Я молчал, слушал, не перебивая, и пил кофе, закуривая уже вторую сигарету.
— Я не так много о тебе знаю. Ты взрослый мужик, служил в ОМОНе, офицер, спецура и всё такое… Возможно, у тебя есть веские причины так поступать. За почти три месяца я не видел за тобой косяков. По штурмам и по службе в общем — тоже всё ровно. А тут… Короче, разъёбывать и поучать тебя я не собираюсь. Но я хочу, чтобы ты вот что понял: это для тебя тут Крестовый поход, а для меня — всего лишь работа. Дай мне слово, что больше такое не повторится. Слово офицера.
— Обещаю. Извини, что попал из-за меня, — ответил я взводнику.
— Добро! — выдохнул Камрад. — Отдай часы и телефон Шуму. Пусть он отдаст твой ствол и БК к нему старшине.
Надень под свою горку термуху [3]. И не спрашивай меня, зачем, — сказал он мне, увидев, что я уже открыл рот для вопроса.
Я поставил пустую кружку на ящики от БК, которые служили импровизированным столиком у входа в дом, и вернулся в свою комнату. Достал термуху из редака [4], снял наручные часы, достал телефон из внутреннего кармана и отдал их до сих пор не спящему Шуму. Указав на свою кучу вещей из брони, каски, разгрузки и редака, я сказал ему шёпотом, чтобы не разбудить спящих:
— Присмотри за шмотьём, братан. Мой ствол с БК отдай утром Куску. Потом всё обговорим. Давай, я поехал.
— Давай, Лёха, — Шум чувствовал ситуацию, — береги себя.
— Заебутся.
Выходя во двор, я услышал шум двигателя приближающейся машины. Это был взводный УАЗ «Патриот». Водилу, которого звали «Баста» за любовь к русскому рэпу, знали все. Он привозил нам питьевую воду, сухпайки и БК. Забросив на заднее сиденье куртку от горки и надев на себя термуху, я закурил последнюю сигарету в пачке. Расшнуровал берцы, готовясь надеть термуху и на ноги. Камрад стоял рядом, тоже курил и о чём-то своём болтал с Бастой. Утро уже проклёвывалось, скоро свежесть воздуха должна смениться душной и липкой жарой.
— Поехали! — махнул мне рукой Камрад.
— Ты, прям, как Гагарин! — я не сдержался пошутить, закончив переодеваться.
— Это хорошо, что ты шутишь, — ответил он мне, усаживаясь на переднее пассажирское сиденье, — главное там не сломайся. Не спорь и не доказывай правоту. Лучше молчи.
Я кивнул взводнику, и на ум пришёл старый способ отречения и абстрагирования. Машина тронулась, и я стал вспоминать, как я юзал этот способ ещё в «беркутовке», когда попадал под раздачу начальства. Как и всё гениальное, простота заключалась в следующем: чтобы не смотреть в пол, по сторонам или в глаза, взгляд нужно было сфокусировать на ухе говорящего с тобой начальника. Взгляд можно перемещать на погон, обратно на ухо, на темя и так по очереди. А чтобы нелестные слова не оседали в сознании, можно было поупражняться в математических расчётах. Раньше мне это помогало. Проверим и сейчас. Почти в полном молчании прошли полтора часа в пути.
— Вы там что, совсем охуели?! — с побагровевшим лицом не то от натуги, не то от жары в палатке, орал СБшник. — Мало мне вашего Куницы из третьего взвода, так тут ещё один мясник-психопат выявился!
Мы с Камрадом стояли в душной палатке перед столом «важного дяди» и «вершителя судеб». Стояли не то чтобы навытяжку, но и расслабленно тоже не получалось. Из-за термобелья под горкой в такой жаре пот струился по моей спине, стекая в трусы.
— У тебя что, денег дохуя?! По десять тысяч раздаёшь?! А по десять тысяч чего, а?! Рублей?! Или долларов, блядь?!
«Так… Десять… Десять умножить на три — будет тридцать», — начал я свою «мантру похуиста», шаря взглядом по бритой башке и ушам орущего особиста, — «тридцать разделить на пять — будет шесть. Шесть плюс тридцать — будет тридцать шесть…»
— …долбоёбы!
«Тридцать шесть умножить на три — будет сто восемь. Сто восемь разделить на два — будет пятьдесят четыре…»
— …уебаны!
«Пятьдесят четыре минус тридцать — будет двадцать четыре. Двадцать четыре умножить на десять — будет двести сорок…»
— Какого хуя я узнаю о неблагонадёжном элементе с маниакальными наклонностями и неконтролируемой агрессией не от тебя, командир взвода, а от посторонних людей?! А если он в бою своих вот так же резать начнёт?! Или после боя спящих перебьёт?!
«А Камрад был прав… Кто-то очень хочет его слить. Двести сорок разделить на три — будет…»
— Ему место у «пятисотых» под наблюдением, или вообще его назад отправить!
— Он не «пятисотый», — оборвал моральную экзекуцию Камрад, — я ручаюсь за него и готов ходатайствовать.
— Да вы заебали ходатайствовать! — особист жрал глазами то меня, то Камрада. — Ворон из госпиталя через хуеву тучу людей на меня вышел с такой же хернёй, как и ты!
«Спасибо, Ворон», — мысленно поблагодарил я комода [5].
— В общем, так… — СБшник устало плюхнулся на стул и обратился ко мне, будто не замечая Камрада
— Я не знаю, почему твои командиры за тебя так ратуют, да и плевать мне, на самом деле. Но такого беспредела, который ты устроил и который покрывали твои командир отделения с командиром взвода, я не потерплю. Может, ты ещё и в «Весне» пойдёшь кровников искать? Там дохуя людей с трезубым паспортом, чтобы ты понимал. А посему… — он достал из стола какую-то папку, открыл её, выложил лист, всмотрелся в него и продолжил: — Двое суток ареста и сто тысяч штрафа для бойца и по пятьдесят тысяч штрафа для командира отделения и командира взвода. Взыскание командирам сниму, если откажетесь от своих ходатайств, и он отправится домой для дальнейшего разбирательства. Что скажете?
— Обойдёмся штрафами, — сказал Камрад.
— Есть двое суток ареста и штраф, — в тон взводному ответил я.
Особист еще несколько секунд посмотрел на нас и крикнул:
— Конвой!
В палатку тут же вошёл боец в лёгком маскхалате и с АПС в набедренной кобуре.
— Этого в контейнер! — сказал СБшник вошедшему конвоиру, указывая на меня. — Заполнить на него форму в канцелярии! Двое суток на воде!
— Есть! — коротко рявкнул конвойный и положил руку мне на плечо.
— Разрешите идти? — спросил особиста Камрад.
— Валите оба отсюда!
Глава 2
/Шум. В то же время/
Легко принимать свободу как должное, если никогда её не лишался.
© Дик Чейни
Рано утром, когда было ещё темно, мне приспичило поссать. Видимо, выпитый после моей смены на фишке чай просился наружу. Наручные часы показывали четыре часа утра. Быстро справившись с помощью «младшему брату», я решил постоять немного на улице и подышать свежим воздухом вместо спёртой вони берцев внутри дома. Ночь здесь отличается от той, которая у нас дома. Отличается всем. Звуками, запахами, даже звёздное небо кажется другим.
Мне вспомнились слова Камрада, когда я стоял на фишке сегодня. Он отправлял спать Лёху, моего зёму. Что ему грозило за то, что он прилюдно освежевал пойманного урода? Перевод в «пятисотые»? Несколько суток ареста? Или высылка домой? Последнее хуже всего. Да, он поступил неосмотрительно импульсивно и, в какой-то мере, я был к этому причастен, выявив в кучке уцелевших после нашей засады русскоговорящего наёмника. Да, мы тут тоже не помидоры подвязываем. Просто та груда фарша, которая осталась после приложенной руки и ножа моего друга, выбрала не ту сторону конфликта. Такие всегда были. И во время войны в Афгане, и в первой, и во второй Чиче [6], и здесь. В обратной ситуации на его месте мог оказаться и я, и Лёха. Всё просто.
«Ладно, нужно ложиться и постараться поспать ещё немного», — подумал я, посмотрев на Выдру, дежурящего на фишке и вглядывающегося в ПНВ [7].
Пробираясь по комнате к своей лежанке и стараясь не шуметь, я всё же споткнулся о чьи-то ноги. Но храп их обладателя, а это был срущий без меры последние несколько дней Мэни, даже не прервался.
