тяга к сытости и углу
поклониться принудит злу.
Презирая земли дары,
мудрых книг избирай миры,
не считай золотые дни.
Волю к смерти в душе цени.
***
Где сокол вьётся, где ветер бьётся,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир уставший её коснётся
умрёт и очнётся.
Мятется стадо и ищет брода,
но голос Бога, но голос Рода
летит над градом, грозой блистая:
вы нынче — стадо, а завтра — стая,
чей путь начертан и принят далью,
не вырубить сталью.
На нашей карте кресты и руны,
о нашей правде рокочут струны —
лучи от Запада до Востока,
чеканят пульс неземного рока,
и грохот эха уходит в душу
шквалом на сушу.
Лови момент, воплощай легенды,
в умах — смещаются континенты,
Столкнутся правды — вскипает лава
и зверство нрава, и месть, и слава.
Ждут удостоенных высшей меры
глиняные карьеры…
Где сокол вьётся, где ветер бьётся,
грядет Россия одетой в солнце.
Как наше знамя над племенами,
грядет Россия одетой в пламя.
Пусть мир уставший её коснётся,
умрёт и очнётся.
***
Не отрекусь от горечи былого —
развалин храма, смуты и огня.
И если Богом снова станет Слово,
то мой народ не обвинит меня.
Не устыжусь за мятежи и войны,
оправдывать стыдливо не начну
тех предков, что прожили недостойно,
но всё же не оставили страну.
Им — память да могильная ограда.
А мне — их злые, честные слова.
Пускай опять сомнительна награда
за простоту, что хуже воровства.
Я на престол кладу мечи и цепи
туда же, где терновые венцы.
Вина отцов нам неподсудна, дети.
Так неподсудны беженцам бойцы.
***
Красные ягоды, листья узорные,
белые хаты да пашенки черные,
реки бескрайние и полноводные…
Здесь и рождаются песни народные.
В них богатырская удаль былинная,
и каторжанская вольность звериная,
и скоморошья насмешка простецкая,
девичья грусть, похвальба молодецкая.
...Вечером звёзды горят небывалые,
люди сидят на крылечках усталые,
и с подголосками и переливами
песня плывёт над осенними нивами.
Падают вниз на дороженьки сорные
красные ягоды, листья узорные.
Скоро придут холода неминучие,
поразгуляются вьюги колючие.
Ах, до чего же ты, песня, печальная,
невесела была Русь изначальная,
да и сегодня терзается, плачется,
песню придумает, в песне упрячется,
словно в бездолии и непогодине
Родины нет, кроме песни о Родине.
***
Спой мне песню про черного ворона.
Расскажи, где живая вода.
Я ушла в чужедальнюю сторону
и назад не вернусь никогда.
В низком небе луна неизвестная,
нет на родине этой луны,
и холодное, злое, бесчестное
затуманило ясные сны.
Вспомню степи да рощи сосновые,
ночь не ночь, и страна не страна.
О высокую стену дворцовую
разобью я бутылку вина.
Разлетятся осколки гремучие,
покачнётся лихая земля,
и высокие травы колючие
заплетут основанье Кремля.
Заплетут чужедальнюю сторону,
ветер, стихни, и враг, отступи!
Спой мне песню про черного ворона,
словно я умираю в степи.
***
За посёлком вдоль дороги гладкой,
где трава дрожит,
с осторожной вкрадчивой повадкой
лисонька бежит.
Птица в проводах высоковольтных
оборвёт полёт,
упадет комком с небес раздольных —
лисонька возьмёт.
Ходит, бродит рыжая недаром —
голод — не порок.
На помойке за шоферским баром
что-нибудь да впрок.
Разогнали зайцев, лес зелёный
под пилой трещит.
И лисица брешет на червлёный,
на рекламный щит.
***
Высокий берег, медленный поток,
вишнёвый сад до самого обрыва,
и облака туманный завиток,
и вспышка грозового перелива…
Здесь гром и рок и колокол и Блок,
мне открывая бесконечность жизни
на Юг и Север, Запад и Восток,
сказали о свободе и отчизне.
Здесь голос крови нас на битву звал,
а после к миру вёл по божьей воле.
Кто хлеб растил, кто с немцем воевал,
а кто-то и учительствовал в школе.
Я скрою всё, что дома не на лад,
всё расскажу, что сладилось на славу.
От древних книг и дедовских наград —
заветы предков, строивших Державу.
Здесь наш очаг — негаснущий цветок,
семь поколений предков помнит глина,
высокий берег, медленный поток,
в ржаной пыли великая равнина.
***
Наша классика — Пушкин и АКМ.
Мало для решения всех проблем,
но хотя бы это осталось здесь,
чтоб немного сбить мировую спесь.
Всё ушло к чертям да ко всем смертям,
разгулялось времечко по костям.
Шпалы — в гниль, да в крошево весь кирпич,
разлетелось всё, что смогли достичь.
Тлеют клочья фото, расчетов, схем…
Наша классика — Пушкин и АКМ.
Посмотрю я Родину на просвет:
где стоит дворец, там России нет,
по подпольям мы, по дворам трущоб,
посреди камней городских чащоб.
И Европа, эх, дрессирует нас,
тыча пальцем в грязный больной Кавказ,
и ей всё не так, и везде бардак,
и она умна, а Иван — дурак.
Не отводит жадных холодных глаз,
а нужна ей эта земля без нас.
И огонь войны, как закат, доспел,
но для наших душ и для наших тел
есть защита круче любых систем:
