class="p1">В одном из полков он увидел того самого лысого десантника, лицо которого запомнил навсегда. Лысый постарел, но всё же был бодр. Он не услышал шагов человека с медалью, и, стоя к нему спиной, продолжал вдохновенно рассказывать, как воевал вместе с вождём на далёкой забытой войне.
Только по изменившимся лицам слушателей лысый догадался, что надо обернуться.
Ужас исказил его лицо, ужас точь-в-точь такой же, какой испытал человек с медалью давней августовской ночью. Сомнений не было — лысый не узнал его.
Человек с медалью помедлил и улыбнулся.
— Всё верно. Никто, кроме нас, да, — и он похлопал лысого по плечу.
Отклики читателей: "Да, кстати, в произведении нет конфликта и нет разрешения этого конфликта, поэтому рассказом можно считать только на половину". "унылый треш по мотивам новостей". "Конечно, весь рассказ можно растащить на цитаты из серии: "вот, дети, учитесь, как не надо говорить по-русски"…" "Как Вам от такое — Затем он стал читать переведённые на русский язык воспоминания с той стороны" — до сего момента читал с какой-то другой"…выучил наизусть он и несколько чужих пословиц, раскатистых, как падение камней по горным склонам." — no comments. На работе на него смотрели косо, а по весне просто уволили" — чтобы глаза не сломать. Ну и всё в таком же духе…" "ну, если в тексте нет других фишек, кроме безграмотности и корявости… то есть, мы же видим, как наш героишко прокачивается и крутеет — пусть уж все это будет связано еще и красивым, живым изложением" "это на весь текст коряво и школьно. Никакой вообще стилистики" "Безграмотно описанная мечта озабоченного идиота-самозванца в полосатой тельняшке (наверняка маниакальный синдром ему товарищ), уж простите. Текст ужасен. Ни сюжет, ни персонажи не вызывают симпатии". "Автор, это страх и ужас, простите".
Извините, если кого обидел.
25 ноября 2010
История про разные речи на телевидении
Первый министр. Да, ваше превосходительство.
Король. Ох! Как вы меня назвали?
Первый министр. Ваше превосходительство.
Король. Меня, величайшего из королей, обозвали генеральским титулом? Да ведь это бунт!
Первый министр. Да! Я взбунтовался. Вы, вы, вы вовсе не величайший из королей, а просто выдающийся, да и только.
Король. Ох!
Первый министр. Съел? Ха-ха, я пойду еще дальше. Слухи о вашей святости преувеличены, да, да! Вы вовсе не по заслугам именуетесь почетным святым. Вы простой аскет!
Король. Ой!
Первый министр. Подвижник!
Король. Ай!
Первый министр Отшельник, но отнюдь не святой.
Король. Воды!
Эмилия. Не давайте ему воды, пусть слушает правду!
Первый министр. Почетный папа римский? Ха-ха! Вы не папа римский, не папа, поняли? Не папа, да и все тут!
1956 год, между прочим.
Извините, если кого обидел.
27 ноября 2010
История про ночное пробуждение
Дремал-дремал, и вдруг проснулся.
Стал осоловело вглядываться в ночь, в то, что и как в округе происходит.
Обнаружил, между прочим, запись неизвестного мне, но, по всему, достойного человека о Президентской библиотеке. Воспоминание это таково, что веришь ему как-то сразу, хотя я по мизантропической привычке никому не верю. Однако у меня есть своё мнение (у меня ессть своё мнение по любому поводу, кроме того случая, когда на формспринге меня подловили вопросом, кто мне больше нравится — Леди Гага или Бейонса). По всякому вопросу у меня есть своё мнение — Кирилл и Мефодий, Катынь, Кашин, не помню что на букву "к", Парфёнов, пожары, порнография, слив компромата… Но ещё у меня есть лень (я называю её осторожностью), которая мне не даёт высказываться по этому поводу. Но, всё же о библиотеках — у меня с ними сложные отношения. Половину юности, время, отведённое в жизни нормальных людей на ожидание девочек у подъездов и романтические прогулки по Миусскому скверу, я потратил на библиотеки. Даже жил я в доме, где на первом этаже была библиотека издательства "Детская литература".
Но потом что-то сломалось. Что-то не заладилось с библиотеками — и даже мой одноклассник, который ушёл от жены, и, по семейным обстоятельствам приноровился спать в этой библиотеке на первом этаже моего дома, быстро перебрался ко мне на пятый. И вот, наконец, я обнаружил, что я патологически не могу сидеть в читальном зале — причём обнаружил как раз в тот момент, когда мне это было нужно.
Происходило забавное соревнование — объём оцифрованных книг стремительно рос, причём одновременно росла моя социопатия. Я несколько раз поменял сферу научных интересов, всё более отдаляясь от читальных залов. При этом я, будучи сам себе психоаналитиком, как и все писатели, понимал, отчего я не люблю читальные залы — в них проблемы с работой на ноутбуке, а где разрешают ноутбук, там проблемы с его зарядкой, а где нет проблем с зарядкой, там, оказывается, нужна Шенгенская виза.
Если же этого не нужно, то всё равно возникает желание снять ботинки, чесаться, всё время пить чай или кофе — и функционирование моего собственного тела навевает на меня ужас.
Нет, всё должно быть оцифровано.
Всё.
Спасибо тем, кто это делает.
Извините, если кого обидел.
29 ноября 2010
Разглядывал в телевизоре то, что называется "русским шансоном".
Но вот что интересно — отчего она так популярна в неблатной среде.
По-моему, причин тут несколько.
Во-первых, это — знаменитая "карнавальность бытия", то есть, необходимость людей живущих в одной стационарной культуре на мгновение сменить её, чтобы вернуться обратно. Это многократное озорство, такая игра в ряженых. Но эта причина как бы на поверхности.
Во-вторых, это известная вековая тяга русского интеллигента к народу. Тяга эта вовсе не связана с реальным пониманием того, как живут низы общества, а представляет такой романтический миф. Об этом лучше всего говорит великий (без преувеличения) рассказ максима Горького "Челкаш" — там, если кто не помнит со школы, дело вот в чём — есть два вора. Один вор романтический, ницшеанского толка, а другой, случайно попавший в этот переплёт — крестьянин, которому надо денег на лошадь, на хозяйство и детей поднять. И сердце читателя (и нынешнего, и того, что сделал Горького вторым, если не первым по тиражам и гонорарам сто лет назад) на стороне романтика — крестьянин жалок, мечты его приземлены — он хочет растить детей и хлеб.
В общем, как и курсистки дореволюционной России, так и советский интеллигент, хотели припасть к народу, и припадали в итоге
