— Выдержим, — улыбаясь, говорил он, — разве мы не любим полярное дело? Но вот — поедет ли жена?
Молодая женщина отнеслась к замыслу мужа с полным одобрением.
— Я, конечно, тоже поеду, — сказала она просто.
Но сын? Это было серьезное затруднение. Имеют ли они право везти в неизвестность ребенка? Там, на Домашней Земле, предстоит выполнять сложные обязанности дозора за теми кознями, которые природа готовит для мореплавателей. Стало быть, нужно самим уметь переносить эти невзгоды. Высокий и широкоплечий стоял Борис Харитонович перед начальником полярной станции острова Диксон и упрямо говорил:
— Все-таки я поеду… Можете вы дать корову?
— Конечно, могу, а что?
— Мы поедем с ребенком. Нонна у меня настоящая женщина. Она согласится… Начинаю готовиться!
И вот ледокол доставил их к пустынной заснеженной земле. Кроме семьи Харитоновича, туда поехал еще 16-летний сын охотника с острова Диксон Николай Андреев, моторист, выросший в Арктике. Они взяли с собой продовольствия на два года.
Как и следовало ожидать, жизнь на Домашней Земле была трудной, потребовавшей выдержки и упорства. Им самим — трем взрослым людям, если только Коля Андреев может быть назван взрослым человеком, пришлось очищать домик, в котором уже давно не жили, наладить радиостанцию, соорудить склад для продуктов в безопасном месте. Они трудились не зная отдыха. Впрочем, они отдыхали, когда несли но очереди «вахту» у кроватки ребенка.
С наступлением полярной ночи усилились и ветры, началась арктическая пурга, сбивающая с ног, закрывающая перед людьми горизонт, море, землю и весь внешний мир. В эти дни жители острова Домашнего вели научные наблюдения, переводили их на лаконичный язык цифр и выстукивали на маленькой радиостанции сводки на материк, в Москву. Может быть, авиаторы или моряки, получая прогнозы о погоде и состоянии льдов, не представляют себе, что одним из важных источников синоптических познаний является Домашняя Земля, расположенная в самом пекле «кухни погоды».
В нынешнем году отважные жители острова Домашнего должны были уехать на материк. Хоть чувствовали они себя хорошо, жили дружно, а сын вырос и окреп, хоть они и не жаловались на одиночество, были полны бодрой силы настоящих полярников, — несмотря на все это, их все же решили послать отдохнуть и заменить новыми людьми. Но ледокольный пароход «Сибиряков», на котором люди пробирались к Домашней Земле, вынужден был вернуться: тяжелые сплоченные льды преградили путь к острову. Тогда на помощь пароходу послали мощный ледокол «Ермак». Но и он не смог пройти к архипелагу Седова. В дни арктической навигации эта операция все время волновала полярников. Уже начали готовить самолет. Летчик Николай Сырокваша хотел лететь к Домашней Земле.
Обо всем этом узнал Борис Харитонович. Он прислал радиограмму, полную мужества. Все здоровы и чувствуют себя прекрасно, писал он. Если только их деятельность удовлетворяет Родину, они готовы остаться еще на год на острове. В штабе арктической навигации получили эту радиограмму и начали придирчиво выведывать у Бориса Харитоновича, какие продукты у них есть, как сохраняются, обеспечены ли они обувью и одеждой. С острова Домашнего выстукивались спокойные фразы: у нас все в порядке.
— Мы можем вызвать большой самолет из Москвы, — говорили им.
— Ничего не нужно. Мы решили трудиться на своем посту.
И вот теперь начинают второй год своей жизни на острове Домашнем семья Харитоновича и Коля Андреев. Только что получена очередная сводка с Домашней Земли: там шторм. Нонна Харитонович уже научилась вести метеорологические наблюдения. Борис Григорьевич — страстный охотник — заготовил на зиму медвежье мясо. Каждые шесть часов появляется в эфире маленькая радиостанция Домашней Земли, и радист, он же начальник острова, метеоролог, гидролог, Борис Харитонович сообщает обо всем, что арктическая стихия готовит для материка. Спокойные, мужественные руки выстукивают — циклон движется к югу, ветер — десять баллов, северо-восточный. Три бесстрашных человека продолжают выполнять свои обязанности, скромные и незаметные, но требующие напряжения, преданности и любви к делу.
На угрюмом скалистом берегу Анадырского залива, в бухте, которую путешественники когда-то называли Угольной, возникает новая арктическая база. Уже появились здесь буровые вышки, зашумели автомобили, в глубь тундры проникли пытливые советские люди. Эти люди разрешают большую экономическую проблему, столь важную для Северного морского пути.
Сейчас весь флот, плавающий в Ледовитом океане, получает уголь — на востоке Арктики с Сахалина, а на западе — со Шпицбергена. Это и далеко, и дорого.
Полярные моряки выдвинули смелую идею использования угольных залежей Чукотского полуострова. Еще в XIX веке было известно об этом Чукотском месторождении. Но для его освоения тогда не было ни средств, ни культуры, ни опыта. Так же, как и золотые сокровища Колымы, которые казались недоступными, уголь на берегу Берингова моря никого не привлекал.
В связи с развитием мореплавания в полярных водах и сооружением портов в Арктике «угольная проблема Чукотки», как называют ее геологи, стала насущной и жизненной для Северного морского пути.
И вот в Угольной бухте высадились топографы и геологи, буровые мастера и гидрогеологи. Это было поздней осенью, во время жестокого шторма, обычного в этих местах. На утлых деревянных кунгасах люди перевезли с пароходов на берег и станки Крелиуса для бурения, и продукты, и книги, и фанерные домики — все необходимое для жизни в пустынной тундре. А шторм напомнил им, что жизнь эта потребует выдержки, мужества и энергии. Начальник экспедиции Николай Рогожин не раз повторял то, что стало уже аксиомой у советских северных жителей: новые земли можно осваивать только трудом и упорством.
Пласты угля выходят даже на поверхность. Но, как велики его запасы, как начать разработку залежей, можно ли в условиях вечной мерзлоты сооружать шахты? Дать исчерпывающие ответы на эти вопросы можно было только после всесторонних исследований.
Начались буровые разведки. Три вышки с полным оборудованием установили на больших санях. Старший геолог Михаил Иванович Бушев ходил от вышки к вышке на лыжах. Этот 40-летний человек с большим опытом жил в тундре в маленьком домике, фундамент которого тоже был заменен санями. Трактор передвигал и вышки, и домики по тундре. Буровые мастера Сергей Каратаев и Семен Рудой приходили к берегу бухты лишь раз в месяц. Там уже был «культурный центр»: три домика, две палатки с камельками, баня, столовая, а главное — радиостанция.
Угольные запасы на Чукотке исчисляются десятками миллионов тонн. Первый уголь уже лежит на берегу бухты. Надо сооружать шахту и причалы. С ледокола «И. Сталин» на берег мы перебирались на катере и на шлюпке. Иван Дмитриевич Папанин предложил взять на борт ледокола 100 мешков угля, чтобы испытать его в топках.
Усилия, затраченные этими людьми, лишения, которые приходилось испытывать, тяжелые дни, которые уже остались позади, — все это не пропало даром и явилось началом освоения Угольной бухты.
В чукотском селении Майна-Пыльгино, расположенном в тундре, на побережье Берингова моря, открыли в школе еще один класс — третий. Правда, в класс этот перевели только пять учеников, но и их ведь надо обучать. А одному учителю — Сергею Кудрявцеву, который вот уже два года живет в Майна-Пыльгино, не справиться с тремя большими классами. Он и так учит детей от зари до зари, в две смены. Вечерами же приходится рассказывать чукчам — охотникам или оленеводам о новостях на Большой земле, о Хабаровске, где он учился, о Москве, где он был один раз в течение трех часов. А ночью надо готовиться к занятиям, отрываясь от книги только на минуту или две, когда радист, неутомимый вихрастый чукотский радист Сенька Карташев вылавливает в эфире что-нибудь очень заманчивое — овации в концертном зале в Москве или звуки скрипки, которые вызывают у Кудрявцева одну и ту же фразу: «Царица музыки!»
Когда открыли третий класс, решили пригласить еще одного учителя. Хорошо бы, конечно, такого же молодого, всей душой отдающегося своему делу, как Кудрявцев. И обязательно такого, который умеет ладить с суровой природой Чукотского полуострова. Об этом написали в Анадырь и Хабаровск. И вскоре в Майна-Пыльгино была получена радиограмма, что учитель приедет к началу учебного года. Вернее, не учитель, а учительница, и зовут ее Евдокия Харлампиевна Слепченко.
Учительница эта тем временем только заканчивала педагогическое училище в Хабаровске. Она сдавала экзамен, прощалась с друзьями, с которыми вместе жила и училась три года.
