Итак, позиция автора «Историософии…» как-будто определена: «украинцы» в конечном счете те же Русские, а присвоение им сепаратистами нерусского названия — явление искусственное, инициированное врагами Русского Народа, стремящимися к расчленению и уничтожению России.
Все ясно, но … в силу каких-то непостижимых причин М. Назаров тут же начинает выстраивать обратную цепь умозаключений, совершенно запутывающих все его прежние рассуждения. Теперь вдруг оказывается, что «ни факты зарубежного злоупотребления украинским национализмом, ни ненависть сепаратистов к России не отменяют права украинцев на национальное самосознание — вплоть до отделения. Жаль, что при опровержении политических спекуляций сепаратистов, русские оппоненты часто упускали из виду эту национальную правду (а как же «семь неправд сепаратизма», в числе коих и «национальная»?! — С.Р.)… забывали о том, что нации могут созревать и в наши дни; что, заявляя о себе сначала в культуре, они неизбежно требуют своего политического оформления[4].
Приведенный авторский пассаж буквально воспроизводит важнейший постулат того самого самостийничества, лживость которого он с таким рвением разоблачал поначалу и приходится лишь удивляться его умению одновременно отстаивать прямо противоположные взгляды на проблему, да при этом еще пытаться слепить из этой мешанины взаимоисключающих понятий некое подобие единой концепции. Если уж «украинская нация» является историческим фактом, то надо же как-то объяснить, почему сами «украинцы» «всегда именовали себя русскими», однако загадочность украинской исторической судьбы явно превосходит разумение автора и ничего лучшего «созревания в наши дни» для ее объяснения он не находит.
Но что такое «наши дни»? Это пресловутая Советская эпоха, время безраздельного господства интернационала, этнического оскопления всех народов СССР, их насильственного слияния в серой, обезличенной массе «советского народа». А где же тогда «созревали» украинцы, в какой резервации? Неужели для них единственных было сделано исключение и, когда все нации России деградировали под коммунистическим ярмом, они оформились в самостоятельный этнос, развили свою культуру, язык и даже начала государственности?.. М. Назаров понимает абсурдность подобного предположения и неоднократно подчеркивает, что ни о каком национальном развитии в условиях советской системы не могло быть и речи. Тогда в каких же мирах, да еще и «в наши дни», созревали его «украинцы», о праве которых на отделение он так усиленно хлопочет? Может быть, в пресловутой «канадской диаспоре»? Или финансируемых ЦРУ антирусских эмигрантских центрах? И не оттуда ли та патологическая русофобия, которой проникнуты труды «украинськых вчэных», издаваемые этими центрами? Автор «Историософии…» секреты украинского «созревания» почему-то не раскрывает, хотя и признает, что стержень самосознания «украинцев» составляет ни на чем не основанная ненависть к России и Русским.
Эта ненависть для него — удивительна и логически не объяснима, «явление иррациональное, более понятное в метафизических категориях»[5]. Но для Русского населения сегодняшней Малороссии она — каждодневная, будничная реальность, с которой не только необходимо считаться, но и каким-то образом ей противостоять, ибо конечная цель ее очевидна: культурный и этнический геноцид Русского Народа.
Для М. Назарова эта подлинная реальность и пронизывающее ее противостояние как-будто не существуют, ему ближе и роднее мир метафизических абстракций и далеко не случайно в качестве «ответной меры» на русофобию «украинцев» он предлагает… полюбовно договориться с самостийниками. Всего-то и надо: поделиться с ними той частью Русского исторического наследия, которое «сепаратисты справедливо (?!) считают… своим» [6]. А здесь и «Повесть временных лет» монаха Нестора («откуда есть пошла Русская земля»), и «Слово о полку Игореве», и вся Киевская эпоха Русской государственности с ее князьями, дружинниками, святыми, головокружительным расцветом материальной и духовной культуры. И далее: Богдан Хмельницкий, философ Г. Сковорода и еще целый перечень блестящих имен государственных и культурных деятелей России — Мелетий Смотрицкий, св. Димитрий Ростовский, Феофан Прокопович, графы Разумовские и Кочубеи, ученые — Ковалевский, Потебня, Вернадский; художники, музыканты, писатели — Репин, Врубель, Бортнянский, Глинка, Гоголь, Гнедич, Мордовцев, Короленко и т. д. и т. д. И весь этот блистающий пантеон Русских деятелей автор «Историософии…» готов услужливо признать «украинцами», в наивной надежде достигнуть с самостийниками мировой: «стоит ли отказываться от совместного творения, в которое украинскими (?!) деятелями было вложено столько таланта и сил»[7].
Странная вообще-то сделка. Что-то вроде сдачи в аренду или напрокат части (причем большей!) Русской истории, неизвестно откуда взявшимся претендентам. Но в своем неуемном рвении любой ценой достигнуть с «украинцами» компромисса М. Назаров не замечает этой странности, как и того, что сама попытка связать общей культурно-исторической линией воспроизведенный им перечень исторических лиц с подлинными украинскими деятелями типа Грушевского, Петлюры, Винниченко, Бандеры или их нынешними преемниками — чорновилами, хмарами, горынями, драчами и прочими русоненавистниками, — является кощунственной и дикой. Разве это не унижение для тех, кто составляет славу и гордость России? И на каком основании автор «Историософии…» зачислил их в «украинцы»? Сами себя они таковыми не считали, Россию не ненавидели, а любили и гордились своей принадлежностью именно к Русскому Народу, а не каким-то мифическим «украинцам».
М. Назарова, впрочем, подобные натяжки мало смущают. Воображая себя творцом некой положительной программы разрешения «украинского вопроса», он настолько доволен своей лояльностью к сепаратистам, настолько уступчив в удовлетворении их совершенно абсурдных требований, что не в состоянии даже постигнуть той элементарной политической истины, что его идея «общего неделимого фонда» Русских и «украинцев» делает сегодняшних бандеровцев в качестве его «совладельцев» законными хозяевами не только большей части Русского культурно-исторического наследия, но и Русских Крыма, Донбасса, Новороссии, Малороссии с многомиллионным Русским населением в них проживающим…[8]
* * *
В том же ключе строит свои рассуждения еще один уважаемый наш автор — В. Осипов. В своей брошюре «Русское поле» он часто касается украинской темы по самым разнообразным поводам, умудряясь, так же как и М. Назаров, давать одному и тому же явлению прямо противоположные оценки. Весьма показательны в этом плане его размышления о русофобии «украинцев».
В. Осипов отталкивается от опыта непосредственного общения с самостийниками в советском Гулаге: «Много украинцев перевидал я в лагере. Со многими делил хлеб и карцер. Их русофобия всегда казалась мне данью самостийной риторике, поверхностной, словесной мишурой. Никогда не чувствовал за обидными словами в адрес «кацапов» органической ненависти и вражды. Инженер из Екатеринослава заявлял, что ненавидит меня как империалиста, и тут же готов был отдать последнюю рубашку»…[9]
Итак, ненависть «украинцев» к Русским — всего лишь «дань риторике», «словесная мишура», не стоящая внимания болтовня. Хлеб пополам и последняя рубашка, конечно, с лихвой ее перекрывают, относя к разряду явлений достаточно безобидных и даже потешных: посмеяться — и забыть. Однако уже на следующей странице автор воспроизводит живую действительность Малороссии накануне самостийнического референдума (декабрь 1991), весьма далекую от нарисованной им же идиллии: «Выступавших за единство страны преследовали и травили. Нередко избивали. 30 октября произошло побоище в Политехническом институте в Киеве. С криками: «Мы вас сейчас окатоличим! Кровью перекрестим всю Украину! Москали!» — сепаратисты пустили в ход кулаки, кастеты, баллончики со слезоточивым газом. 7 ноября руховцы учинили избиение у республиканского стадиона. Кастет стал аргументом за независимость. В граждан второго сорта превратили русское и русскоязычное население региона. Языковый апартеид в западных областях дополнен апартеидом по вероисповедному признаку. Православие там оказалось вне закона. Униаты с дубинами врывались в православные храмы и силой выталкивали верующих на улицу… Так готовились к референдуму».
Но и это еще не все. «Верховный Совет Украины принял 11 октября 1991 года жестокий указ против инакомыслящих. «Антиукраинская пропаганда» теперь карается тремя, семью или десятью годами лишения свободы».[10] В. Осипов, как бывший политзаключенный, прекрасно знает, что наличие подобного «указа» создает неограниченные возможности развязыванию террора против Русских уже не со стороны безымянных и вечно неуловимых «хулиганов», а на официальном, государственном уровне: упечь за решетку можно по самому мизерному поводу — и даже без такового. Понимает он и то, что эта продуманная на долгосрочную перспективу политика, конечно же, весьма мало подходит под определение «словесной мишуры» и безобидной «риторики». Да и дубинки, кастеты, избиения как-то мало вяжутся с ничего не значащим политическим трепом.
