– Русские философы писали об этом более ста лет назад.
– Это вещь очевидная. Но сегодня у нас не осталось ничего своего – все скомпрометировано. Значит, надо брать у других. Я всегда говорил, что у нас страна литературная: как социализм строили по литературным произведениям, так и капитализм строим. А между тем Запад (да и Восток тоже) видит, что в России наблюдается проектный вакуум. Идея рынка, как выяснилось, на самом деле ничего не заполняет: вещь важная, но не более того. Имеется огромное пространство, полное невероятных богатств, часто даже неисследованных. Больше таких мест в мире не осталось, не исключая и дельту Амазонки. Естественно, возникает желание прибрать все к рукам – мы бы вели себя так же. Не секрет, что уже принят проект демонтажа России и ее раздела на три-четыре государства, каждое из которых можно будет спокойно осваивать. При этом не надо думать, что там воцарится полный кошмар и русских загонят в резервации. Мы будем нормально существовать, но свое независимое место в истории потеряем. Мы перестанем быть исторической нацией, хотя жить, возможно, будем лучше, чем сейчас.
– Нам с вами тут же возразят: "Это чистая паранойя, что нас кто-то хочет погубить. Вам надо лечиться".
– Никто не хочет нас погубить, это правда. Страна имеет около процента мирового населения и девять процентов торговли, располагая при этом более чем двенадцатью процентами полезных ископаемых, а по газу – еще больше. Наши оппоненты считают (подчеркну: не без основания), что мы плохо распоряжаемся этим богатством. И хотят получить возможность его эксплуатировать – на пользу всем, и нам тоже. И это совершенно не скрывается. План разумен и даже гуманен.
– Может, есть смысл покориться? Историческая нация, ну и что? Шубы, как говорится, не сошьешь.
– Мы привыкли жить в истории, так было еще со времен татаро-монгольского нашествия. Хорошо ли, плохо ли, но мы правим шестой частью суши, и это заложено в наших генах. Отказаться невозможно физически. Жить будем хорошо, но кривая пьянства и самоубийств пойдет вверх. Для нас важно не просто жить, но и понимать, зачем живешь. Большевикам удалось взять власть, потому что они предложили ответ на этот вопрос. Плохой или хороший – другое дело. Наша пассионарность живет в народе, а вовсе не навязывается ему элитами. Если отдать Курилы, народ этого не простит. Судьба Горбачева тому яркий пример, хотя он-то как раз ничего другого сделать не мог.
– Вы действительно так думаете?
– Он мог отрубать кошке хвост в три приема, растянув катастрофу на несколько поколений, но отданное им все равно пришлось бы отдать. И отдать все сразу – это был гениальный шаг. Во-первых, чтобы прекратить откат и начать движение на развитие. А во-вторых, чтобы понять одну вещь, которая, возможно, и для него стала открытием: Запад не способен воспользоваться этим подарком так, как воспользовался бы им русский человек. Это был момент истины, который четко показал, чем мы отличаемся от Запада.
– Запад нам прозрачно намекал, что платой за Восточную Германию может быть договор о непродвижении НАТО на Восток. Но мы ответили, что договор нам не нужен, потому что "друзьям мы верим на слово".
– То, что Запад повел себя именно так, – его историческая ошибка. В мире Россия всегда играла определенную роль. Некоей необычной закваски, выдающей миру неоформленное, до конца не просчитанное, странное, местами ненужное, но в конечном счете весьма ценное интеллектуальное сырье. И в тот момент, учитывая прозападные настроения в стране, ее легко можно было сделать участником общей игры. В этом случае Запад не получил бы 11 сентября 2001 года. Если бы Россию не ослабляли намеренно, если бы между нею, США, Европой и Японией сложились нормальные отношения, то эти игроки сегодня вместе отвечали бы на возникшие вызовы, а не подсиживали друг друга. И поверьте: ни Китай, ни арабский мир, хоть в целом, хоть по кусочкам, и думать бы не могли нанести ущерб кому-то из этой четверки.
– Благородные порывы России в отношении Запада никогда не ценились. Вспомнить хотя бы хрестоматийный пример с Австро-Венгрией. Та картина, что вы нарисовали, красивая, конечно, но совершенно утопическая.
– Я знаком с людьми, занимавшимися на Западе проектом демонтажа России, и знаю, что они до последнего пытались убедить свое руководство отказаться от этих планов. Эти люди, входившие в так называемую группу Лэнгли, работали и на победу Запада в третьей мировой войне. У Азимова есть занятный рассказ "Нечаянная победа", где сценарии конца холодной войны описаны достаточно подробно. Рассказ написан в шестидесятых годах и посвящен советскому народу. Но даже из него видно, что автор предполагал совершенно иное использование плодов победы. Победа в третьей мировой – это была блестяще проведенная операция, возможно, лучшая в истории. В ней американцы показали себя по-настоящему великими. Но когда дело дошло до дележа шкуры, они переплюнули участников Версальского договора.
– Под разговоры об общих ценностях, демократии и правах человека…
– Обвинять Запад в лицемерии не совсем справедливо. Нам непонятно, почему когда мы входим в Афганистан – это агрессия, а когда США входят в Ирак – это борьба за демократию. Вроде бы налицо двойной стандарт. Но если бы это было лицемерие, Запад проиграл бы цивилизационную гонку: невозможно так долго обманывать самих себя. Психика не выдержит. Надо усвоить, что они свято верят в то, что говорят, иначе Запад с его мессианским пафосом мы не поймем никогда. Проблема не в том, что он пытается продвинуть свой образ жизни, плохо то, что он не умеет это делать, не уничтожая чужого. В отличие от России, которая умела. ЕС как интегрирующая система оказался гораздо более нивелирующим фактором, чем СССР.
– Распад СССР был неизбежен?
– Союз развалили два момента. Первый – так называемая транспортная теорема: транспорт развивался медленнее, чем экономика республик. Империя – это универсальность смыслов: внутри некоей границы объединены нации, культуры и вероисповедания. Вместе их держит защита имперских войск и возможность беспошлинной торговли на общем пространстве. И если транспорт отстает в развитии, провинции выпадают из единого пространства. Да и защитить их в случае чего трудно. Когда элита провинций поняла, что должна сама решать вопросы жизнеобеспечения, она стала дистанцироваться от центра. А второй момент – это поражение в холодной войне: проигравший платит по счетам.
– С Россией такой казус не может повториться?
– По транспортной теореме мы можем развалиться очень легко. Связь с Севером и Дальним Востоком очень низкая, с Калининградом – отрицательная. Но помимо транспортной есть связь информационная. СССР развалился бы еще в пятидесятые годы, если бы не было общего информационного пространства. Именно с этой стороны Запад к нам и подкопался в конечном итоге. Наше информационное пространство разрушали виртуозно. Были посеяны сомнения в верности нашей идеологии. Мы платили оппонентам той же монетой и в какой-то момент одержали верх – в начале шестидесятых годов, когда развалилась колониальная система. Но Запад сильно опередил нас в развитии культуры, которая является продолжением идеологии: притягательность западной культуры для советских людей обеспечили поп-музыка, новый кинематограф и литература, особенно фантастика. Вдобавок мы делали ошибки: закрыли свое идеологическое пространство. Был также вызов со стороны космоса, и здесь решающую роль сыграла американская лунная программа. Внятным ответом на нее мог стать только Марс, но на это сил у СССР уже не было. Заметьте, что после Луны никто уже никуда не летал – ответ был дан. Как правильно писал Тойнби, цивилизация – это ответ на вызов. Западный ответ на вызов космоса оказался более адекватным.
– А почему так важен был вызов космоса?
– Других не было, ислам еще не проснулся. Тогда в мире конкурировали идеологии развития, представленные двумя культурами: англосаксонской и советской. Германская еще не оправилась после войны, что жаль. Две соперничающие культуры столкнулись с проблемой вертикального развития – космос был важен как свидетельство того, что данная система позволяет развиваться быстрее. Поэтому наши успехи в 1957 году и вызвали в Америке такой шок: растерянный Эйзенхауэр сказал тогда свою знаменитую фразу: "Да, они полетели в космос, зато у нас телевизоры цветные". Кеннеди же, придя к власти, ответил: "Пока в сфере познания Россия впереди, мы не можем радоваться тому, что у нас лучше телевизоры и холодильники".
– Как вам нравится наша элита?
– С элитой у нас проблема серьезная. Наполеон как-то сказал: "Нельзя поднять народ в стране, где дворянство и духовенство были уничтожены революцией, а я уничтожил революцию". Наши элиты оказались в положении Наполеона: они сами уничтожили революцию, которая до этого уничтожила дворянство и духовенство. В итоге выяснилось, что идеологии у них нет никакой. И теологии тоже: они не верят ни в бога, ни в черта. Налицо то, что называют экзистенциальным голодом. Человек – существо разумное, но с ограниченной жизнью во Вселенной, безграничной и в пространстве, и во времени. Он чувствует Вселенную, свое малое место в ней, и возникающее противоречие снимается экзистенциальными переживаниями, обычно связанными с верой в бога. Либо с каким-то другим чувством трансцендентного экстаза. Но если у вас нет ни бога, ни познания, ни акта творчества, ни акта любви, то возникает самый страшный голод. Вы можете есть икру ложками, но ощущения, что жизнь удалась, не будет.
