XVIII век [33]
Новая идеология быстро пустила корни. В 1598 году один из первых акушеров Франции Жак Гиймо (1550–1613) написал в своем ставшем авторитетным труде «О счастливом родовспоможении женщинам» (De l'heureux accouchement des femmes): чтобы роды прошли быстро и без проблем, нужно это делать, лежа на спине в кровати. В 1668 году акушер Франсуа Морисо, хирург, получивший известность при дворе Людовика XIV, опубликовал фундаментальный «Трактат о болезнях беременных и о родах» (Traité des maladies des femmes grosses et accouchées). Его книга отражала ставшее популярным представление о беременности как о болезни, требующей кровати и мужской помощи для излечения. «Постель должна быть устроена так, – писал Морисо, – чтобы женщина, готовая к родам, полулежала на ней на спине, ее голова и грудь должны быть слегка приподняты, ибо в этом положении она дышит лучше и будет иметь больше сил, чтобы справляться со своими болями, чем в иной позе или если бы она лежала плашмя в своей постели» {76}.
Кровать была признана самым правильным местом для родов. Тем не менее что-то, возможно, еще более странное было в этом стремлении уложить беременных женщин на спину. Король Людовик XIV, по-видимому, любил наблюдать за роженицами. Разочарованный тем, что традиционный стул для родов заслонял ему обзор, он, как говорят, очень поддерживал новое лежачее положение. Истинное влияние Людовика неизвестно, но, учитывая почти божественный статус «короля-солнца», эта история выглядит вполне правдоподобной. Как бы то ни было, к концу XVII века кровать стала обычным местом родов во Франции для всех, кроме крестьянок из сельских районов страны.
Среди разработок, которые продвигали акушеры, было использование щипцов, предложенных семьей Чемберлен в начале XVII века. Щипцы Чемберлена были спроектированы так, что они повторяли очертания черепа для фиксации вокруг головки ребенка, но без тазового изгиба, характерного для современного инструмента. Их применение оставалось семейной тайной до 1690-х годов, когда Хью Чемберлен раскрыл правду. Но, пока о щипцах никто не знал, мастерство Чемберленов, которые принимали роды под простыней или одеялом, представлялось почти магическим. Поначалу к таким манипуляциям относились с подозрением и акушерки побеждали в конкуренции с чересчур усердными врачами, орудующими щипцами. Но повитухи в конце концов стали выглядеть как нечто отсталое, пережиток ушедшей эпохи. В 1899 году, когда Джозеф Боливар Дели открыл Чикагский родильный дом, он настаивал, что роды – это медицинский процесс, в котором нет места повивальным бабкам. Дели также был горячим сторонником размещения рожениц на кроватях, обезболивания и использования щипцов в процессе родов.
Как бы ни настаивал Джозеф Дели на преимуществах больничной койки, поначалу эти кровати вызывали любые чувства, кроме радости. В XVIII веке первая парижская лечебница для лежачих больных Отель-Дьё имела 1200 коек и большое родильное отделение. Тем не менее спрос опережал предложение, и женщины часто были вынуждены делить одну кровать на двоих, порой рожая бок о бок с соседкой. В больнице часто случались эпидемии родильной горячки и смертность составляла от двух до восьми случаев на 100 родов, что примерно в десять раз превышало смертность вне больницы. У женщины внезапно начиналась лихорадка, появлялись боли, отеки и кровотечения, и в течение нескольких дней она умирала. Никто понятия не имел, что вызывало послеродовой сепсис, но некоторые считали, что причиной всему испорченное грудное молоко. Отель-Дьё сделал эту гипотезу основной в 1746 году, после одной из первых документально подтвержденных госпитальных эпидемий родильной горячки. То, что обнаружили в телах мертвых женщин во время вскрытия, было описано как «свернувшееся молоко», прилипшее к кишечнику и другим органам. Но это было не молоко, а гной.
У врачей возникали и другие идеи относительно причин происходящего, но вина неизменно лежала на женщине. Быть может, она носила тесные нижние юбки на ранних сроках беременности или ее отравили ее же вагинальные жидкости. Никто не догадывался, что это была вина врача, переходящего от пациента к пациенту и невольно разносящего бактерии на своих инструментах или руках. До тех пор пока Игнац Земмельвейс не начал страстную, но на тот момент тщетную кампанию по внедрению асептики, заставляя врачей и студентов-медиков Первой родильной клиники в Венской больнице общего профиля мыть руки перед осмотром пациентов. Нередко врачи, сделав вскрытие, отправлялись прямиком в смотровую к пациентам или принимать роды. Земмельвейсу так и не удалось убедить своих коллег, несмотря на то что он добился многократного снижения смертности в своей клинике. Врач и поэт Оливер Уэнделл Холмс вел кампанию в Америке, также призывая врачей остановить распространение заболеваний путем простого мытья рук перед тем, как оказывать помощь прикованным к постели женщинам. Но и он столкнулся с ожесточенным сопротивлением. Все врачи – джентльмены, заверял Чарльз Мейгс из Медицинского колледжа Джефферсона в Филадельфии, а «руки любого джентльмена чисты» {77}.
Навязчивое стремление британцев XIX века избегать малейшего намека на сексуальность распространялось и на акушерство. К моменту коронации королевы Виктории в 1837 году врачи-мужчины могли присутствовать при родах, но не должны были смотреть на своих пациенток, они могли только прикасаться к ним, порой вслепую нащупывая ребенка под слоями простыней. Викторианская женщина при осмотре врачом-мужчиной обычно лежала на левом боку, согнув колени и подтянув ноги к животу, – такая поза позволяла врачу и пациентке не видеть лиц друг друга. В аристократических семьях была даже мода на специальные переносные кровати, предназначенные только для родов. Рождение ребенка вне супружеской кровати позволяло ослабить ощущение ассоциативной связи между сексом и деторождением.
Вскоре, однако, предельно асексуальная, продезинфицированная больничная койка с ее металлическим каркасом и жесткими простынями стала привлекать все больше и больше женщин. Медицина радикально трансформировалась. Один из прорывов совершил Джозеф Листер в 1860-х годах, когда впервые во время операции стал использовать антисептики, что обеспечило стерильность хирургии и сделало многократно используемое, испачканное кровью постельное белье делом прошлого. Это произошло вслед за применением в 1847 году Джеймсом Симпсоном хлороформа, чьи чудесные обезболивающие преимущества он предположительно обнаружил после ночи экспериментов на самом себе. Хлороформ дали королеве Виктории для ее восьмых родов в 1853 году; она описала препарат как «восхитительный сверх всякой меры». Его использование для общей анестезии в акушерстве резко возросло.
Современные роды в постели
К середине 1930-х годов в США в больницах рождалось больше детей, чем за их пределами. Через несколько минут после того, как ребенок появлялся на свет, его уносили в большую центральную детскую комнату и помещали в чистую кроватку с металлическим корпусом. Затем каждые три-четыре часа ребенка, как на конвейере, доставляли к матери для кормления, что выглядело весьма практично, поскольку для этого были разработаны якобы превосходные детские смеси.
Несмотря на все научные достижения, до конца 1930-х годов одна беременность из двухсот все же заканчивалась смертью матери. Только с развитием антибиотиков в 1940-х годах уровень смертности резко снизился. Объемный мозг и умелые руки Homo sapiens добились немыслимого: в итоге люди, казалось бы, одержали победу над природой. К концу XX века роды почти полностью переместились из дома на больничную койку. Изменения были значительными: в 1900 году около 5 % американских женщин рожали в больницах; в 1920-х годах этот показатель достиг примерно 65 % в некоторых крупных городах США, а затем в 1955 году поднялся до 95 %. К 2020 году он составил почти 99 %.
Беременные «пациентки» в настоящее время проходят множество тестов, и около трети всех будущих матерей как в США, так и в Соединенном Королевстве подвергаются серьезной операции по извлечению ребенка путем кесарева сечения. Плиний Старший утверждал, что предок Гая Юлия Цезаря появился на свет при помощи такого оперативного вмешательства. В действительности как раз имя рода Цезарей, вероятно, происходит от латинского глагола caedere – «резать» или от римского закона Lex Caesarea («императорский закон»). Этот закон запрещал хоронить женщину, умершую на поздних сроках беременности, без вскрытия ее чрева – в качестве попытки спасти, возможно, еще живого ребенка или как часть культурного табу на похороны беременных. До появления асептики и анестезии кесарево сечение означало практически верную смерть для матери. Однако сейчас
