навек
А мальчик сирота то ли от радости? то ли от боли? то ли от горя?
зарыдал потому что жаль ему было самолет-убийцу который горел метеором и остро слезно жаль горящих летчиков-метеоров в нем...
И необъятно неистово предсмертно или посмертно вольно сладко горько полноводно полновольно стало ему во всем этом горящем звездном мире в кишащей кипящей Вселенной на вершине родной горы Чароххххх как некогда Моисею на горе Синай
Тут была божья полнота земного и небесного двубытия двубытья
Тут на миг мальчик— был в двух царствах — в Земном и Небесном
А потом Мухаммед Кандиль убоялся что останки обломки горящего самолета упадут на гору Чарохх и на него и на вопленно кричащего так и не смирившегося со слепотой кеклика
Но обломки упали на другие горы
Огненный столп водопад истаял в исполинской циклопической ночи Азии как спичка нищая…
Йиххх!..
Но тут мальчик вспомнил вязкое неотступное море кладбище-мазар убитых человеков зверей дерев рыб вод камней убитых море которое теперь вместо сгоревшего кишлака навек окружало язвило убивало заживо умеряло не отпускало его...
Но тут мальчик вспомнил как однажды не тайной сумеречной пыльно плывущей медовой улочке глиняного своего хрустального херувимского кишлака встретил он яростную свою соседку девочку пуштунку Кумуш— Кобру-Алычу
И она была в глухой парандже и чачване жены хотя была она подросток-девочка и огромная материнская паранджа сладостно вольно плескалась на ней как персидский ковер на пенной ветви вешнего миндаля
И тогда Мухаммед Кандиль схватил её за руки-прутья вешние которые были одни открыты и лучисты и по-кошачьи притягательны
И стал целовать кусать её горящие мраморные ладони и горного хрусталя пальчики персты нагие одни одни нагие
И пальчики персты ответно нежно пугливо гладили ласкали по-кошачьи его и она душно свято зашептала из колодца паранджи:
— Мальчик, что ты кусаешь, жалишь меня как пчела медовая?.. Айх!.. А я люблю медовых пчел!.. И никакая паранджа не спасет меня от них!.. Бери мои руки, мальчик!.. Ведь они одни нагие одни открыты одни твои мальчик… Айхххххха!.. Медовый мальчик! Пчелиный мальчик! Осиный мальчик!..
... Айх!.. А теперь Кумуш-Кобра мертвая ледяная
Айх!.. А теперь её мраморные горящие ладони и персты пальчики горного хрусталя стали как ледяные ломкие сосульки вечных ледников
Айх!.. А теперь те медовые осы пчелы поцелуи мертвые ледяные…
Айх! А может Аллах разгневался на нас за то что мы нарушили паранджу?..
Тогда Мухаммед Кандиль вновь взял с земли древлюю страшную Книгу Заклятий которая вдруг потухла померкла поникла и перестала чадить когда утихли метеоритные ливни звездопада и упокоились на далеких и ближних горах обломки самолета
Тогда мальчик взял в руки обгоревшую Книгу Огнепоклонников и стал шептать повторять Слова Нового Заклятья…
— О Великий Небесный Бог! Убей Змею Зла как Ты убил Скорпиона Зла! Убей американского Президента который послал этого скорпиона! Убей американского президента! Эту Змею Зла который послал самолет убийцу на мой кишлак!.. Который послал самолеты скорпионы ночные на мою лазоревую девичью нежную щедрую спящую колыбель люльку гахвару землю!..
И раньше мать афганская пела хрустальную песню над колыбелью а теперь бомбы американские свистят ревут кипят над люлькой святой Афганистаном моим! айхайх!
И мальчик вновь опрокинулся на костлявую спину сироты и. упустил. погрузил бездонные очи сироты в звездный колодезь Вселенной
— О Великий Небесный Бог! Убей Змею Зла! Убей Змею Зла! Убей! Убей! Убей...
Сколько дней и ночей, шептал мальчик страшные эти Слова как шепчут в тайных пещерах тибетские золотые ламы молитвы родниковые бездыханные буддийские неземные свои — никто не знает…
И зачем неземные молитвы звучат на земле?
Иль затем чтобы соединять вечное царствие Небесное и страшное своей сладостной текучестью Царство обольстительное Земное?
И чтобы Царствие Небесное не ушло от нас навек?..
А молитвы — это песни к Богу а если не будет песен этих — Бог покинет землю
Где никто не говорит с Ним и Он от одиночества уйдет на бескрайние ледяные стези Вселенной
Где нет дыханья человечьего и иного... Да!
Как досрочно уходит в могильн
ое одиночество отец которого уже при жизни забыли дети чада его... Ойхххо!..
Уже и мальчик спал спал спал бездонно
Айхххха!..
…Но тут вновь задымилась взялась ожила Книга Заклятий!
И тускло чадно загробно адово запахло потянуло духом паленой древлей бараньей шкуры кожи
И Мухаммед Кандиль открыл тяжкие неповоротливые глаза и ослепительно увидел что в ночных небесах уже опять встали и текли метеоритные реки моря
И полыхали мириадами падучих хвостатых звезд
И страшные Письмена в Книге Заклятий опять зароились загорелись!..
Горели небеса!
И от них горела Книга обугливаясь сворачиваясь!
Горели Письмена!
Горели Заклятья Огнепоклонников!
И от падающих звезд метеоров и от горящей Книги было уже не тепло а обжигающе а иссушающе жарко...
И Мухаммед Кандиль стал задыхаться от этого кишащего несметного жара близких небес и близкого чада горящей Книги Заклятий Огнепоклонников Звездопоклонников
Но! Но! Но!
Он не знал — во сне ли он увидел явно ясно? иль въявь с горы Чарох необозримо осыпанной мириадами звезд и метеоров он увидел далекую незнакомую чужую что ли землю… какой-то богатый нетронутый дом... травяную луговую нежную изумруд-лужайку и серебряную гладь, стекло ночного смарагд-бассейна и в бархате ночной воды скользили плескались струились гладкие желанные нетронутые женщины и дети и девочка похожая на убитую Кумуш-Кобру-Алычу и печальный похожий на задумчивого белоголового памирского сипа сидел облитый сединой человек опустив голые ногн в плоть воды текучую.
И почудилось Мухаммеду Кандилю что это его нетронутый отец сидит у воды а в воде плещутся его убитые братья и сестры.
И тут мальчик вспомнил древнюю мудрость: "Убивающий убивает прежде всего самого себя…"
Там царил был плыл богатый нетронутый беспечный мир… мир мир… Мир-убийца...
Но человек тревожно глядел в ночные небеса где разыгрались неслыханные метеоритные ливни
И среди полыхающих потоков плыл огромный ликующе серебряный военный брюхатый самолет
И Мухаммед Кандиль увидел как белоголовый Сип бесшумно вскочил на ноги и ноги у него были кривые бедные жалкие старые рыхлые несчастные как у только что родившегося каракулевого барашка и Сип стал воздевать к небесам полыхавшим руки словно хотел защитить оградить бедными нищими человечьими своими руками своих близких беспечно льющихся нежащихся в воде
Потому что огромный самолет горел пылал полыхал пропадал горящим крестом в необъятном метеоритном потоке и горящее его скачущее спотыкающееся в небесах чреватое беременное как у вечных мусульманских жен туловище рыбье серебристое неслось погибельно истребительно неотвратимо на дом на лужайку на бассейн на Сипа на девочку похожую на Кумуш-Кобру-Алычу…
Уже!..
...Тогда от великой радости иль от великого горя опять великое чувство воли и слезного восторга безумья опьяненья нашло на мальчика на вершине ночной осиянной полыхающей в океане падучих метеоритов и звезд горы Чароххххх
И мальчик разрывчиво сладко горько необъятно на всю Вселенную зарыдал
"Блаженны плачущие ибо утешатся", — сказал Иисус Христос.
И мальчик на горе утешился…
Жаль что не с кем ему было поделиться своими обильными вселенскими чувствами…
И некому было вытереть слезы с его детских щек…
А ТУТ ПОВЕЯЛО С ДАЛЬНЫХ НОЧНЫХ памирских и тянь-шаньских ледников и джайлоо ночным хладом хладом
И мальчику стало зябко в его вольной рубахе
И тогда он протянул дрожащие свои руки к чадящей Книге Заклятии и стал сладостно обжигающе рыться в свежем нежном обволакивающем пепле недогоревшей еще Книги
