Гуляя по городу, мы забредали и на вокзал. Перед ним мрачные районы. На одной из маленьких здешних площадей дежурила молодая женщина в супермини-юбке с маленьким пуделем, вопросительно заглядывающая в глаза проходящих: «Да, мсье?» В последнем квартале прямой, ведущей к вокзалу улице Баяр к тебе пристают панки. Совсем опустившиеся, они сидят у стен – то ли выпившие, то ли уколовшиеся, другие воинственно пристают к прохожим; стриженые, бритоголовые, в чернильных пятнах головы, с одинокой челкой или длинным хвостом.
Входим в здание вокзала. И в этих высоких залах тебя охватывает тоска по путешествиям. Здесь молодежь с рюкзаками, и несмотря на вечерний час торгуют лавочки с набором для отъезжающих: дорожным чтивом и всем, что понадобится в пути. Тут же часы, игрушки и бижутерия.
Возвращаемся вдоль канала, где рядами стоят автомашины и у их распахнутых дверц поджидают клиентов чернокожие жрицы любви. Добираешься в гостиницу находившись, как говорится, без задних ног, и еще перед сном смотрим телевизор. Меня хватило всего на четверть часа. Усыпила детективная история. Тянуло спать безудержно, хотя за фильмом обещали вечер из Голливуда с вручением Оскаров, и в том числе фильму «Взвод» Оливера Стоуна. Афиши его развешаны по городу. Он получил четырех Оскаров, хотя создатель его сценарист и режиссер Оливер Стоун пробивал 10 лет дорогу фильму к экрану. Стоун сам воевал, вернулся другим человеком. «Я возненавидел Америку, – писал он. – „Взвод” – это Америка, память о несправедливой войне, „вьетнамский синдром” в крови американского общества».
Телевизоров в номерах нет. Общий в холле у входа в цветовом отношении оставляет желать много лучшего – на экране его преобладает зелёный цвет. Не зная языка, интересней всего смотреть рекламные ролики – динамичные, короткие, стремящиеся расшевелить и развлечь. Из серьезных событий – прибытие премьер-министра Англии госпожи Тэтчер в Москву.
Маргарет Хильда Тэтчер в Кремле, встречается с М.С. Горбачевым, с Н.И. Рыжковым, в пресс-центре МИД СССР с журналистами. «Вряд ли ранее когда-либо, – сказала она, – я вела такие долгие беседы с кем-нибудь из других мировых руководителей. Семь часов официальных бесед вчера и еще два часа в ходе ужина». Обсуждение взаимных позиций, контроль над вооружением, взаимное информирование.
Пресса Франции отражает встречу по-своему. В одном из журналов видим М. Тэтчер и М.С. Горбачева, гуляющих в Нескучном саду. Правда, в тексте дается разъяснение, что сняты подобранные актеры, но кто-то пролистал журнал не читая, да и тем, кто читал, в голову запало, что политически встреча мало что дала, а носила, скорее, интимный уклон.
Ночь. Три часа. Хорошо бы заснуть, но сна ни в одном глазу. Тишина, журчит в трубах вода. На окнах номера ставни. Я закрываю их на ночь. И в комнате и в ванной коричнево-кремовая гамма. Стены коричневые, в крупных цветах, ковровый коричневый пол, на постельной накидке коричневые полосы, коричневый кафель в ванной, коричневый коврик для ног. И настроение коричневое, безрадостное.
То, что мы читали прежде, у себя, в Москве, – были лишь семечки в фонтане информации (утечка секретов фирмы «Сосьете эропеен де пропюльсьон»; арест советской гражданки Варигиной, студентки Ярославского пединститута, – жены французского специалиста Вердье).
Людмила приехала погостить к мужу, в Руан, где пять с половиной веков назад была сожжена её ровесница, ставшая после национальной героиней. Здесь современные черные силы заставляют страдать другую, русскую девушку. 17 марта Людмила арестована и до сих пор находится под стражей.
И началось. Скорая на руку «Фигаро» объявила: «Советы хотят ограбить „Ариан”… Москва опутала шпионской сетью Францию», и результатом обобщение: «русским ни в чем нельзя верить». Словно многосерийный фильм серии «Шпионы Ариан» разворачивался на экране реальной жизни. «Каждый второй советский турист, приезжающий во Францию, – делилась компания ТФ-1, – выполняет разведывательную миссию». «Русская обольстительница заслана советскими мастерами шпионажа, – вторила ей „Либерасьон”, – под предлогом брака с иностранцем… чтобы удовлетворить свой „колоссальный аппетит в технологии”».
Знали бы они, какие вещи у нас на выходе. После взрыва «Чэлленджера» и решения НАСА законсервировать корабли «Шаттл» до 1988 года неожиданную фору в западном мире получили французские носители. «Мы победили Голиафа, – писал в прошлом месяце „Нувель обсерватер”. – На сегодняшний момент мы контролируем рынок… Сам Пентагон, лишившись „Шаттлов”, пришел к нам с протянутой рукой. А ему сказали: в очередь, как и все!»
Взрыв ракеты-носителя «Арианы» в 1986 году уже грозил компании «Арианспейс» потерей клиентов. И теперь запуск «Арианы» откладывался уже девятнадцатый раз. Пугалом советского вмешательства видно решили отвлечь клиентов от собственных забот. Не забыли попутно пнуть и нашу перестройку, которая всколыхнула якобы «агрессивный коммунизм».
Здесь, как в капле воды, отразилось желание покрасоваться, преодолев отставание, оказаться впереди. Только космический марафон требует фундаментальности, и рекламные трюки могут лишь временно заслонить суть. Даже само название ракет – «Ариана» неудачно и сомнительно.
Ариана – от греческого Ариадна, дочери критского царя Миноса, что дала Тезею путеводную нить. Помощь её (вспомним миф) коллаборационистского толка: она помогла выйти чужеземцу из лабиринта, но не заслужила ни уважения его, ни любви и была брошена им на обратном пути в Афины, на одном из пустынных Эгейских островов.
В Париже из первого газетного киоска, дверцы которого распахнуты как створки поставца, с выдвинутого наклонного стенда выглядывала рекламная полоса с огромным, черным по алому: «Красные шпионы крадут секреты „Арианы”».
А не следят ли и за нами агенты ДСТ (французской контрразведки), или мы для них – пренебрежимо малая величина и не стоим фокусировки внимания? Во всяком случае, неприятно чувствовать себя под стеклом предметного стола или на короткой веревочке.
В первый раз было несколько сомнительных моментов, которые сейчас приходят в голову. В воскресенье, в начале дня, оказались мы на улице Сен-Дени у знаменитых ворот. Шли, как обычно глазея по сторонам, но вот нам навстречу попался маленький, бросающийся в глаза человек. Он запомнился, может оттого, что по-особому посмотрел на нас. Через несколько шагов мы повернули обратно и опять увидели запомнившегося человечка. Он, оказывается, шагал следом за нами.
В тот же день, после обеда, мы гуляли рядом с гостиницей по Сен-Доминик, взад-вперед, у окон – витрин цветочного магазина. Только закончился короткий летний дождь, и снова светило солнце, и тротуар блестел, как лакированный, и щемило сердце от окружающей красоты. Вдруг идущий навстречу высокий молодой человек, поскользнувшись, боднул меня в живот. По законам баллистики я должен был как пушечное ядро тотчас же влететь в огромную цветочную витрину. Не знаю, как удалось мне удержаться, а встречный вежливо извинился и удалился.
Разумеется, воображение способно многое дорисовать… Поздно вечером, когда мы с Леней Горшковым, сфотографировав с моста светящуюся Эйфелеву башню, возвращались в гостиницу, заблудились, как говорится, в трех соснах. Знали мы, что где-то рядом есть поворот на нашу тихую Ожеро, но запамятовали где. Чтобы меньше плутать, решили спросить.
Встречные – спортивного вида парни не долго слушали нетвердый английский Горшкова и сходу ответили по-русски, словно знали, о чём мы можем спросить. И ещё история с пропавшим паспортом Горшкова: где и как его у него вытащили?
Больше подобных случаев не было. Селили нас в гостинице обычно рядом или на разных этажах, одного под другим, как мы смеялись – «по стояку», но не знали, была ли в этом случайность, или злой умысел. Известно, у страха глаза велики.
Первый апрель – никому не верь
Французы для нас непредсказуемо загадочны. С нами вели они себя корректно, по-деловому, но, оставаясь наедине, резвились, как школьники, и поднимали весёлую возню. Чаще в ходу была звуковая имитация. В лицах изображались «бойцы» медико-биологического эксперимента «Цирцея» – Акатов и Сигрист. «Я ломаю ручку», – говорилось похоже на Сигриста. Следовало движение, словно пишущая ручка ломалась о колено.
Как-то с Обри заговорили мы о террористах: вот покончили, например, с «Аксьон директ». «Да, – сказал Патрик, – но это ничего не значит, и не ясно даже, как он сам поведёт, когда закончится проект».
В каждой шутке присутствует доля истины. Французов тянет на приключения, на риск. Они разные, не только отличаясь друг от друга, но и непохожие каждый божий день. Правда, об Анце я бы этого не сказал. Он представитель «Аэроспасиаль», старше других и по возрасту и по чину. Одежда его продумана: это и модное со стоячим воротником пальто, и перекинутый через плечо шарф. Первого апреля в обеденный перерыв я подарил ему каслинского чёртика, и началась чёртовщина.
