«Голубая роза» – пожалуй, единственная в своём роде группа художников, внутри которой не было раздоров, конфликтов, профессиональных разногласий и, как у других обычно случалось, разрыва в личных отношениях. Напротив, всегда между ними существовали уважительное, трепетное всепонимание, искренняя поддержка, когда возникали какие-либо сложности во «внешнем» общении. Например, заказчик – Саратовская епархия мало того что не приняла уже сделанную в 1902 г. работу Кузнецова, Уткина и Петрова-Водкина – роспись летнего придела церкви Казанской Божией Матери, но и приказала всё уничтожить!
В станковой живописи, театральных декорациях, настенной храмовой живописи, архитектурных мозаичных панно, книжной графике, скульптуре голуборозовцы работали с формой, сохраняя «душевное, русское» содержание, «их воздействие не внешнее, физическое, а психологическое», их повышенная эмоциональность «может быть, даже интереснее с точки зрения интимной поэзии, чем со стороны чисто живописной» (С. Маковский). Духовной основой творчества Кузнецова, Судейкина, братьев Милиоти, Сапунова, Крымова, Сарьяна, Арапова, Фонвизина, Феофилактова, Дриттенпрейса, Кнабе, Н. Рябушинского, Матвеева, Бромирского стали древнерусское искусство и средневековое мироощущение, когда этика и эстетика неразрывно связаны в русской традиции. И сегодня такой подход к задачам искусства представляется наиболее верным, а потому «Голубая роза» по-прежнему источает аромат неопределённой красоты…
Теги: Михаил Киселёв. Голубая роза
Сегодня ленинградцы плачут...
Художник В. Пакулин на Невском проспекте в блокадном Ленинграде
Фото: Б. ЛОСИН
Ленинградцы. Блокадные дневники. Из фондов Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда / Составление, послесловие, комментарии, подбор фотографий - И.А. Муравьёва. – СПб.: Лениздат, Команда А, 2014. – 640 с. – 2000 экз.
В канун 70-летия полного освобождения Ленинграда от блокады вышла замечательная книга – блокадные дневники ленинградцев. Казалось бы, за истекшие 70 лет уже всё сказано, написано, рассекречено, опубликовано, сложились мнения и оценки. Но вот листаешь страницы – и слышишь живые голоса людей, отстоявших наш город в самые страшные для него времена. И только удивляешься, почему эти дневники так долго шли к нам, ныне живущим, и тем, кто будет жить после нас.
Если коротко, то блокадные дневники ленинградцы понесли в возрождённый Музей обороны Ленинграда лишь в 1989 г., когда уже трещали цензурные барьеры и буйствовала гласность. Как пишет составитель книги – старший научный сотрудник музея Ирина Муравьёва: "[?]с первых же дней в его фонды, наравне с другими экспонатами, ленинградцы начали приносить дневники и воспоминания блокадников и защитников города: рукописные и перепечатанные, фотокопии и ксерокопии… Эти дневники – бесценные документы эпохи. Они позволяют не просто полнее и подробнее узнать историю блокады, но практически стать её свидетелем в настоящем времени".
В очередной раз подтвердились истины: рукописи не горят; нет ничего тайного, что не стало бы явным.
В уникальную по составу книгу «несгоревших рукописей» включены блокадные дневники семерых ленинградцев: мальчика-пожарного; главного инженера одной из ленинградских ГЭС, отвечавших за подачу электроэнергии в город; заведующего райздравотделом Кировского района; военного цензора, записывающего в свой дневник циркулирующие по городу слухи и фразы из писем; лектора политотдела одной из армий; дознавателя Военной комендатуры Ленинградского гарнизона; преподавателя ремесленного училища при Адмиралтейском заводе, который вёл дневник вместе со своим маленьким сыном. И воспоминания женщины, которой 22 июня
1941 года исполнилось 13 лет.
Думаю, понятия «блокада» и «голод» навсегда останутся для ленинградцев-петербуржцев синонимами. После того как в сентябре 1941 г. прямой штурм Ленинграда не удался, Геббельс записал в своём дневнике: «Он должен быть уничтожен почти научно обоснованным методом». Так голод впервые стал оружием массового поражения, применённым против крупнейшего города Европы. Известно, что более 90 процентов погибших в блокаду горожан погибли от голода. Поэтому неудивительно, что в блокадных дневниках проблемы голода, питания, быта занимают едва ли не первое место. И, как записал в публикуемом дневнике Владимир Ге (правнук художника): «Ни один город за всё время войны с немцами не насчитывает столько жертв, сколько насчитывает Ленинград. Но всё же ни одна нога немца не вступила в его пределы в качестве завоевателя. Десять километров, отделявших немцев от Ленинграда, оказались длиннее сотен километров, пройденных немецкой армией за всё время войны».
«Держа в руках дневник, невольно задумываешься, хотел ли автор делать его достоянием гласности? Имеем ли мы право на публикацию? – пишет в предисловии составитель книги И. Муравьёва. – Но скоро убеждаешься: автор хотел, чтобы дневник был прочитан. Более того, некоторые фразы, порой прямые обращения к будущему читателю, указывают на то, что и писались дневники для того, чтобы передать близким, детям, потомкам – нам – исключительный, ни с чем не сравнимый блокадный опыт».
Так послушаем эти голоса из прошлого.
Из дневника Бориса Капралова , вчерашнего школьника, бойца комсомольского противопожарного полка, несостоявшегося курсанта Военно-морского политического училища; два с половиной месяца блокадной жизни, последняя запись в общежитии для эвакуированных на ул. Салтыкова-Щедрина 1 января 1942 г.
«Впервые мы так встречали Новый год – даже не было крошки чёрного хлеба, и вместо того чтобы веселиться вокруг ёлки, – мы спали, так как нечего было есть. Хлеба не добавили, продуктов в магазинах нет, сахару, конфет и жиров ёще за третью декаду не давали. Опять я едва таскаю ноги, дыхание спирает, и жизнь уже не мила. На улице всё так же падают люди от голода. В столовой ничего, кроме жидкого плохого супа из дуранды, нет. А этот суп хуже воды, но голод не тётка, и мы тратим талоны на такую бурду. В комнате только и слышно, что о еде. Что с нами будет? Выживу ли я в этом аду?»
Борис был вывезен через Ладогу на Большую землю и умер в железнодорожном эшелоне в феврале 1942 г.
Из дневника К.В. Мосолова, преподавателя ремесленного училища № 1 при Адмиралтейском заводе.
«Тень зимы 1941– 1942 года. Утром 5 апреля шёл на работу мимо энского госпиталя, где работает наш знакомый доктор Брискин. К госпиталю подъехала машина, и четыре женщины стали загружать её умершими дистрофиками. Они были жёлтые и худые, как скелеты, и стучали костьми о дно машины.
И мне захотелось, чтобы Гитлер перед судом полежал бы в штабеле мертвецов и немного понял, сколько несчастья он принёс со своей сворой всему миру и нашему городу».
18 апреля 1943 г. «Сегодня на работе горячий денёк. Только в здание нашего цеха попало четыре снаряда. Один разорвался рядом с мальчиком-электросварщиком – от него остались только клочья ватника, кровь и больше ничего.
Один снаряд прошёл крышу, два потолка, изогнул в баранку двутавровую балку и, ударившись о пол мастерской, лёг между двумя строгальными станками – он не разорвался. Когда его трогал, он был ещё горячий».
Из дневника Израиля Назимова, в 1941–1942 гг. – заведующего райздравотделом Кировского района Ленинграда и завотделом внебольничной помощи Ленгорздравотдела.
18 января 1942 г. «С утра пошёл в баню. Темно, холодно, но есть горячая вода. Сразу почувствовал облегчение. <…> был в больнице имени Володарского. Проверял работу, давал указания – отметил много недостатков. Продуктами питания трест столовых снабжает отвратительно».
22 января 1942 г. «Когда кривая смертности начнёт падать? Сегодня в больнице Володарского вновь 500 трупов. …Трупы, трупы и трупы. Сколько их? Тысячи? Очень, очень много!
25 января 1942 г. «Сегодня с утра был в больнице Володарского. Навестил отца, мать и Абрашу. Отец плох. Мать выглядит лучше. <…> Из больницы прошёл в 245-е ясли ещё раз посмотреть состояние интернатной группы. Там меня угостили таким обедом, который сразу поднял моё настроение. Я ощутил сытость. А какое это удовольствие!»
26 января 1942 г. «…Люди озверели. В одной семье нашего района 18-летний сын убил мать, двух сестёр 28 и 16 лет, забрал продовольственные карточки и скрылся».
29 января 1942 г. «…В 132-х яслях меня накормили как на убой. Ох как это приятно! Зарядка на весь день. Вечером был в поликлинике. Основные вопросы – стационары.
