Владимир Морозов - Легенды Краснопресненских бань

— Среди хоккеистов непьющие были?

— Старшинов, братья Майоровы на банкетах всегда вели себя скромно. Если армейцы, бывало, пускались в загул, то эти спартаковцы — ни-ни. В ЦСКА разве что Фирсов, пока играл, не выпивал. Любимчик Тарасова, режим для Толи был святое. Знаете, в чем величие Фирсова?

— В чем?

— Забросить каким-нибудь полякам пяток шайб — это одно. И совсем другое — решить судьбу тяжелого матча. Фирсов мог перевернуть игру. Вот горят наши чехам 2:4 к третьему периоду. Но побеждаем 5:4. Благодаря Толе, которые две забил, одну отдал. Я дружу с Сашкой Мальцевым. Раз заспорили, кто же сильнейший нападающий в истории нашего хоккея. Когда назвал Фирсова, Мальцев сразу признал: «Ты прав». Вот все говорят: дескать, лучше Третьяка у нас вратаря не было. А мне кажется — Коноваленко сильнее. Рагулин, к слову, тоже так считал.

— Почему?

— Судите сами. Третьяку Фирсов бил? Нет. А Харламов, Михайлов, Петров? Нет. Коноваленко же играл против всех. Причем защита у горьковского «Торпедо» была не чета ЦСКА. Но это не мешало Вите десять лет оставаться первым номером сборной. Когда он закончил играть и учился в ВШТ, его спросили: «Вот вы — всемирно известный вратарь. Скажите, какова методика подготовки хоккейного голкипера?» На что Витя ответил: «Простая очень методика: мне бросают — я ловлю».

— Вы упомянули Мальцева. Он всегда такой неразговорчивый? Или только с корреспондентами?

— Из Саши даже за столом двух слов не вытянешь. Такой характер. Но с балагуром Харламовым, как ни странно, были не разлей вода. Вот случай вспомнил. Сижу в «Советской», часов в десять вечера заваливается Мальцев с двумя полковниками КГБ. Предлагают ехать в Монино. К летчикам, в военный городок. Приехали, Мальцева принимают по высшему разряду. Внезапно один из этих полковников говорит: «Саня, хочу сделать тебе подарок». И высыпает на стол горсть орденов и медалей — уж не знаю, откуда они у него в таком количестве оказались. Смотрим растерянно, я Мальцеву шепчу: «Вытягивай орден Ленина».

— Взяли?

— Да. Утром с летчиками в футбол поиграли и под вечер с Мальцевым вернулись в «Советскую». А я в костюме был. Нацепил на пиджак этот орден Ленина. Метрдотель как увидел — чуть дара речи не лишился. Сашка подыграл. «Да, говорит, наградили. Только что из Кремля». Так у меня и остался на память.

— Кто-то из спортсменов вас по-человечески разочаровал?

— Не было таких. Разочарования были иного рода. Хоккеист Саша Альметов, футболист Володя Глотов, который с «Динамо» в 63-м стал чемпионом СССР. Они не сделали того, что могли. По таланту достойны были большего. Но жили неправильно. С тем же Альметовым я постоянно встречался в бане. Веселый, умный парень. После хоккея так и не нашел себя. Последние годы рыл могилы на Ваганьковском кладбище.

— Был хоккеист, который потряс эрудицией?

— Валя Козин. Большая умница. Два языка знает. Закончив играть, стал арбитром международной категории. С 65-го года дружим. Была в московском «Локомотиве» тройка Козин — Виктор Якушев — Цыплаков. Тарасов однажды приехал за Валей, чтобы забрать в ЦСКА и поставить в тройку с Фирсовым, но Козин отказался.

— Почему?

— Они дали друг другу слово, что будут играть вместе. А ушел бы в ЦСКА — карьера могла бы получиться ярче. Доигрывал Козин в Австрии. Платили немного, а у него жена, две дочки. Хозяин к Вале относился с симпатией. Денег ему прибавить не мог, поэтому помогал другим способом.

— Это как?

— Спрашивал: «Что тебе надо?» Козин отвечал: «Можно сосисок. Или пивка». Перед матчем на арене объявляют: «Кто сегодня забьет больше всех шайб, получит от нашего спонсора десять кило сосисок». В другой раз — пару ящиков пива. Или еще чего. А Валька там меньше пяти шайб за игру не заколачивал. Он до этого у Эпшейна в «Химике» играл — и был в хорошей форме. Я тоже Козину помогал, пока он жил в Австрии.

— Каким образом?

— Звоню в Вену, трубку снимает жена. Поболтал о том о сем. Лена обронила, что в Австрии мясо дорогое. На следующий день приезжаю на Центральный рынок. Говорю знакомому мяснику: «Нужна вырезка. Но куски наруби строго по размеру — 30 сантиметров в длину, 20 — в ширину». Тот посмотрел на меня как на ненормального, но просьбу исполнил.

— К чему такая точность?

— В мою морозилку больше не влезало. Мясо там превращалось в кирпич. Я укладывал его в коробку, шел к поезду Москва — Вена и договаривался с проводницей. До Вены по железной дороге — сутки. На вокзале Лена забирала мясо, которое даже разморозиться не успевало. Не раз такой фокус проделывали. Друзьям надо помогать.

— С Эпштейном тоже пересекались?

— Дружили! Николай Семеныч — золотой мужик. Интеллигентный, общительный. Познакомились как раз через Козина. У Эпштейна был день рождения, заехали с Валей поздравить. Услышав о моей любви к хоккею, Николай Семеныч предложил: «Приезжай в Воскресенск, будешь у нас кататься». И я часто мотался туда, играл с ними.

Потом Эпштейн принял команду в Новосибирске. Я сразу организовал туда гастроли. Утром иду во Дворец спорта. В разгаре тренировка, нахожу Эпштейна, который сидит на трибуне. Тут подлетает администратор команды: «Николай Семеныч, валюту выделили. Что покупать — клюшки Koho или форму всей команде?» Эпштейн на меня кивает: «Как он скажет — то и делай». Я в панике: вдруг, думаю, что-нибудь не то ляпну? А Николай Семеныч торопит: «Говори, не бойся».

— И что предложили?

— Форму. Когда администратор ушел, Семеныч улыбнулся: «Все правильно сказал. Этот администратор ломает клюшек на пять тысяч. А сдает, гад, — как на шесть. Оставшиеся продает Череповцу».

— С музыкантами часто в футбол играли?

— При первой же возможности. Недавно с Пресняковым-старшим вспоминали, как на гастролях в Новосибирске обыграли его «Самоцветы» — 5:0. Причем у них-то, кроме Юры Маликова, собрался сплошь молодняк, а мне и другим музыкантам было уже под сорок. Не забыть и матч на центральном стадионе Сочи с оркестром Светланова. У них много лет существует «дерби» — клапан против струны.

— Кто-кто?

— Команда «Клапан» — трубачи, тромбонисты. А «Струна» — скрипачи, виолончелисты. Они не такие могучие ребята, как «духовики», поэтому за всю историю оркестра «Струна» ни разу не побеждала.

— Вас куда определили?

— Сначала знакомый валторнист предложил сыграть за «Клапан». Но пока шла разминка, я пару раз промазал мимо ворот, и капитан сказал: «Кого привел? Нет, пусть за «Струну» побегает». И что вы думаете — обыграли мы этих «клапанистов» — 7:2, а я положил четыре штуки! Так впервые в истории светлановского оркестра «Струна» одержала победу.

Александр КРУЖКОВ

Юрий ГОЛЫШАК

В русской бане должно быть не больше 90 градусов. А в финской — выше 100 градусов.

Русская баня — влажная, но не сильно. А финская — сухая. Для здоровья русским людям лучше русская баня. Я вам абсолютно точно это говорю. В русской бане и потовыделение лучше идет, и она, так сказать, покрепче: посидишь немного, а пот сразу выделяется. А в финской надо долго сидеть.

Хамам, на мой взгляд, — это немножко женоподобная баня, которая уж очень легкая. Там около 60 градусов — для нас, русских, это почти «холодно». Для русского хамам — это просто как экзотика.

Для того, чтобы хорошо пропариться по-настоящему, — надо всё-таки немого потерпеть и высокую температуру, и горячий пар.

Чем хороша русская баня? Хороша тем, что она дает здоровье. Ведь когда человек в бане дышит паром, да еще с запахом или эвкалипта, или мяты, или лаванды, то врачи ему никогда не понадобятся. Чуть-чуть почувствовал недомогание, зашел в баню, подышал — и всё прошло. Баня и успокаивает. Например, человек устает на работе за день, и когда он приходит в баню, то всю усталость как рукой снимает. И человек выходит из бани облегченный. Ему легко, ему хорошо!

В парилке голову надо прикрыть. Лучше всего — специальными фетровыми шляпами. Голова в шляпах все равно будет потеть, но на голову не будет большой нагрузки.

Надо больше пить воды в бане — в этом случае выходит больше пота. Иногда хорошо в бане и пивка попить. Лучше, конечно, безалкогольное.