считал, что у неё были свои особенности, но в отличие от KAPD (Коммунистическая Рабочая Партия Германии) он не называл её "буржуазной революцией, осуществлённой коммунистами" (Принцип антагонизма между советским правительством и пролетариатом) и не говорил как они, начиная с 1922-го, о двойной природе революции:
"Третий Интернационал – это создание русских, русской коммунистической партии. Он был создан для поддержки русской революции, то есть, частично пролетарской, частично буржуазной революции" 4.
Так же, отвечая Коршу, который выслал ему Левую Платформу 5:
"Нельзя сказать, что русская революция была буржуазной. Революция 1917-го была пролетарской, и было бы неправильно обобщать её 'тактические' уроки. Сегодня вопрос стоит о понимании того, что случается с пролетарской диктатурой в одной стране, когда за одной революцией не следуют другие… Кажется, что вы исключаете возможность политики компартии, которая бы не заканчивалась восстановлением капитализма. Это означало бы оправдывать Сталина или поддерживать недопустимую политику 'его исключения из власти'". (Неаполь, 28.10.26.) 6
Иными словами, в течение этого периода он не занимал никаких позиций по отношению к социальной природе СССР. Важной для него была (что немногие из его критиков поняли) была природа русского государства и то, какой класс находился у власти. Это было показано программой, действиями партии, управлявшей государством. Для Бордиги, не просто русская партия должна была управлять государством. Это должен был делать Коммунистический Интернационал. Вот почему дебаты 1926-го, закончившиеся победой теории социализма в одной стране, были так важны для него, потому что указывали на капитальную смену государства, которое не следовало больше определять как пролетарское, потому что оно уже не находилось на службе у мировой революции. Но:
"Нельзя просто заявлять, что Россия является страной, которая направляется к капитализму". 7
Вот почему только после перехода СССР на сторону западных демократий Бордига заявил, что только с этих пор контрреволюция одержала окончательный триумф и что в СССР строится капитализм.
Если капитализм шёл к триумфу, как следовало характеризовать СССР и, с другой стороны, каково было начало развития капитала? Был ли отлив, то есть, должен ли был установиться социализм, а после него в Россию должен был быть возвращён КСП? Бордига держался своего политического тезиса в этих дебатах, которые энергично возобновились после 1945. Он всё ещё говорил о социалистических характеристиках экономики в Советской России от революции до сегодняшнего дня 8. Здесь он отвечал на вопрос: какой класс находится у власти в России?
"Фактически класс, эксплуатирующий русский пролетариат (и который, возможно, проявится в свете дня очень скоро) сегодня состоит из двух очевидных исторических форм: международный капитализм и олигархия, доминирующая изнутри и от которой зависят крестьяне, торговцы, обогатившиеся спекулянты и интеллектуалы, которые быстро приобрели самые большие выгоды".
Вся статья демонстрирует интернациональную перспективу Бордиги и значение, которое он придавал политическому фактору, т.е. способности пролетарского государства применять меры, направленные на развитие основ социализма. Возвращаясь к правящему классу, он характеризовал его как касту скрытых предпринимателей. Он также говорил и о бюрократии, но он никогда превращал его в определяющий слой или, как Шолье, в правящий класс. И всё же, трудности, через которые он пытался раскрыть существование этого класса, явно присутствовали всегда. Ему приходилось вмешиваться в дебаты о социальной природе СССР, в котором некоторые видели государственный капитализм, в котором государство было всемогущим и могло управлять капиталом, а другие видели в нём бюрократический капитализм (Шолье, Socialisme ou barbarie № 2), и о роли СССР в игре международных сил. Большинство 'левых' революционеров размещало СССР в центре контрреволюции, потому что государственный или бюрократический капитализм был, по их мнению, гораздо более могущественной формой господства, высшей стадией капитализма, чем всё, что было возможно в Западной Европе или США.
Бордига в ответ начал писать черновик «Собственности и Капитала» 9, в котором содержались фундаментальные элементы объяснения, прояснявшие будущее, как русского, так и западного общества, граничившее с простыми повторениями из Ленина. В главе «Современная тенденция предприятия без собственности, ассигнований и концессий», он рассматривает вопрос, который позже он поднимает в Экономической и социальной структуре сегодняшней России 10, он утверждает:
"У современного государства никогда не было реальной экономической деятельности, которую оно всегда делегировало путём ассигнований и концессий капиталистическим группам" 11.
Здесь мы видим утверждение позитивной критики концепций государственного капитализма и бюрократии-класса. Это объясняется в главе «Экономический интервенционизм и управление как господство капитала над государством»:
"Речь идёт не о частичном подчинении капитала государством, но о полном подчинении государства капиталу" 12.
Наконец он анализирует этапы трансформации России после 1917-го, где он рассматривает вопрос правящего класса в России:
"Большая трудность в определении физической группы людей, из которых состоит эта буржуазия, сформировавшаяся не спонтанно и в той мере, в какой она сформировалась при царизме и уничтожена после 1917-го, заключается в факте демократического и мелкобуржуазного мышления, которым наши господа и хозяева рабочего класса были заражены в течение многих лет". 13
Значит, следовало понимать, кто представляет капиталистические экономические интересы. Ясно, что Бордиге пришлось бы прийти в противоречие с подобным буржуазным способом мышления в его архаичной (т.е. демократической) форме: всё, что существует и проявляется должно быть представлено, требуется посредничество между вещью и теми, кто рассматривает её, а именно делегирование существования тем, кто должен изучать и утверждать это существование. Для Бордиги, фундаментально антидемократического человека, посредничество не обладало никаким значением. С другой стороны, бюрократия должна была заполнить собой пробел для всех тех, кто занимался Россией. Бордига показал, что, наоборот, бюрократия зависела от бизнесменов:
"…буржуазия, которая никогда не была кастой, но появившаяся в защите прав мнимого и всеобщего равенства, становится 'сетью сфер интереса, которая утверждается в клетке каждого предприятия', в той мере, в какой буржуазные предприятия становятся кадровыми, анонимными, и, наконец, 'общественными' коллективами. Персонал подобной клетки крайне разнообразен. Это больше не собственники, банкиры или акционеры, но всё больше и больше спекулянты, экономические эксперты и бизнесмены. Одной из характеристик развития экономики является то, что привилегированный класс обладает всё более изменяющимся и текучим человеческим материалом (нефтяные шейхи, которые были управляющими и снова станут таковыми). Как во все эпохи, подобная сеть более или менее заметных интересов и людей обладает отношениями с государственной бюрократией, но сама не является бюрократией, она обладает отношениями с 'кругами политиков', но не является политической категорией. При капитализме подобная сеть является в первую очередь 'международной' и сегодня уже нет национальных буржуазных классов. Есть национальные государства мирового капиталистического класса.
Сегодня русское государство
