Не является ли бегство сибирских крестьянок явлением пусть болезненным, но положительным, поскольку отражает их проснувшееся гражданское самосознание… Крестьянка, которая доросла до той степени сознательности, когда она может в любой момент порвать с мужем, курятником и коровой, — это ли не тот элемент, в котором больше всего нуждается сейчас наша коммуна?
Вот, собственно, и весь пример. Свежая, острая для своего времени и глубокая мысль автора обеспечила неожиданный поворот теме, что, в свою очередь, не могло не привлечь внимания общественности к событиям, происшедшем в далекой сибирской деревне.
Да, никакой факт, даже кричащий, сенсационный, не может «повлиять на умы», если он не осмыслен автором, не снабжен размышлениями, доводами, резонами, не обеспечен темой, имеющей свой портрет. Сенсация сама по себе чаще всего рождает кривотолки, оставляет читателя в недоумении, не организует его отношения к событию, факту, а в итоге не формирует общественного мнения, не будит общественной мысли, стало быть, не способствует выполнению главной задачи журналистики. Не помню в своей практике случая, когда бы я взялся за перо, соблазнившись «потрясающим» фактом, не попытавшись прежде трансформировать замысел в тему. Нет темы — и такое бывало, — и я без сожаления отказывался от написания материала. Потому что просто нечего сказать читателю. Голая сенсация в журналистике — это гром литавр в оркестре, звучащих вне всякой связи с мелодией и содержанием.
Еще приведу примеры, но уже из собственной практики. Без лишних предисловий еще раз опубликую несколько работ, написанных и напечатанных за минувший 1998 год в центральной прессе, уверенный в том, что мой искушенный читатель справедливо оценит повороты тем, ему предложенных. Не могу, да и не хочу открывать «америк», но принести пользу вам попытаюсь. Рассчитываю на извечный читательский опыт и способность видеть глазами один текст, проникать, однако, в его междустрочье, и еще думать при этом, анализировать и даже фантазировать. Иными словами, быть соавтором журналиста. После такого неприкрытого подмазывания я готов предъявить читателю журналистские «нюни» и слезы, на сей раз даже без надежды на финальную улыбку; впрочем, я могу смягчиться позже. Ни вы, ни я, этого пока не знаем.
Итак, с Богом.
Страсти постепенно стихают. Инцидент еще не исчерпан. Любая искра вызовет новые бури. Каждый телезритель и «газетных тонн глотатель» способен думать о ситуации с Анатолием Чубайсом все, что ему хочется. Как и вы, я видел и читал «драматургический» сюжет собственными глазами. Но не уверен, что мы с вами наблюдали одно и то же. Ведь наши впечатления зависят от разного понимания основ нравственности, законности и еще от политических пристрастий. Кто из нас прав? Не знаю. Могу изложить читателю собственное представление о случившемся, не претендуя при этом на бесспорность.
«Каждый пишет, как он дышит…»
Начну с главного. Имеют ли чиновники самого высшего ранга право писать монографии, воспоминания и даже юмористические стихи? Закон не запрещает. Имеют ли право авторы претендовать на гонорар любого (повторяю: любого!) размера? И в этом случае закон не протестует. Напомню себе и читателю юридический постулат: что законно — нравственно.
Сделаем паузу, прежде чем пойти дальше.
Лично мне кажется, что вся эта история с Чубайсом дурно пахнет. Уверен, что имею немало сторонников, если даже самые яростные почитатели Чубайса зажимают носы, говоря о гонораре. Да и сам «герой» скандала прилюдно и со смущением признал, что получил за монографию «многовато». Впрочем, меня совершенно не волнует количество денег в чужом кармане, тем более что у нас с первым вице-премьером разные точки отсчета: то, что для него «многовато», для меня — Эльбрус, «маловато» — для меня все равно не ниже Воробьевых гор в Москве. Мы живем и «считаем» в разных весовых категориях и вращаемся в плоскостях, никогда не пересекающихся.
Задаю сам себе вопрос очень важный: компрометирует ли Анатолия Чубайса размер его гонорара? По Далю, компрометация означает «неловкое состояние», «озабоченность», «позор». Полагаю, Чубайсу должно быть предоставлено право самому выбрать себе подходящий случаю вариант. Похоже, он уже давно выбрал, заявив, что девяносто пять процентов гонорара передает на благотворительные цели, а свою работу оценил пятью процентами.
Многие спорят: соответствует ли размер гонорара объему монографии? Давайте вспомним «теорию относительности» Эйнштейна, за которую он был пожалован Нобелевской премией, хотя рукопись занимала не более двух-трех десятков страничек. Ну и что? Объем монографии Чубайса и его соавторов тоже понятие «относительное», да и никто из нас ее в руках не держал. Только история рассудит, стоит ли она признания: Нобелевской или какой-нибудь другой премии. Правда, уже и сегодня могут ответить на наши жгучие вопросы специалисты, прочитав саму работу. А мы подождем.
Лично для себя я решил: случай с Чубайсом имеет, скорее всего, психологическое объяснение с меркантильным акцентом. В народе о таких говорят грубовато, но точно: «Жадность фраеров сгубила». Эта причина была бы самой «штатной», как принято говорить, и даже благоприятной для группы авторов: ясно и понятно, без политической и уголовной примеси.
Криминальный подтекст возникает лишь в одном случае: если под видом гонорара авторы получили взятку или «благодарность» за уже оказанную кому-либо услугу. Юристы знают: подозревать — можно, утверждать — никогда. Обвинение должно быть проверено следствием и подтверждено вошедшим в силу приговором суда. До этого — презумпция невиновности. Подождем, тем более что уже сказано президентом: такой размер гонорара называется «должностным». Чем выше ранг авторов, тем выше оплата. Такова реальная практика во всем мире: имя стоит денег. Правда, возможен случай, уже названный «странным», когда генерал Лебедь отказался от гонорара за изданную им книгу.
Теперь представим себе, что прокуратура не станет возбуждать уголовное дело против «писателей», а если и возбудит, то суд потом вынесет оправдательный приговор. Что тогда делать хулителям Чубайса, обратившимся к услугам прессы и телевидения? Отвечать по предъявленному счету. Чубайс с некоторыми соавторами уже заявил, что обращается в суд за защитой чести и достоинства. Они намерены, и не без основания, выиграть гражданское дело, оставив своих обидчиков, извините, без штанов. А мы, как уличные зеваки, с вожделением будем ждать живописного финала спектакля.
Одного я не могу сегодня понять: почему дрогнул президент, мгновенно уволив с работы сразу четырех «подельников» Чубайса? У меня два варианта. Первый: если проправительственный «коллективный мозг», державший в руках всю экономическую политику государства, сумел так бездарно задумать и осуществить операцию с монографией и огромным гонораром, не просчитав заранее все последствия и презрев силу общественного мнения, то могут ли эти люди вообще заниматься важным в государстве делом? Гнать! — единственный выход из положения. Второй вариант. Еще в далекой древности Тиберий сказал, будто смотря на нас: «Хороший пастух стрижет овец, но не сдирает с них шкуры».[25] Четыре шкуры Борис Николаевич уже щедро подарил упрямой Думе. А Чубайса всего лишь постриг. Подоплека ясна: авторы монографии стали товаром, который можно по бартеру обменять на бюджет и налоговый кодекс. Думцы шкуры не без радости приняли и с сожалением констатировали, что желанной шкуры Чубайса нет.
Затем они могли бы разыграть карту с бюджетом в надежде «дожать» президента, хотя и знали, что с Борисом Николаевичем такие номера не проходят. Так или иначе, я не исключаю, что мгновенная реакция президента была продиктована сразу двумя мотивами. Что-что, а предвидеть президент умеет.
В любом случае, что бы ни случилось, Анатолий Чубайс не пропадет: возможно, Ельцин подыщет ему новую работу, а то и вернет талантливого организатора на прежнее место — возглавить администрацию. А Валентин Юмашев как дорогостоящий «спутник» шефа, запущенный однажды в космос, не будет возвращен на землю, а всего лишь переведен, как обычно, на другую орбиту. Покамест все оказались в подвешенном состоянии: и Президент, и Дума, и Чубайс, и мы с вами. Ждем-с. Но долго так продолжаться не может: где-то гром рванет, ударит молния, а потом наступит освежающая прохлада и желанная тишина. До новых бурь. И, конечно, по старой традиции во всех грехах обвинят журналистов, которые и этот поворот событий мужественно перенесут: увы, таковы издержки нашей профессии.
Я нарисовал идиллическую картину финансового скандала. Теперь сделаю два откровенных признания. Первое: всю ситуацию с Чубайсом, его соавторами, Президентом и всеми нами я считаю трагедией, а не водевилем и даже фарсом. «Писателей» мне, правда, жаль: их бес попутал, а теперь из-за этого «беса» страдают их семьи, их сторонники, да и все мы. Еще жаль отечественную экономику: смена одной команды на другую, пока не «обстрелянную», приведет к потере темпа экономического развития, что болезненно скажется на нашем обществе.
