Подобно тому, как человек есть троичное единство — тело, душа, дух — так и каждая национальная целостность есть космо-психо-логос, т. е. единство местной природы (космос), характера народа (психея) и его склада мышления (логос). Эти составляющие находятся и в соответствии, и в дополнении друг к другу. Для описания национальных миров и умов потребен метаязык. В качестве такого годится древний натурфилософский язык "четырех стихий". "Земля", "вода", "воздух", "огонь" суть слова этого языка. Если их понимать расширительно и символически, ими можно обозначать и физические явления природы, и духовные феномены культуры. Ниже предлагается некая космософия России — по образу и подобию историософии, которая есть "мудрость истории".
Какую же мудрость излучает космос России? Россия — "мать-сыра земля", т. е. "водо-земля" по составу стихий. И она — "бесконечный простор". Беспредельность — аморфность. Россия — огромная белоснежая баба, расползающаяся вширь: распростерлась от Балтики до Китайской стены, "а пятки — Каспийские степи" (по образу Ломоносова). Она, выражаясь термином Гегеля, — "субстанция-субьект" разыгрывающейся на ней истории. Очевидно, что по составу стихий ее должны восполнить "воздух" и "огонь", аморфность должна быть восполнена формой (предел, границы), по пространству должно врубиться-работать время (ритм истории) и т. д.
Это и призвано осуществлять мужское начало здесь. Природина, Россия-мать рождает себе сына — русский народ, что ей и мужем становится. Его душа — нараспашку, широкая: значит, стихия "воздуха" в нем изобильна. Он легок на подъем в путь-дорогу дальнюю. Русский народ гуляет, "где ветер да я", летучий, странник и солдат, плохо укорененный.
Потому второго мужа России понадобилось завести (уже не как Матери-Родине, а именно женщине-жене) в дополнение, который бы ее крепко обнял-обхватил: заставой богатырскою, пограничником Карацупою, железным ли занавесом…
Итак, в русском космосе три главных агента истории: Россия = мать— сыра земля, а на ней работают два мужика: народ и государство-кесарь. И оба начала ей необходимы. Народ — это тот малый, что протягивается по горизонтали: из Руси — всю Россию собою покрыть (и в эротическом смысле слова тоже) напрягается, хотя и убогий числом-населением: мал да удал! Но — бегл, не сидит на месте. Потому и понадобилось жесткое начало власти, формы, порядка — и оно, естественно, с Запада натекло. Оттуда же индустрия ("огне-земля" промышленности) и город. Народ = воля, а государь(ство) = закон.
Теперь — о темпоритмах русской жизни и истории.
Представим эту обширную страну в ее начале, со скудным населением, обитавшим в лесах северо-западной Руси. Чтобы заселить и цивилизовать это пространство путем естественного размножения ее флегматического инертного народа (бегл-то он и подвижен — от власти стал), понадобились бы десятки тысяч лет. Однако Россия была окружена более динамичными и агрессивными народами, особенно с юга, жарко-страстными кочевниками-степняками, которые вожделели обладать ею. В защиту от соседей понадобилось выстроить государство. Однако призвание его в России не только милитарное, но и строительное: оно — главный хозяин и предприниматель, толкач цивилизации в этом пространстве лесов, степей, тундр, тайги, льдов океана и вечной мерзлоты, которые, положась на охотку индивида, не освоишь.
Петр с топором и Ленин с бревном — вот символы государства русского типа. Топор, правда, этот применялся не только на верфях при постройке флота, но и на плахе: рубить головы населению, не изобильному и так, без этих прореживаний...
И вот у народа и государства в России разные темпоритмы во времени. Народ тяготеет к натуральному развитию медленным шагом времени, что органично для русского медведя (кому еще и в спячку надо погрузиться долгою зимою) или даже мамонта — таким животным телам могут быть народ и страна русская уподоблены. И естественно, что ритм сердцебиения и кровообращения и всех функций в таком огромном туловище должен быть иным, нежели в средне-нормальных зверях — таких, как волк Германии, лиса Франции или дог Англии. Но соседство с Западом и вплетенность в историю Европы подстегивали, и к страданию для народа и жизни индивида — капилляра в нем мера, скажем, волка ("аршин общий") навязывалась нашему мамонту-медведю — как нормальный пульс, и вытаскивали его на ярмарку-рынок плясать чужемерно и неуклюже, на посмешище. А если не поспевал, подгоняли его кнутом и насилием: слово "ускорение" у государства на устах.
Так и сложилось веками, что русский человек свыкся трудиться не столько движимый своей охотой к зажиточности (он привык довольствоваться малым, как и свойственно мудрому: Сократу, Декарту и Ивану-дураку), но исполняя наряд организующей воли Державы.
Так что "командно-административная система" есть не прихоть на потеху нынешним острословам, но работающий костяк-остов, присущий космосу России. Позвоночники государства и народа искривлены навстречу друг другу и образуют Арку хозяйства у нас, которая тем и крепится, что оба устоя не самостоят колоннами, но падают друг на друга.
Отсюда очевидно, что расчет нынешних реформаторов России — распустить государственную организацию экономики в надежде, что русский человек враз воспламенится эросом труда и станет рыночно вкалывать, вожделея жить, как американец, — без понимания космо-психо-логоса России и темпоритмов русской жизни принят.
Ведь и среди планет Солнечной системы различны по величине годы обращения, и нелепо Юпитер России заставить крутиться с тою же скоростью, что Венера Франции или Марс Германии. Китай-Сатурн свою меру понимает и не спешит...
Все процессы и фазы истории в России медленнее должны бы протекать.
Итак, несовпадение шага пространства и такта времени — вечная судьба и трагедия России, но и закономерность ее истории. К тому же тут еще расходятся интересы народа и личности.
Для индивида, чья жизнь короткомерна, кто "и жить торопится, и чувствовать спешит", западное склонение, ускорение — по душе. Потому индивид в России падок на права человека и демократию.
Какие же последствия и особенности русского логоса проистекают из такого именно склада космоса, эроса и психеи здесь? Русский логос — функция этих четырех аргументов: Россия-мать, народ, государство, личность. У каждого из них — свои слово и логика.
Россия есть рассеянное бытие-небытие, разреженное пространство с островками жизни. "Как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города" (Гоголь). Точка жизни, тире пустоты. Пунктир, а не сплошняк цивилизации: нет связи, дорог, посредства, слабость среднего сословия и среднего термина в силлогизме. "Умом Россию не понять".
Потому строгая философия невозможна в России, но она — на грани с художественной литературой или религией.
Государство в России (как осуществляющее принцип формы в ее аморфности), напротив, порождает и излучает жестко рассудочный логос, догматический, и им обслуживается: формализм, бюрократия, начетничество синодального катехизиса и талмудизм марксистско-ленинской идеологии, культ рассудка и научности, план и предопределение, неприятие случая и свободы воли. Как аltеr еgо, "свое другое" логоса государства, — логос антиподной ему интеллигенции, что так же вестернизована, как и истеблишмент-аппарат, и учится у Запада, и боготворит науку, разум, логичность.
Ну а народ русский — каков его логос? Это — песня, поэзия — и безмолвие. "Народ безмолвствует", "И лишь молчание понятно говорит".
В силовом поле этих трех сверхличных субстанций-субъектов русского бытия бьется логос русской личности: Пушкина, Достоевского, Федорова, Горького, Бердяева... — с "мукой понять непонятное" и "объять необъятное".
Тут есть свои общие черты. Если формула логики Запада, Европы (еще с Аристотеля), это есть то ("Сократ есть человек", "Некоторые лебеди белы"), то русский ум начинает с некоторого отрицания, отвержения, и в качестве "тезиса-жертвы" берется некая готовая данность, с Запада, как правило, пришедшая, или клише обыденного сознания... Оттолкнувшись в критике и так разогревшись на мысль, начинает уже шуровать наш ум в поиске положительного решения-ответа.
Но это дело оказывается труднее, и долго ищется и не находится чего-то четкого, а повисает в воздухе вопросом. Но сам поиск и его путь уже становятся ценностью и как бы ответом.
Модель-схема русского космоса: — это "путь-дорога", "Русь-тройка", космодром в однонаправленную бесконечность. В формуле русской логики "не то, а..." этому соответствует многоточие, незавершенность. Она и ценность, по Бахтину: открытость, вопрошание, не сказанность ни о чем последнего слова. Русские шедевры незавершенны: "Евгений Онегин", "Мертвые души", "Братья Карамазовы"... Есть начало — нет конца. И задушевная мечта русская — начать все снова, жизнь — сначала! Разрушим — и построим, наконец, то, что надо! И не устаем начинать!..
