Тем не менее последний пункт требования (о народном парламенте по западноевропейскому образцу принят под покровительство немецкою газетою. В одном из последующих своих NoNo она снова возвращается к этому предмету. Да и не она одна, но и другие, более авторитетные органы немецкой печати – последние даже с видом благоволения и участия – преподают России наставления о необходимости «венчать дело реформ» прошлого царствования чем-нибудь «либеральным», по образу и подобию Западной Европы… «Кельнская Газета» снова ссылается на множество «просвещенных» русских, которые тяготятся такою «ретроградностью», или отсталостью своего отечества: «Даже болгарам, нами освобожденным, – будто бы говорят они, – дана европейская конституция, – Турцию считать теперь нечего, – и выходит таким образом, что мы одни, одни в Европе ее не имеем!».
«Мы одни в Европе». Да не в этом ли самом, может быть, вся наша заслуга, смысл нашего бытия и наше историческое назначение? Не храним ли мы еще одни в Европе, если не «глаголы жизни лучших будущих времен», как говорит в своих стихах Тютчев, то хоть разрешение многих великих задач, удручающих теперь Европу? Только бы преуспевало в нас самих народное самосознание, только бы не сворачивать нам с нашего народного исторического пути, и он доведет нас, он способен довести, с Божиею помощью, хотя бы медленно и сквозь многие испытания, к такому развитию наших народных начал бытовых, социальных, политических, в духе истинной свободы и мира, пред которым узок, скуден и насквозь лжив окажется пресловутый современный либерализм Запада… Почему же нужно такой великой стране, как наша, отказаться от оригинального, самобытного жизненного ответа на вовсе еще неразрешенные и едва ли разрешимые для остальной Европы вопросы и довольствоваться решениями чужими, шаблонными? Почему же непременно желательно, чтоб она покорно совлекла с себя свой образ и стала жалким подобием, – еще того хуже: пошла по чужим пятам и с лакейскою готовностью облеклась в сбрасываемые с себя Западом обноски? Разве не доказано теперь очевидными фактами (о чем, помнится, в «Руси» было уже однажды говорено), что, разреши мы вопрос об освобождении крестьян лет 25 или 30 ранее – в духе европейского либерализма, они были бы освобождены так же, как Наполеон освободил польских крестьян в 1811 году и культурные остзейские немцы в 1819 г. латышей и эстов, т. е. без земли. Разве не к великому творению русских варваров 19 февраля 1861 г. простирают теперь свои взоры пролетарии Ирландии и других стран вечно похваляющейся своею цивилизациею и либерализмом Европы? И можно ли толкать Рос сию на путь западного парламентаризма именно теперь, когда даже на самой родине этой формы правления, в Англии, начинают сознавать ее неудобства и необходимость преобразования, а в континентальной Европе (где она происхождения более или менее революционного и до сих пор не пустила глубоких корней в народное сознание) ее то и дело видоизменяют или же пользуются ею только как благовидным орудием произвола партий и их тирании над народом? Говорить теперь о парламенте как о каком-то идеале или «венце здания» для России, это именно и значит быть «ретроградом». Таковыми ретроградами и являются наши революционеры, что, впрочем, очень понятно: весь их ум и творчество выразились только в словах nihil и «долой», да в динамите; как скоро же они от отрицания переходят к положительному, то они, как школьники, повторяют с голоса чужие речи, не разумея их действительного смысла, путая вместе «крестьянский мир» и «парламент», «сельскую общину» и «электоральную агитацию». Гораздо более заслуживают осуждения те русские, на которых ссылается «Кельнская Газета» и которые, если не толкуют о «крестьянском мире», зато с пущим суеверием мечтают о политически властном парламенте…
Не мешало бы им несколько повнимательнее всмотреться в настоящее положение парламентской формы правления в Европе, – и, оставляя в стороне недоступную для подражания Англию, – обратиться хоть к Италии, к Франции и к их публицистике. Есть чему поучиться в сочинении известного итальянца Марко Мингетти «Политические партии и их участие в юстиции и в администрации», по поводу которого имеется очень интересная статья в «Revue des Deux Mondes» известного политико-экономического писателя Лавеле под заглавием: «О парламентском режиме и о демократии», с указанием и на другие многие сочинения по тому же вопросу; не менее замечательна статья «О республике в 1883 г.», в февральной книжке того же журнала, неизвестного автора, – судя по языку, по литературной манере, самого Тэна. Более жестокой критики современного парламентаризма не мог бы измыслить и самый лютый его враг, – и в то же время ни один из упомянутых авторов не в состоянии указать ни верного врачевания, ни надежной реформы: рядом с здравою, сильною критикою, положительная часть их рассуждений совершенно слаба. Как белка в колесе, вертятся они в сфере своих политических понятий, ищут исхода и не находят.
Для парламентаризма, по их словам, всюду наступил кризис, – не только на континенте Европы, но и в Англии, «где парламент почти уже перестал исполнять свои функции» и где, по выражению Бисмарка, «золотой век парламентского режима уже миновал». Даже и в Америке, где его формы несколько иные, чем в большей части Европы (например, нет ответственного пред палатою министерства), «конгресс стал замкнутым поприщем грубых политиканов, и лучшие люди удаляются от публичной политической деятельности». Лавеле перебирает почти все парламенты, один за другим, подкрепляя свои замечания мнениями местных мыслителей, и находит только один парламент, в котором дела идут сравнительно еще довольно сносно – бельгийский – т. е. в той малой державе, которая поставлена совсем в особенные, исключительные условия существования! Любопытен приводимый им отзыв одного из выдающихся политических людей Италии: «Не странно ли, что в тот век, который подчинил себе молнию, заставив ее переносить нашу мысль в одно мгновение на край света, освещать наши улицы и жилища, такой политический образ правления „парламентарный – есть наилучшее, что мы можем иметь?“».
В чем же, собственно, вредная или неудобная сторона парламентаризма, по мнению вышеприведенных публицистов? В том прежде всего, что при постоянной зависимости от совещательного собрания невозможна никакая прочная, твердая административная власть, немыслима устойчивость правительственной программы, ни последовательность в правительственных действиях. Самым блистательным тому доказательством служит Франция, где в течение 11 лет в одном министерстве внутренних дел перебывало 23 министра, а в последние полтора года сменилось шесть кабинетов, существовавших круглым числом три месяца каждый!.. Это неудобство еще не так сильно в Англии, потому что там имелись до сих пор только две крупные политические партии, крепко дисциплинированные и почти деспотически управляемые. Притом же в Англии попасть в депутаты стоит до сих пор очень дорого; избирательные голоса достаются кандидату на звание «представителя» большею частью посредством значительных денежных расходов. Но уже и теперь в Англии, с расширением избирательного права (не забудем, что в Англии рабочие или так называемое четвертое сословие, вовсе пока этого права лишено), стали возникать и слагаться новые партии, и появление их в последнее время в парламенте уже оказывает свое вредное влияние на быстрое течение дел. Так как большая и большая демократизация права представительства в будущем неминуема, а вместе и удешевление способов попасть в депутаты, то в перспективе для английского парламентского режима предстоят лишь новые затруднения и новые неудобства, почти не преодолимые без коренной реформы во всем строе правления. Но в Англии конституция во всяком случае – учреждение органическое, самородное, взращенное шестью веками истории, – а не сочиненное или заимствованное в изуродованной копии и навязанное стране государственным переворотом, как на материке Европы. Поэтому и положение парламента представляется здесь, на материке, в более жалком виде. Так, в некоторых странах или нет вовсе крупных политических партий, как, например, в Италии, а только группы, которые слагаются случайно, непредвиденно, пестро, «совершенно калейдоскопически», и смена министерств происходит подчас совсем неожиданно, сюрпризом, или же партий так много (например, во Франции), что министерство, в погоне за большинством голосов, должно угождать нескольким партиям разом, как бы они ни противоречили между собою, и в этих внешних комбинациях истощать все свое время и силы. «Мелкие соображения, мелкие проделки, мелкая ловкость, мелкие ковы – вот в чем состоит искусство приобретать себе большинство в законодательном собрании, продолжительно существующем. Под конец в собрании только с тем и считаются, что вокруг да около, а страна забыта!..». Вот строгое слово, и не устное, а письменное… кого же? Луи Блана, незадолго до его смерти!.. Но ведь и частая перемена гг. полномочных депутатов, по условиям парламентаризма, есть частая перемена гг. «правителей», – что же представляется неудобным! Однако же Луи Блан прав: действительно, внимание министерства отвлечено от исполнения прямых его обязанностей и устремлено исключительно на ухаживание за партиями, от которых самое бытие его в зависимости. «Сколько приходится министру в течение года истратить ума, хитрости, изворотливости, красноречия – c'est monstrueux, это доходит до чудовищного размера,» – говорит Лавеле. «Самый тягостный труд дипломатов – детская игра в сравнении с подобным трудом… И при всем том, – продолжает он, – палата – это зыбучий песок, на котором не может осесть прочно никакая твердая администрация!..»
