дух приучив к сраженьям и потерям, —
на дар земли, на свой подземный терем
на кладбище героев и богов.
И если правдой свято дорожил,
и бился словом горестным и честным,
своей стране ты службу сослужил,
и будешь вечно в воинстве небесном.
А за оградой твердых нет шагов,
а за оградой всё вино распили,
а за оградой все мечты забыли,
а за оградой всех врагов простили.
Покоятся все лучшие России —
на кладбище героев и богов.
ЮКИО МИСИМА
1.
Утром легко и беспечно
дух уничтожит тюрьму.
Жизнь человека — конечна,
но я бессмертье возьму.
Неколебимо и прямо
на внеземные круги
Будда выходит из храма.
Свиток прочитан? Сожги.
Видишь? — Отброшена маска.
Веришь? Не имидж — судьба.
Рядом шальную развязку
подстерегает толпа:
"Это писатель Мисима,
он заигрался в войну"…
Разуму невыносима
низость предавших страну,
трусы, бойцов презирая,
ждут заземляющей лжи.
Если ушли самураи,
значит, пришли торгаши!
2.
Может быть, в родине дело…
Может быть, в родине сна —
недостижимостью тело
испепеляет она,
небом чарует бесцельно,
мир погружая во тьму.
Власть совершенства смертельна,
но я бессмертье возьму!
Нужно героя доверье,
или мечта дурака,
чтобы вонзить в подреберье
длинную искру клинка?
Ждал утонченную прозу
апофеоз простоты,
тело раскрылось как роза,
высшей стяжав красоты.
И по лицу на мгновенье,
молнией, зримой едва, —
судорога наслажденья,
судорога торжества.
***
Себя ли обманывать стану,
когда на осколках броня?
Ни стаи, ни стана, ни клана…
лишь Родина есть у меня.
Ни храма, ни дома, ни дота…
разрушены все рубежи.
Не знаем искусство расчета,
не вывели формулу лжи.
Но я не уйду недостойно,
и ты не уйдешь из страны
туда, где сожгли бы спокойно
мы путеводитель войны.
Пускай только выси и дали
оставлены нам на земле,
над степью гореть не устали
знамения в облачной мгле.
И не изменились, как странно,
от бед ни сердца, ни умы…
Ни стаи, ни стана, ни клана.
Народом останемся мы!
***
Господи, для странника ты — путь
за иные дали и века,
и, летейских вод рассеяв муть,
золотая сеть для рыбака.
Господи, жнецу ты — лунный серп,
птице — небо, ратнику — броня,
спящей деве — нежный шепот верб,
только нет под крыльями меня.
Не спасет Святого Духа тень
от беды могуществом креста,
потому что избы деревень
я равняю с храмами Христа.
И в смятенье не найду ответ,
лишь на Русь весеннюю взгляну:
верю в Бога или в этот свет,
даль и вышину?
***
Звенит кровавая капель,
Господь грозит войной,
качает Ева колыбель
меж Солнцем и Луной.
И этот плавный, легкий взлёт
вовек продлится над
тем, что бежит, летит, течёт
с восхода на закат —
над кораблём в ограде льдин,
среди армад стальных,
между крестов и гильотин, —
не задевая их.
Пусть где-то пахарь бросил плуг,
погас в часовне свет,
но нет для Евы слова "вдруг",
сомненьям места нет.
Гремит труба, поет свирель,
Аттила ждет гонца…
Но не сорвется колыбель
с небесного венца.
***
Правда или напраслина?
Торжество или грусть? —
Если Русь будет счастлива —
это будет не Русь!
Знала я её, славила,
только, видит Господь,
никогда б не представила
Русь — не душу, а плоть.
Эту — робкой и кроткою?
Этот угль — на ладонь?
В очаге, за решеткою,
усмиренный — огонь?!
Птицу злую, свободную —
подкормить, приручить...
На скаку запаленную
тройку — остановить?..
Русь? — от пыли отмытая
бесконечных дорог.
Русь? — бездумная, сытая
и в стенах четырех.
Стихнет всё... Перемелется.
Камень станет мукой...
Только что-то не верится
в долгожданный покой.
***
Я — русская. Боль или радость
от этого дара судьбы?
Я — ветра пшеничного сладость.
Я — спелых колосьев усталость
и песня казачьей гульбы.
Но не разорвать потаённых
сетей вековечной тоски:
я — нежить могил осквернённых,
я — камень церквей затворённых
и цепь на запястье руки.
Мной русская ненависть правит.
И памятью предков сквозь сны
души моей боль не оставит,
и русскую истину славит
мой голос под солнцем войны.
***
Плывут туманы слева, справа,
как синий мёд.
И птица — китежская пава —
во сне поёт.
А я бреду сквозь пущи, чащи,
сквозь дождь и грусть.
Цветы духмяные блестящи,
да ну и пусть.
Здесь зелье каждому по вере
для добрых чар…
…Разрыв-траву ищу я, звери.
Разрыв — пожар!
Она раскроет все темницы
в туман лугов,
Спалит до утренней зарницы
дворцы врагов,
и задрожит душа народа,
и воспарит…
Что там горит у поворота?
Что там горит?! —
Скажи мне, китежская пава,
крыла раскрыв,
разрыв-трава? Слова
иль слава — разрыв?
Цветет неведомая сила
стальным пером.
