Эти реакции были заметны даже в масонской среде: главной причиной, почему немецкие «вольные каменщики» считали евреев непригодными для масонских принципов «равенства и братства» - было указание на еврейскую религию, «запрещающую евреям смешивание с обществом гоев»; к тому же «они все еще ждут земного Мессию, обещанного только им одним, богоизбранному народу» [122], - отмечает
Кац. Ю. Гессен также подчеркивает это обстоятельство, цитируя высказывания немецких масонов: «...нельзя отрицать, что религиозное учение и законы евреев... в некоторых пунктах несогласны с человечностью, противоречат идее о человечестве, соединенном в Боге; и к этому относится преимущественно взгляд, будто евреи единственно избранный народ Божий»; евреи считают, что «Иегова любит только их самих и ненавидит другие народы. Евреям предписана нравственность лишь в отношении других евреев, по отношению же к другим еврей может действовать согласно своим видам» [123]...
Мессианский фактор в еврейской религии особенно важен для понимания рассматриваемой темы. Ибо по сравнению с подозрениями в отношении масонства, «домыслы, будто евреи жаждут власти над міром, питались из более глубокого исторического истока. Этот исток – еврейская вера в мессию, который соберет еврейский народ на его древней родине и, в соответствии с распространенной концепцией, установит еврейское господство над всеми другими народами земли. Еврейский мессианизм привлекал внимание христианского міра с древнейших времен...» [124], - отмечает Кац.
К тому же эти обетования выражены в Ветхом Завете в весьма неприглядных выражениях: «И истребишь все народы, которые Господь, Бог твой, дает тебе; да не пощадит их глаз твой...» (Втор. 7:16); «Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои и цари их – служить тебе... чтобы приносимо было к тебе достояние народов и приводимы были цари их. Ибо народ и царства, которые не захотят служить тебе, погибнут, и такие народы совершенно истребятся» (Исаия, 60:10-12)...
С распространением христианства взаимоотношения между евреями и окружающим міром наиболее обострились. Евреи с самого начала не приняли вселенский мессианизм Христа, продолжая ждать своего национального мессию. Возникшее христианство уже одним своим существованием воспринималось евреями как бросаемое им обвинение в распятии Сына Божия – и в целях самооправдания они тем более упорствовали в отрицании божественности Христа. А поскольку христианство считало ветхозаветный мессианизм исполненным и упраздненным, евреи видели в этом прямую угрозу своему самосохранению и не упускали возможностей борьбы против этой угрозы (например, распространением ересей). Католики, со своей стороны, применяли такой аргумент, как инквизиция...
Во всем этом, учитывая международные связи еврейской диаспоры, уже можно видеть достаточно причин для появления подозрений о еврейском міровом заговоре. Такое впечатление усугублялось, если учесть, что еврейство имело конкретный могущественный инструмент влияния – деньги.
С. Рот, главный редактор иерусалимской «Encyclopaedia Judaica», отмечает «расцвет еврейского господства в финансовом міре» к XII в., объясняя это устрожением церковного запрета для христиан на занятие ростовщичеством, почему евреи и «нашли лазейку в этом, самом презираемом и непопулярном занятии»; от него «к XIII в. зависело большинство евреев в католических странах» [125]. Однако, это весьма распространенное объяснение не выдерживает критики, ибо то же свойство прослеживается у еврейства опять-таки с древнейших времен.
Ж. Аттали, президент Европейского банка реконструкции и развития, отмечает особое еврейское «чутье», благодаря которому с самого возникновения торговли «еврейские общины селятся вдоль силовых линий денег». «Уже в III в. еврейские общины сильно рассеиваются по міру, обезпечивая торговые связи от севера Германии до юга Марокко, от Италии до Индии и, быть может, даже до Японии и Кореи». И, обладая наилучшей информацией – становятся советниками монархов, влиятельными людьми. Возникает «почти абсолютное, но совершенно ненамеренное, тысячелетнее господство евреев в международных финансах», длившееся до XI-XII вв. И в дальнейшем, хотя они больше не являются единственными финансистами, «их власть остается могущественной» [126], - считает Аттали.
Эта особенность еврейства есть следствие земной, материалистической направленности иудаизма, о чем следует говорить особо. Сейчас лишь отметим результат: в XIX веке «английские Ротшильды устанавливают міровые цены на золото и финансируют большинство европейских правительств» [127], - отмечает Аттали. Как писал в том же XIX веке наш умнейший юдофил В. Соловьев, «иудейство не только пользуется терпимостью, но и успело занять господствующее положение в наиболее передовых нациях», где «финансы и большая часть периодической печати находятся в руках евреев (прямо или косвенно)» [128]. А внук раввина Маркс делал из этого факта вывод, что именно евреи – носители капиталистической эксплуатации в міре («К еврейскому вопросу»). Еще до К. Маркса, повлияв на него, отождествил еврейство с капитализмом один из основоположников сионизма М. Гесс («О капитале», 1845).
В это же время быстро разлагается гетто. Известная еврейская публицистка Х. Арендт описывает, какими социально-психологическими сдвигами это сопровождается в эмансипированной части еврейства:
«Превращение Ротшильдов в международных банкиров и их неожиданное возвышение над остальными еврейскими банкирскими домами изменило всю структуру еврейского государственного бизнеса... Это дало новый стимул для объединения евреев как группы, причем международной группы.
Исключительное положение дома Ротшильдов оказалось объединяющим фактором в тот момент, когда религиозно-духовная традиция перестала объединять евреев. Для неевреев имя Ротшильда стало символом международного характера евреев в міре наций и национальных государств. Никакая пропаганда не могла бы создать символ, более удобный, чем создала сама действительность».
«...еврейский банковский капитал стал международным, объединился посредством перекрестных браков, и возникла настоящая международная каста. Возникновение этой касты, разумеется, не ускользнуло от внимания нееврейских наблюдателей». Члены этой касты «управляли еврейской общиной, не принадлежа к ней социально и географически. Но они не принадлежали и к нееврейской общине... Эта изоляция и независимость укрепляли в них ощущение силы и гордости» [129].
Х. Арендт, как и С. Лурье, также не придает должного значения религиозному аспекту иудаизма, что делает ее исследование весьма поверхностным. Она, кажется, преувеличивает и степень отхода касты еврейских банкиров от иудейской традиции (Ж. Аттали в книге о Варбургах отмечает противоположное). Но и она не отрицает значения еврейского мессианизма в социальной плоскости, отмечая происходившую его трансформацию:
«Главной особенностью секуляризации евреев оказалось отделение концепции избранности от мессианской идеи. Без мессианской идеи представление об избранности евреев превратилось в фантастическую иллюзию особой интеллигентности, достоинств, здоровья, выживаемости еврейской расы, в представление, что евреи будто бы соль земли.
Именно в процессе секуляризации родился вполне реальный еврейский шовинизм... С этого момента старая религиозная концепция избранности перестает быть сущностью иудаизма и становится сущностью еврейства» [130], - считает Х. Арендт, приводя пример Дизраэли.
И здесь сделаем то же важное замечание, что выше сказано о масонах. Не все евреи, конечно, были банкирами; огромная часть еврейского народа веками влачила в гетто жалкое существование. Не все евреи выбирают из Библии цитированные выше места: выход из гетто часто был связан именно с отказом от шовинистического мессианизма; возник даже реформированный иудаизм, утверждающий, что «законы справедливости и правды признаются высшими законами для всех людей, без различия расы и веры, и соблюдение их возможно для всех... Неевреи могут достигнуть столь же совершенной праведности, как и евреи... В современных синагогах слова "Возлюби ближнего своего, как самого себя" относятся ко всем людям» [131].
Но не эти бедные и умеренные слои еврейства бросались в глаза правому лагерю, а активные и влиятельные: финансисты, владельцы средств информации, политики – особенно те представители возникшего в конце XIX века сионизма, которые наиболее важными местами в Ветхом Завете считали все-таки обетования, подобные приведенным выше... С такими людьми христианское окружение отождествляло цели всего еврейства (впрочем, и о других народах всегда судят по поведению их лидеров и по их священным книгам).
