При этом авторы забывают, что я транслирую не только свою личную позицию. Вопросы преподавания литературы в школе не раз обсуждались в Общественной палате. В этих слушаниях участвовали представители Литературного института имени Горького, университета имени Шолохова, школьные педагоги, учёные-литературоведы. Есть ли среди них бывшие ракетчики и носили ли они когда-нибудь сапоги, я не знаю, но в компетентности их не сомневаюсь.
Кстати, на этих слушаниях поднимались не только вопросы методики, но и сокращения часов преподавания литературы, качества подготовки педагогов. Как чёрт из табакерки, появляются список 100 рекомендованных к чтению книг, методические рекомендации, где Улицкую, к примеру, включают в базовый курс преподавания, а Куприна и Лескова - в углублённый. Одни преподаватели учат литературе по каким-то языческим учебникам, другие – по марксистским, третьи вообще считают, что главное не содержание, а эстетическая форма.
Другая проблема – небольшое количество часов, отводимых на изучение русского языка и литературы. И при этом некоторые школы дополнительно вводят изучение второго, а то и третьего иностранных языков.
Я лично, как человек, который не видит для себя и своих детей жизни за пределами своей страны, выступаю и буду выступать против таких подходов. Отдавать всё на откуп чиновникам из Минобрнауки нельзя, тем более что результаты их деятельности мы ощущаем уже сейчас.
Несмотря на шквал критики, комиссия Общественной палаты по культуре и сохранению историко-культурного наследия сейчас готовит слушания: «Литература в школе: есть ли будущее?». Соберутся педагоги, учёные, общественные деятели, которые в форме открытой дискуссии обсудят проблемы преподавания этого предмета. Мы приглашаем принять в ней участие людей с диаметрально противоположными взглядами. Очень надеюсь, что не откажутся от такой дискуссии и мои оппоненты. Во всяком случае, это было бы гораздо полезнее, чем сочинительство броских газетных заголовков.
Чтобы мы там не ушли в этимологическую область, сразу хочу сказать: фамилия Пожигайло не означает сжигания чего бы там ни было (как подозревают некоторые критикующие меня авторы). Она идёт от литовских Ягайло. Тех самых, что стояли у истоков польско-литовско-русской Речи Посполитой. Кстати, хорошая тема для тех, кому захочется приделать к моим предложениям заодно и конспирологические ноги.
По первой профессии я и в самом деле военный, хоть и системный математик. Помимо этого ещё и кандидат исторических наук. Сапоги во время службы носил и по простоте душевной горжусь этим. Не знал, что ношение этих самых сапог несовместимо с наличием знаний и взглядов на воспитание детей. Но эти взгляды у меня есть, и, предваряя возможные интерпретации, хочу их ещё раз чётко изложить.
Школьная программа преподавания литературы должна быть пересмотрена. Необходимы единый учебник и единая методика. Какими они должны быть – решать профессиональному сообществу. Но если, к примеру, в одних школах учат, что Катерина «луч света в тёмном царстве», а в других – что она заслуживает всяческого осуждения, – это неправильно.
Детей, кроме русского языка, нужно учить одному иностранному. Именно одному, а не двум или трём, как это происходит сейчас.
Включать в школьную программу произведения писателей постмодерна не стоит, пока они не выдержат испытания временем. Русская классическая литература и сейчас не менее актуальна, чем сто лет назад.
Ну и последний, самый главный вопрос, который не даёт покоя моим оппонентам: каких классиков изучать. Изучать нужно всех. Другой вопрос: как и в каком объёме. Должен быть отбор. По каким критериям? Вопрос опять же к профессиональному сообществу.
Самым неожиданным во всей этой истории для меня стали далеко идущие выводы некоторых авторов, которые усмотрели в моих предложениях некий заказ власти – «руку Кремля». Вынужден разочаровать: никакого отношения к чиновникам я не имею и зарплату в Общественной палате не получаю. Есть проблема, которая требует своего решения. Есть вопросы, на которые рано или поздно придётся искать ответ. И если эти вопросы не поднимают профессионалы, их приходится поднимать кому-то другому. Остаётся только сожалеть, что некоторыми господами любая инициатива воспринимается с мещанской, потребительской точки зрения.
Казалось бы, сочинение на такую простенькую, даже банальную тему - "Кем я хочу быть?", а наводит на серьёзные и, чего греха таить, грустные размышления.
Вот пятиклассник прямо пишет: «Хочу, чтобы у меня было много денег».
Пытаясь придать этому желанию «человеческое лицо», спрашиваю:
– Ты, наверное, неточно выразился. Наверное, ты хочешь делать какое-нибудь важное дело, или совершить какое-то открытие, или создать какое-то произведение искусства и за это получить много денег?
– Нет, – стоит на своём пятиклассник. – Просто хочу много денег. – И, чтобы оградить себя от моих дальнейших «зачем» и «почему», поясняет: – Потому что за деньги всё можно купить.
(Пришлось потом проводить в этом классе урок внеклассного чтения по «Белому пуделю», где старик Лодыжкин произносит знаменитую фразу «Не всё продаётся, что покупается».)
А вот ещё одно откровение: «Хочу работать в Газпроме» (заметьте, не кем, а где ).
Спрашиваю: «Почему именно в Газпроме?» – ответ опять-таки «потому что там мне будут много платить».
Мой отец в своё время – в 60-е годы прошлого века – тоже мечтал работать в газпроме. Но в газпроме с маленькой буквы, то есть в газовой промышленности, и на вопрос «почему?» – как мне рассказывала мама – отвечал: «Потому что стране нужен газ».
Заметьте разницу: мне – и стране.
Вообще все детские работы на тему «Кем я хочу быть?» сводимы к двум группам:
хочу быть тем-то, чтобы мне было хорошо,
и
хочу быть тем-то, чтобы делать что-то хорошее.
Как говорится, «дистанция огромного размера».
Кстати, это касается и вопроса о счастье.
При всём кажущемся разнообразии представлений о нём (помните, у Гайдара: «Что такое счастье – это каждый понимал по-своему...») они, по мнению психологов, сводимы к тем же двум группам:
счастье как удовольствие (мне хорошо)
и
счастье как удовлетворение (я делаю что-то хорошее).
(У того же Гайдара – ниже: «...но все вместе люди знали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту землю, которая зовётся Советской страной».)
То есть понятия «работа» и «счастье» увязаны. Почему? Да потому что и становление (кем-либо) и добывание (чего-либо) происходит через делание. Даже если (вспомним эпизод из фильма «Доживём до понедельника», где девятиклассница в сочинении «Что такое счастье?» пишет, что мечтает родить двух мальчиков и двух девочек) это материнство, то ведь материнство тоже «дело», то есть «работа» (и, может быть, самая трудная).
А значит, сочинение на тему «Кем я хочу быть?» показывает, в чём человек видит, простите за пафос, смысл жизни.
Потому что, если «человек создан для счастья, как птица для полёта», то есть смысл человеческого существования – счастье, а путь к нему идёт через работу, то, согласитесь, «работа», «смысл» тоже крепко увязаны.
И здесь опять-таки вырисовываются только две позиции (очевидно, третьего в этом вопросе не дано): смысл жизни (я, разумеется, огрубляю и упрощаю) в том, чтобы: жить хорошо
или
быть хорошим.
Скажете, зачем противопоставлять?
Да, в идеале хорошему человеку и жить должно быть хорошо.
Но это в идеале. А если делать выбор?
И тут простенький вопрос «Кем я хочу быть?» трансформируется почти в гамлетовское: быть или жить?
У В. Распутина есть удивительно точное размышление по этому поводу:
«Работа это то, что остаётся после тебя... тем более если работа твоя вливается в полезную реку. Есть две реки – с полезным и бесполезным течениями, и какое из них мощней, туда и сдвигается общая жизнь».
Что, по-моему, имел в виду писатель?
Река с бесполезным течением – это жизнь для себя, а река с полезным течением – жизнь для других (как сказал другой писатель, «счастье состоит... в постоянном жизненном труде, имеющем целью счастье других»), когда человек выбирает не «жить хорошо», а «быть».
У меня есть ощущение, что наша сегодняшняя жизнь сдвигается куда-то не туда, в сторону полезного только для себя, а значит, по слову классика, «бесполезного» течения.
Лев Айзерман. Сочинения о жизни и жизнь в сочинениях. - М.: ООО "Национальный книжный центр", 2012. – 320 с. – 1000 экз.
