И наконец есть своя светлая, советская история, когда в огне Великой Октябрьской революции родилась Армянская Социалистическая Республика, давшая армянскому народу мир и прочное счастье.
Я сказала, что прошлое Армении укладывается в привычные для нас исторические периоды; но есть в этом прошлом и одна особенность, отличающая его от истории других народов. Порождена эта особенность отчасти сложностью географического положения Армении «на проезжей дороге», сделавшего ее ареной почти непрерывной борьбы.
Невозможность удержаться своими силами против нашествия более могущественных народов, необходимость искать поддержки у соседей, распри этих соседей за обладание Арменией, распри внутри самой Армении между различными ее князьями, обилие государственных образований, деливших Армению на «Великую» и «Малую», на первую, вторую, третью и четвертую, на отдельные княжества со своими династическими родами и периодами возвышений и падений; времена государственной самостоятельности, сменявшиеся порабощением; разнообразие сил, участвовавших в борьбе за нее: Парфия, Рим, Сасанидская Персия, Византия, арабы, сельджуки, монголы, а в новое время шахская Персия и Османская Турция; исход части армян из метрополии в Киликию и создание ими совершенно нового средневекового государства, Киликийского, просуществовавшего целых 300 лет (1080–1375 годы), — все это очень дробит и множит фактическую сторону событий, мешает историку охватить ее в единой концепции.
Трудность увеличивается еще и потому, что древние и средневековые историки оставили нам в наследство как раз эту дробность: историю династий, монастырей, завоеваний, почти ничего не рассказав о самом народе. А ведь в то время, как и свои правители, и чужеземные завоеватели, и знать, и отдельные представители духовенства делили Армению, разрывали ее на части, обессиливали во внутренних распрях, — в это самое время в убогих подземных жилищах, тех самых, где, по слову поэта Исаакяна:
…у очага, перед огнем,
Гусаны наши пели песни и запивали их вином,
И в песнях славили победы, и пели гимн богатырям,
Врагам предсказывая беды, и поражение, и срам[55],—
(Перевод М. Зенкевича)
в этих убогих норах тысячелетиями жило и непрерывно трудилось на родной земле армянское крестьянство — историческая сила древнего армянского народа.
Историки почти не говорят о крестьянах в своих летописях, но если за Армению жадно боролись иноземцы и собственные князья, если к ней хищно тянулись Рим и Парфия, Византия и Персия, если ее непрерывно затопляли арабы, сельджуки, монголы, то потому, что она была лакомым куском, потому, что поля ее были тучны, нагорья покрыты садами, луга — стадами, а это было делом рук армянского крестьянства. В Армении было что грабить, было кого обкладывать податями, над нею выгодно было властвовать. За пять столетий до нашей эры наемные греческие войска, уходя из Месопотамии, прошли через Армению, и возвращение их описал Ксенофонт. Он подробно рассказал, как эти войска застали тогда в Армении плодороднейшую страну, еще без городов, с одними селами, где были и пшеница, и ячмень, и все виды домашнего скота, и мед, и пиво, и вино, и птицы, и плоды, и масло, и всякие благовония, и краски, и домашние ткани. Армянское крестьянство жило тогда в подземных норах, остатки которых как исторические памятники сохраняются в наши дни, и плоды его рук собирал через своего сатрапа персидский царь. Уже в этом коренное отличие древней Армении от античного мира, строившего свое хозяйство на труде рабов.
Судя по концепции, принятой академиками Б. М. Грековым и Я. А. Манандяном, древняя Армения знала рабов лишь как военнопленных, работавших большей частью в качестве «домашних слуг» у знати, но института рабства в ней не было. Основною производительною силою по этой концепции в Армении и в древности и в средние века были трудолюбивые полусвободные крестьяне — «шинаканы» или «рамики» — последнее название охватывает также и позднейший городской податной, полусвободный класс.
В феодальный период, когда уже выросли в Армении города и шел живой торговый обмен с соседними странами, положение крестьян стало тяжелее. Их облагали податями, кроме своих владетелей, также и все завоеватели, подчас по двое сразу; их опутывали десятки всяких местных налогов и отработок: они должны были отдавать часть урожая помещику, десятину (так называемый «птух») церкви. С половины VI века был введен, кроме натурального, и денежный поземельный налог. Чтобы получить деньги, необходимые для уплаты, крестьянам приходилось или за бесценок продавать свое добро, или идти в лапы к ростовщикам. Между сборщиками податей и ростовщиками они зачастую бились до конца дней своих, не в силах справиться с долгом. А за неуплату с ними жестоко расправлялись кредиторы — побоями, истязаниями, казнями. Рамиков, не имевших возможности платить дань, били, вешали, зимой бросали в ледяное озеро. И все-таки знаменитая армянская пшеница поспевала на полях и не только кормила завоевателей, собственных хозяев, ораву их челяди, сборщиков податей, ростовщиков, деревню и город, но и вывозилась за границу, вплоть до главного города арабского халифата Багдада.
В средневековой Армении мы видим и городских ремесленников, составлявших вместе с крестьянами несвободное сословие рамиков — «аназат» (азат — свободный, ан — частица отрицания). Когда был раскопан из земли и описан в трудах исследователей город Ани, наглядно открылось, что каждая группа ремесленников в Ани жила в особом квартале: были раскопаны специальные кварталы кожевников, плотников, кузнецов, седельщиков, оружейников и т. д. Эти ремесленники были объединены в производственные союзы, называемые «амкарствами» (амкарства сохранились со своим ритуалом в Закавказье даже до начала XX века!).
Работы армян-ремесленников в Ани, этом городе «всемирно известном»[56], стояли на очень большой высоте. Армян-каменщиков приглашала на свои строительства Византия.
«Продукция ремесленной и художественной промышленности, найденная во время раскопок, — пишет академик Манандян, — ярко показала, что культурная жизнь Ани и городов Багратидской Армении находилась на более высоком уровне развития, чем в средневековых городах Западной Европы» [57].
Это не безответственное утверждение. Крестьяне и ремесленники Армении, Грузии и Азербайджана в первое тысячелетие нашей эры прошли те процессы и создали те институты, которые у европейских ремесленников и европейского крестьянства наблюдаются намного позже, в XIV–XVII веках. Армянский народ, как и его закавказские соседи, имел древнейшие культурные традиции. Не забудем, что, когда он вышел на широкую историческую арену, многие азиатские страны еще были культурнее Греции. В предисловии своем к биографии Плутарха С. Я. Лурье пишет:
«В VI веке Восток еще был значительно культурнее Греции, и передовые люди Греции, желавшие просветиться, ездили на Восток — в Египет и Вавилон»[58].
Добавим от себя — и в Индию и в Палестину, как сделал в свое время один из глубочайших эрудитов греческих, Пифагор. С этим Востоком народы Закавказья имели многочисленные связи. Армяне могли учиться мастерству и у соседних древнеазиатских народов, как позднее и у лучших греческих и еврейских мастеров, которыми заселялись еще при Арташесидах (Тигране II и др.) строившиеся армянские города. Из глубин Китая, намного опередившего Европу в ряде производств (шелк, бумага, лак), в ряде искусств (живопись, резьба, книгопечатание), в обработке земли, еще в древности в Армению эмигрировали целые княжеские роды с многочисленными челядинцами и войсками, — и трудно допустить, чтобы общение с Китаем не оставило в Армении никаких следов, никаких навыков, никакого опыта, занесенного на новое место с далекой родины, так же как невероятно, чтобы более поздние торговые связи армян с Индией, Персией и Аравией не обогатили взаимно их народы. Мы находим трогательную характеристику китайцев у отца армянской истории Моисея Хоренского. Он пишет о них с той чудесной конкретностью, с тем знанием, какое предполагает и личное знакомство и общение между народами.
«Тчены (то есть китайцы), — пишет Хоренский, — миролюбивее всех народов, живущих на лице земли… Дивна и страна их обилием всех плодов. Она украшена всеми растениями; богата шафраном, шелком, павлинами; в ней множество диких коз… говорят, что фазан, лебедь и тому подобное, составляющее у нас изысканную пищу, и то для немногих, там — пища общая. У вельмож счета нет драгоценным камням и жемчугу. Одежда, считаемая у нас роскошною и не многим доступною, у них во всеобщем употреблении. Это — о земле Тченов»[59].
