Но в городе появляется известный в прошлом бандит. При понятиях. Али Баба, он же — отец Василия, пятнадцать лет просидевший в психушке и не имеющий ни малейшего представления, как за это время поменялся окружающий мир. Насчёт слияния власти и криминала он не в курсе, а некая мифическая свирепость Али Бабы даёт повод административным сотрудникам предположить, что "90-е вернутся и море крови будет". Дабы не допустить резни, мэрия срочно придумывает план действия. И пока Али Баба наставляет непутёвого отпрыска — как в воровских делах: "Хакеры нынче главные бандиты!", так и вообще по жизни: "Чёрный кофе" — вот настоящая музыка!" — герои неожиданно для самих себя оказываются выброшены за обочину города. Там, в дремучих лесах, они начинают партизанскую войну с администрацией Верхолуйска и считаются в округе местными робин гудами.
Решённая в стиле русского лубка с утрированно-издевательской интонацией (стилизованной под русские сказки) вторая работа Павла Бардина стопроцентно не способна вызвать к себе столь пристального интереса, как его дебютное творение с громким названием "Россия 88". Проблемы с прокатом, отмены показов на фестивалях, судебные разбирательства и шумиха вокруг да около фильма привели к тому, что "Россию 88" скачали из интернета и посмотрели сотни тысяч людей. Большая их часть — как поётся в одной песенке — "боится скинхедов с окраины" и потому не имеет представления о реальном положении дел. А псевдодокументальный стиль картины только усиливает ощущение, что всё происходит "взаправду".
Гражданское общество нашей страны посмотрело на проблему глазами Бардина и ужаснулось. Нечто подобное происходило не так давно с фильмом Киры Муратовой "Мелодия для шарманки": все вдруг неожиданно прозрели и обратили внимание на беспризорных детей. Поохали, повздыхали, поговорили о долге и благополучно забыли. Тема же скинхедов, усиленная телевизионными передачами с подтасовкой фактов и полным умалчиванием деятельности противоположной стороны, вызвала и вовсе священный ужас. Чем твердолобее высказывание, тем сильнее оно бьёт под дых не слишком разумного человека (коих у нас большинство) — это факт, и прискорбный. Размышления на заданную тему привели к тому, что в интернете обеспокоенные граждане всерьёз заопасались "многотысячных(!) военных организованных группировок футбольных болельщиков, которые того и гляди возьмут штурмом Кремль", и прочих "кошмаров" нашего времени. И "Россия 88" сыграла в этом не последнюю роль.
Быт русских фашистов, описанный Бардиным, был настолько прост и незатейлив, настолько примитивен и далёк от истины, что поневоле приходится подозревать режиссёра в конъюнктуре, ангажированной движением антифа. Как бы там ни было, история тушинских скинхедов сделала Бардина скандально знаменитым. И его новый фильм должен был либо закрепить сомнительные успехи, либо ввергнуть режиссёра в пучину поражения.
В результате не случилось ни того, ни другого. В "России 88", при всей её смехотворности и дикости наивной страшилки для обывателей, существовал чёткий ритм, подвластный сюжету. "Гоп-стоп" же почти полностью страдает отсутствием фабулы. Сделанный нарочито под любительское хоум-видео (приём, наработанный ещё в прошлом фильме) "Гоп-стоп" претендует встать в один ряд с широко известными примерами народного кино. Отсюда и закадровый текст с псевдорусским колоритом, и отсылки к дюжине фильмов, названия которых на слуху у любого знатока синематографа. Криминальная составляющая сталкивает Дмитрия Астрахана с Алексеем Балабановым — симбиоз, достойный в качестве идеи, но слишком нелепо воплощённый в эстетике колючего китча.
Очередное высказывание об ужасах провинциального быта на этот раз могло быть притянуто за уши к недавней проблеме приморских партизан. Говорят, что именно это стало камнем преткновения для чиновников, и на сей раз вставляющих палки в колёса прокатной судьбы "Гоп-стопа". Бардин здесь, разумеется, вне игры. Но должен чувствовать удовлетворение. Ведь нынче разве что скандал способен привлечь зрителя к фильму, в котором девяносто минут экранного времени приходится смотреть на ущербных людей без малейшего признака интеллекта. То, что в сознании современных российских кинематографистов народ сплошняком — деревенские иванушки-дурачки, ни для кого не новость. Но даже в беспощадных поздних фильмах Астрахана в этих иванушках то и дело проскальзывает что-то человеческое.
Подобные герои не являются исконно русским явлением. В криминальных романах английского писателя Дэнни Кинга встречаются и не такие идиоты. Правда, куда более симпатичные. В нашем же случае идея окрасить приключения парочки отморозков сказочной аурой близости к русской сермяжности превращает комедию в назойливый фарс.
Не последнюю роль во всём этом играет музыкальное сопровождение. В клубе, где потягивают пивко будущие партизаны, назойливо звучит один лишь только хит группы "Краски" под названием "Я полюбила бандита". Штампы "народного единства" усилены музыкой "Сектора газа", Александра Серова и Александра Розенбаума. Невозможно забыть и замшелую "Владимирскую Русь" группы "Чёрный кофе". Иногда это действительно очень смешно.
Не смешно другое. В фильме нет и намёка на какую-то идею. Более того, провинциальная гопота, узрев представителей себя на экране, рискует здорово разозлиться. И повторить судьбу реальных скинхедов, крутивших пальцем у виска после просмотра "России 88". А "Гоп-стоп" останется в истории кино как очередной фильм ни о чём — довольно смотрибельный, но совершенно не нужный. Ни современному культурному пространству, ни пустоте, поглощающей это пространство день за днём.
Марина Алексинская -- Дворцы и вороны
Сегодня ракеты и бомбы, созданные в советское время для удара по потенциальному противнику, бьют по жителям Волгограда и Пугачево. И ему, жителю Волгограда и Пугачево, объясняют, что виной тому — проклятое советское прошлое, когда наделали столько ракет и бомб, что сейчас их нельзя хранить. А еще жителю Волгограда и Пугачево объясняют, что вчера, в советское время, он жил искусственно, не по-настоящему, как в сказке. Что сама жизнь в советское время была искусственной, а социализм — тупая, как "коммуняки", сказка "коммуняк".
"Горбачев дал правду народу. Сермяжную, но правду, — услышала я в Светлые дни Пасхи. — А правда — это капитализм. Работаешь — есть денюжка. Не работаешь — нет денюжки". Так сказала 60-летняя женщина, жена советского офицера в отставке, который двадцать пять лет прослужил под Волгоградом. Благодаря советскому офицеру в отставке эта женщина получила "блаха": квартиру в спальном районе Москвы, домик в деревне, машину "форд" и мечту о море дешевого алкоголя.
И я вот думаю. Если жизнь с доходом в две-три тысячи долларов и манком системой "олл инклюзив" способна отформатировать мозги жены советского офицера в отставке, то какие могут быть претензии к Роману Абрамовичу, котовый из стен советского детдома прорыл ход к Виндзорскому дворцу? Что можно ждать от Романа Абрамовича? Правды. Сермяжной правды о жизни — о жизни как правде-матке.
Одним из рупоров такой правды-матки оказываются, что правда, СМИ. Вот "Коммерсант" — влиятельная газета г-на Усманова, соседа г-на Абрамовича по счастью на туманном Альбионе. 3 июня в ожидании балета "Лебединое озеро" в Большом театре я зашла в кафе выпить бокал вина. Красного, как советские кремлёвские звезды, вина. За моим столиком лежала газета "Коммерсант". Не почерпнуть из бокала вина ложку правды оказалось решительно невозможно.
Название статьи "Танец чистой воды" мне показалось созвучным правде. Правда — она чиста, как родник. Речь шла о балете "Дождь". И я представила благодаря автору статьи, как тонкие нити света, пущенные на сцену, символизируют потоки дождя, подобно звукам музыки американского композитора Стива Райха "пульсом отзываются в телах танцовщиков", как десять танцовщиков в костюмах пастельных тонов скрывают за хаосом движений "выверенную архитектуру". Словом, правда надменной современной хореографии складывалась для меня в узоры сказки. И как тут не поверить было, что автор балета, "ключевой хореограф ХХ века", Анна Тереза де Кеерсмакер впервые за почти 30 лет существования своей заокеанской труппы Rosas снизошла до Парижа?! Впервые позволила перенести современную хореографию "Дождя" на консервативную сцену Гран Опера. Часы пробили двенадцать. В кратком предложении финала выяснилось, чего, собственно говоря, автор статьи весь сыр-бор городил. "Несговорчивая хореографиня", оказывается, согласилась и на Москву. Теперь Москва ждет современную хореографию Анны Терезы де Кеерсмакер.
