Интересно отметить, как именно армянские трудовые классы, крестьяне и ремесленники, никогда не замыкавшиеся в какой-либо национальной ограниченности, широко отзывавшиеся на революционные брожения соседних народов, — именно они-то и оказались наиболее стойкими носителями идеи национального единства, обнаружили удивительную верность родной земле и родной культуре. А в то же время армянским переселенцам, как и армянскому крестьянству, остававшемуся на родине, присуще было постоянное историческое тяготение к великому русскому народу, характерное и для закавказских соседей Армении — Грузии и Азербайджана.
Сношения армян с Россией начались очень давно. Учебник «Истории армянского народа», выпущенный в 1951 году Академией наук Армянской ССР, указывает, что:
«… до IX века общение армян со славянскими племенами носило случайный характер. После IX века сношения армян с русскими и через Кавказ, и через Черное море, и через Балканы принимают уже постоянный характер».
И. М. Карамзин в своей «Истории государства Российского», основываясь на показаниях летописца начала XIII века («Киево-печерский патерик»), пишет об армянах-врачах в древнем Киеве:
«Во времена Мономаховы славились в Киеве Армянские врачи: один из них (как пишут), взглянув на больного, всегда угадывал, можно ли ему жить, и в противном случае обыкновенно предсказывал день его смерти»[67].
В Киев, мать городов русских, стекались вместе с византийцами и армянские ремесленники, ученые, каменщики, живописцы и преследуемые у себя на родине сектанты: так на Киевской Руси были даже основаны павликианская и тондракийская общины. В упомянутом мною учебнике приводится целый ряд примеров культурных взаимодействий армян и русских в Х — XIII веках: армяне переводят с русского на армянский «Житие Бориса и Глеба»; русские переводят с армянского на русский «Житие Григория Парфянского (Просветителя)», «Житие блаженных дев». Этот литературный интерес отражается и в живописи:
«Среди фресок храма Спаса-Нередицы в Новгороде Великом находились изображения Григория Армянского (Просветителя) и Девы Рипсимии».
В московском храме Василия Блаженного есть притвор «Григория, просветителя Армении». В то же время русские иконописцы в XIII веке доходят до Армении и оставляют в армянских церквах следы своей деятельности:
«Одна из лучших церквей Ани была расписана русским иконописцем».
Насколько такие связи не были случайными, показывает процесс их расширения из века в век, участие в них армян, переселившихся в западные государства: «В XV–XVI вв. армяно-русские экономические, культурные и политические сношения» велись не только через армян, живших на Ближнем Востоке и в Закавказье, но «и через посредство крымских и польских армян. В битве при Грюнвальде (1410), когда объединенные русско-польские войска нанесли сокрушительное поражение немецким тевтонским рыцарям, бок о бок со Смоленскими полками сражались и армянские отряды, набранные из жителей европейских армянских колоний». Каждое завоевание Россией городов, где имелось армянское население, сопровождалось восторженным отношением этого населения к русской армии как освободительнице. Так было при завоевании царем Иваном IV в 1552 году татарской столицы Казани, а в 1556 году Астрахани. Так было и в последующие века при завоевании Карса, Еревана, Эрзрума и т. д.
История Армении в последующие века, XVII и особенно XVIII и XIX, — это летопись мучений армянского народа под игом персидских и турецких завоевателей. Многочисленные послания армянских католикосов к западноевропейским правительствам и «братьям христианам» с мольбою о помощи остаются тщетными.
В 1801 году к России присоединилась Грузия. В Восточной Армении, граница которой приблизилась к России, выросли надежды на помощь своего великого соседа.
Еще в XVIII веке сюникский князь Исраэл Ори[68] поехал в Россию, добился приема у Петра I и, рассказав ему о положении дел в Персии, просил военной помощи, обещая поднять армян. Петр Великий действительно выступил в 1722 году против Персии. Тем временем армяне, соединившись с грузинами, под водительством армянского полководца-патриота Давид-бека, подняли восстание. На короткое время (1722–1728 годы) Давид-беку посчастливилось продержаться независимым в своем княжестве, но персы жестоко отомстили армянам. Эти события были экранизированы у нас в фильме «Давид-бек» по роману Раффи, переведенному на русский язык, и отражены в большой героической опере композитора А. Тиграняна «Давид-бек», найденной посмертно в его архиве и хорошо завершенной музыкантом Г. Будагяном.
Обращались армяне за помощью и к Екатерине II. Она послала им войска под командованием Валериана Зубова. По открытым недавно архивным документам, опубликованным историком Абгаром Иоаннисяном в его большом труде «Россия и армянское освободительное движение в 80-х годах XVIII века» (Ереван, 1947), Екатерина II серьезно задумывалась даже о создании независимого «армянского царства». Вот что пишет по этому поводу Абгар Иоаннисян:
«Все материалы свидетельствуют с полной несомненностью, что русская дипломатия, всерьез занималась в то время вопросом о создании из земель, подвластных Ирану, армянского государства, намечая даже в будущем возможность расширения границ воссозданной Армении за счет населенных армянами турецких провинций. План этот являлся при этом не только личным проектом Г. А. Потемкина. Он полностью поддерживался коллегией иностранных дел и, в частности, таким видным и влиятельным дипломатом и государственным деятелем, как Безбородко».
В 1785 году из-за осложнившейся политической обстановки на Кавказе план этот был, впрочем, оставлен. Войска Зубова были отозваны, а персы в отместку опять опустошили Армению в 1796 году.
Однако же тяга к великому соседу не обманула армян. В 1826 году Персия выступила против России, вероломно арестовав русского посла, и в начавшейся войне русские разгромили персов. По Туркманчайскому договору в 1828 году к России перешла вся Восточная Армения, а персидское правительство обязалось беспрепятственно отпускать армян переселяться в Россию. Во время последующей русско-турецкой войны, при взятии русской армией Карса и Эрзрума, армянская молодежь всячески помогала русским войскам. Сохранился прелестный рассказ Пушкина о том, как страстно тянулись армяне оказать эту помощь, сразиться в рядах русской армии, принять участие в великом деле освобождения родины:
«Мы въехали в Каре… Часовой принял от меня билет и отправился к коменданту. Я стоял под дождем около получаса. Наконец меня пропустили. Я велел проводнику вести меня прямо в бани… Мы остановились у одного дома довольно плохой наружности. Это были бани. Турок слез с лошади и стал стучаться у дверей.
Никто не отвечал. Дождь ливмя лил на меня. Наконец из ближнего дома вышел молодой армянин и, переговоря с моим турком, позвал меня к себе, изъясняясь на довольно чистом русском языке. Он повел меня по узкой лестнице во второе жилье своего дома. В комнате, убранной низкими диванами и ветхими коврами, сидела старуха, его мать. Она подошла ко мне и поцеловала мне руку. Сын велел ей разложить огонь и приготовить мне ужин. Я разделся и сел перед огнем. Вошел меньшой брат хозяина, мальчик лет семнадцати. Оба брага бывали в Тифлисе и живали в нем по нескольку месяцев. Они сказали мне, что войска наши выступили накануне и что лагерь наш находится в 25 верстах от Карса. Я успокоился совершенно. Скоро старуха приготовила мне баранину с луком, которая показалась мне верхом поваренного искусства. Мы все легли спать в одной комнате; я разлегся противу угасающего камина и заснул в приятной надежде увидеть на другой день лагерь Паскевича.
Поутру пошел я осматривать город. Младший из моих хозяев взялся быть моим чичероном. Осматривая укрепления и цитадель, выстроенную на неприступной скале, я не понимал, каким образом мы могли овладеть Карсом. Мой армянин толковал мне как умел военные действия, коим сам он был свидетелем. Заметя в нем охоту к войне, я предложил ему ехать со мной в армию. Он тотчас согласился. Я послал его за лошадьми… Через полчаса выехал я из Карса, и Артемий (так назывался мой армянин) уже скакал подле меня на турецком жеребце, с гибким куртинским дротиком в руке, с кинжалом за поясом, и бредя о турках и о сражениях»
(«Путешествие в Арзрум»).
Странным образом этот юноша, реальный спутник Пушкина, воскрес через два десятка лет в замечательном романе Хачатура Абовяна «Раны Армении» — первом романе, положившем начало новой армянской литературе.
Крепость Каре русским войскам пришлось снова обагрить своей кровью через несколько десятков лет, в ночь с 5 на 6 ноября 1877 года. Ночной штурм Карса — один из самых блестящих эпизодов русской военной истории. Современники рассказывают о нем как о беспримерном:
