Хантер Томпсон - Страх и отвращение предвыборной гонки – 72

Это была прекрасная идея, и, как мне теперь кажется, это сработало, но, оглядываясь назад, я вижу за этим бескомпромиссным подходом две серьезные проблемы. Наиболее очевидная и наименее серьезная из них заключалась в том, что даже те немногие люди, которых я рассматривал как своих друзей в Вашингтоне, считали меня ходячей бомбой. Некоторые не хотели даже выпивать со мной, опасаясь, что у них развяжутся языки и они сболтнут лишнее, а через две недели все ими сказанное появится на прилавках газетных киосков. Другая, более сложная проблема была связана с моей естественной и нескрываемой симпатией к кандидатуре Макговерна — хотя поначалу, когда Джордж был безнадежным аутсайдером, это не было проблемой, потому что его сотрудники не видели никакого вреда в том, чтобы пооткровенничать с любым журналистом, проявлявшим доброжелательность и интерес. Но, когда он чудесным образом стал лидером предвыборной гонки, я оказался в крайне неудобном положении. Те, с кем я завел дружбу раньше, когда выдвижение Макговерна на пост кандидата в президенты от Демократической партии казалось почти столь же странной идеей, как и освещение президентской кампании постоянным корреспондентом журнала Rolling Stone, из горстки безнадежных идеалистов, с которыми я общался по сугубо личным причинам, вдруг превратились в ключевые фигуры стремительно ширящегося движения, представляющего человека, который, как казалось, мог не только победить во внутрипартийной гонке, но и вышибить из Белого дома Никсона.

Успех Макговерна на предварительных выборах здорово повлиял на мои отношения с людьми, которые руководили его кампанией, особенно с теми из них, кто знал меня достаточно хорошо и чувствовал, что мое презрение к освященным веками двойным стандартам политической журналистики не вполне совместимо с большой политической игрой, в которую вступил Джордж. И их опасения только усилились, когда выяснилось, что политическую колонку в Rolling Stone читают не только торчки, анархисты и маргиналы. Вскоре после впечатляющей победы Макговерна на предварительных выборах в Висконсине заклятый рупор истеблишмента Стюарт Олсоп снизошел со своей колокольни, процитировав некоторые из моих наиболее ядовитых высказываний о Маски и Хамфри в своей колонке в Newsweek, повысив меня до вполне респектабельного уровня.

После этого все изменилось. К тому времени, когда кампания Макговерна докатилась до Калифорнии, все уже пребывали в состоянии адской напряженности. С самого верха были спущены распоряжения, обязывающие штатных сотрудников остерегаться прессы. Исключение было сделано только для репортеров, известных уважительным отношением к тому, что говорится «конфиденциально», но я под это определение не подходил.

Ну и хватит об этом. Главное, что я хотел сказать — прежде чем отвлекся на зайцев, — то, что все в этой книге, кроме примечаний, было написано под давлением сроков, в последнюю минуту, в ураганном вихре кампании, запутанной и непредсказуемой настолько, что даже сами ее участники порой не понимали, что происходит.

Прежде я никогда не освещал президентских кампаний, но, едва оказался втянут в эту, как сразу же подсел на нее настолько, что начал делать ставки на исход каждых предварительных выборов. И благодаря сочетанию агрессивного невежества с врожденным стремлением поиздеваться над расхожим мнением мне удалось выиграть все, кроме двух, из 50 или 60 ставок, сделанных в период с февраля по ноябрь. Мой первый проигрыш случился в Нью-Гэмпшире, где я чувствовал себя виноватым, потому что развел одного из сотрудников штаба Макговерна, который поставил на то, что Джордж получит больше 35 процентов голосов. Я проиграл, потому что Джордж финишировал с 37,5 процента. Но с того момента я беспрестанно выигрывал — вплоть до 7 ноября, когда совершил роковую ошибку, положившись на чувства, а не на инстинкт.

Результат был убийственным, ну и что, черт возьми? Я облажался, как и множество других людей, которые должны были знать больше, чем я, и поскольку я не изменил ровным счетом ничего в этой груде черновых отрывков, написанных мною во время кампании, то не вижу никаких оснований для того, чтобы дать другой финальный прогноз. А начни я сейчас что-то переписывать, это разрушило бы основную концепцию книги, которая — помимо отчаянного плана издателя продать ее в таком количестве экземпляров, чтобы покрыть сделанные мною за эти 12 безумных месяцев фантастические расходы — заключалась в том, чтобы, связав все воедино, зафиксировать, как проходила эта невероятно изменчивая президентская кампания: все как было, репортаж из самого сердца урагана, и нет другого способа сделать это, кроме как отказаться от роскоши делать выводы задним числом.

Так что это скорее пристрастный дневник, нежели документальное свидетельство или продуманный анализ президентской кампании 1972 года. То, что вы прочтете здесь, ничем не отличается от того, что я писал по ходу избирательной кампании в полуночные часы на взятых напрокат пишущих машинках во всех этих бардачных гостиничных номерах — и в «Вэйфеарер Инн» в пригороде Манчестера, и в «Нейл Хаусе» в Коламбусе, и в «Уилшир Хайят Хаусе» в Лос-Анджелесе, и в «Фонтенбло» в Майами — в марте, мае и июле, когда выдергивал из пишущей машинки страницу и отправлял ее в пластиковую пасть этого чертова телетайпа какому-то укуренному уроду в лице редактора новостного отдела Rolling Stone в Сан-Франциско.

То, что я хотел бы представить здесь, — это своего рода кинопленка, на которой кампания показана такой, какой она была в то время, а не такой, какой она в итоге вошла в историю. Тем более что книг, описывающих ее с исторической точки зрения, и так будет достаточно. Последние подсчеты я получил как раз перед Рождеством 1972-го, когда экс-спичрайтер Макговерна Сэнди Бергер сказал, что по меньшей мере 19 людей, принимавших участие в кампании, собираются написать об этом книги, так что мы в конечном итоге получим весь спектр мнений — уж не знаю, к худшему это или к лучшему.

Между тем мой номер в «Сил рок» наполняется людьми, которые, кажется, пребывают на грани истерики, глядя, как я все еще сижу здесь и трачу время на сумбурное вступление, тогда как еще не написана последняя глава, которая в течение 24 часов должна уйти в печать… Но если здесь не появится кто-то с чрезвычайно мощным стимулятором, то никакой последней главы может и не быть. Четыре дорожки хорошего фена помогли бы мне проделать этот трюк, но я не столь оптимистичен. На рынке в эти дни налицо нехватка настоящего, «высоковольтного» фена, и — если верить недавнему заявлению официального представителя министерства юстиции в Вашингтоне — это очевидное свидетельство прогресса в Нашей Войне Против Опасных Наркотиков.

Что ж… Спасибо Иисусу за это. Я уже начал думать, что мы никогда их не одолеем. Но люди в Вашингтоне говорят, что мы, наконец-то, делаем успехи. И если кто-то и должен что-то знать, то это они. Так что, возможно, эта страна собирается вновь встать на правильный путь.

Улица за моей новой входной дверью завалена листьями. Газон перед домом спускается к тротуару; трава все еще зеленая, но жизнь уже уходит из нее. Красные ягоды засыхают на дереве рядом с белым крыльцом в колониальном стиле. На подъездной дорожке перед кирпичным гаражом стоит мой «вольво» с голубыми кожаными сиденьями и номерами штата Колорадо. А рядом с автомобилем лежит связка новых дров: сосновых, вязовых и вишневых. Я жгу просто неприлично много дров в эти дни… Даже больше, чем братья Олсоп[1].

Когда человек отказывается от наркотиков, ему нужно больше огня в жизни — каждую ночь до утра огромные языки пламени в камине и звук, включенный на полную. Я заказал побольше динамиков, чтобы они соответствовали моему новому усилителю «Макинтош», а также 50-ваттный бумбокс для FM-радио в машине.

Говорят, с бумбоксом вам нужны хорошие ремни безопасности, иначе басовые риффы начнут сотрясать вас, как шарик от пинг-понга, что в условиях дорожного движения как-то некстати, особенно на прекрасных бульварах нашей столицы.

Одно из лучших и самых благотворных последствий переезда на Восток заключается в том, что ты начинаешь как следует понимать смысл «движения на Запад» в американской истории. Проведя на побережье или даже в Колорадо несколько лет, быстро забываешь, ради чего, собственно, ты сорвался с места и двинулся на Запад. Живешь себе в Лос-Анджелесе и через некоторое время начинаешь проклинать пробки на автострадах в теплых тихоокеанских сумерках… И уже не вспоминаешь о том, что в Нью-Йорке невозможно даже припарковаться, не говоря уж о том, чтобы ездить.