-то газету «Правда» (слово «первички» звучит жутковато). Если Познер когда-нибудь выпустит подарочный DVD со своими лучшими интервью, интервью Медведева вряд ли войдет в эту антологию. Зато Медведев, если вдруг он решит выпустить подарочный DVD про себя, эту беседу туда обязательно должен включить. Не потому, что он в ней как-то по-особенному раскрылся, показал себя таким, каким его до сих пор никто не видел, сказал что-нибудь интересное — нет. У них с Познером получилось удивительное пособие по имиджу для бывших президентов, ставших чиновниками. Вообще, практикующие чиновники с президентским прошлым — это и в мировых масштабах редкость, так что это видео можно переводить на иностранные языки и продавать за границу, интересный же опыт. Четыре президентских года Медведева принято оценивать как какую-то грустную историю про несбывшиеся надежды, но если отбросить эту лирику — человек действительно четыре года работал президентом, четыре года говорил с миром от имени России, а с Россией — как ее первое лицо, человек-герб, а теперь он не президент, но на непрезидента его еще не переучили, и он еще не понимает, с какой интонацией ему разговаривать, какие слова произносить, как смотреть на собеседника. Он обязательно научится, конечно, но пока не научился.
20 июля 2012. Первая естественная реакция на слова президента о либерализации — «Они издеваются, что ли?» Месяц, даже больше, практически каждый день обе палаты Федерального собрания штампуют демонстративно антилиберальные законы. Госдуму сейчас называют взбесившимся принтером; она действительно ведет себя как вышедшее из строя печатающее устройство, и логики в действиях депутатов все меньше. Елена Мизулина просит проверить участниц Pussy Riot в связи с двухлетней давности акцией арт-группы «Война» с мороженой курицей, хотя известно, что в той акции принимали участие совсем другие люди, не имеющие отношения к Pussy Riot. Депутат Евгений Федоров вносит закон о придании СМИ с участием иностранного капитала статуса «иностранных агентов» по аналогии с НКО, хотя известно, что иностранный капитал в виде офшорных компаний участвует практически во всех крупных СМИ, в том числе и крайне лояльных государству.
Этот танец законодательных инициатив происходит на фоне уже принятого пакета законов. Митинги, клевета, «иностранные агенты», «черные списки» сайтов — Госдума уже построила, пока на бумаге, дивный новый мир, в котором, как предполагается, нам предстоит жить.
И тут появляется Владимир Путин и говорит, что нельзя допустить, чтобы экстремисты воспользовались политической либерализацией. Понятно, что он имеет в виду прошлогодние медведевские инициативы по поводу партий, губернаторских выборов и прочего. Но о тех инициативах давно уже все забыли, они перебиты новой политикой Кремля, подробно описанной в последних принятых законах.
Поэтому первая естественная реакция — «Он что, издевается?» Может быть, и издевается, конечно, но если нет? Если он действительно думает, что происходящее сейчас в стране — это либерализация? Если им там в Кремле действительно кажется, что идет либерализация? Мы привыкли относиться к Кремлю как к хитрому и всезнающему учреждению, но если представить, что это не так, что они там сами давно перестали понимать, что происходит снаружи? Мне кажется, с какого-то момента такая версия выглядит правдоподобнее, чем версия о каком-то хитром плане, который они там реализуют.
6 июля 2012. Я хотел рассказать сегодня смешную историю про мост во Владивостоке, который закрыли и достраивают, хотя за два дня до закрытия по мосту ездил премьер-министр Медведев. Но смешной истории не получится, потому что журналисты все перепутали, это просто ошибка — писать, что сейчас закрыли на ремонт мост, который накануне открыл Медведев. Дело в том, что он никаких мостов не открывал. Я специально прочитал на сайте правительства речь Медведева, которую он произнес, стоя на мосту через пролив Босфор Восточный. В этой речи нет ни слова о том, что Медведев что-то открывает. Более того, он говорит об этом мосте в будущем времени, цитата: «Я уверен, что этот мост будет служить огромному количеству людей и просто будет очень красивым инженерным сооружением». Будет, понимаете? Там же Медведев говорит: «Несмотря на то, что мост еще не открыт, он уже стал визитной карточкой города». Более того, премьер не говорил, что этот мост — безупречен или безопасен, он прямо сказал: «Уверен, что и качество будет. Там, где оно чуть хуже, поправим аккуратненько, мы это тоже умеем, вы знаете».
Ознакомительная версия.
