— Я всегда восхищался вашим даром уговаривать людей, — почти искренне говорил Сатанеев.
— Тут уговорами не обошлось, — глухо сказала Кира.
— Власть применили?
— Силу.
— Неужто… — притворно испугался Сатанеев.
— Пришлось.
— Понимаю. — Он сочувственно закивал.
Кира обернулась.
— А раз понимаете — действуйте! — не скрывая своего отношения, резко произнесла она. — И помните — им нельзя встречаться. Если вдруг до наступления Нового года она его поцелует…
— Что же ты, Витя, неловкий такой? — упрекал Коврова Брыль в коридоре. — Разве может женщина открыть секрет сразу двум мужчинам?
— Хм, пожалуй, — усмехнулся Ковров и сверху вниз взглянул на открывшегося ему по-новому Брыля. — А ты, оказывается, знаток, Фома. Можно сказать, людовед.[17]
— Это ты у нас в магических сферах витаешь, — парировал Брыль. — А мне, грешному, по земле приходится… То мышкой, то зайчиком, а то и котиком ласковым прикинусь. Тоже свое волшебство, житейское…
Из-за поворота пустого коридора неожиданно вышел представитель Кавказа и с радостным возгласом бросился к ним.
— Товарищи, дорогие, помогите выход найти! Совсем заблудился! Шесть часов — сразу все исчезли. По волшебству, да? Спросить не у кого.
— По волшебству, — кивнул Ковров и обратился к Брылю: — Начерти ему план. Бумага есть?
Брыль достал из кармана мятый листок и сунул его в руки Коврова.
— Черти сам, некогда мне. — Он указал глазами на вышедшего Сатанеева.
— Думаешь, уже знает? — с уважением глядя на техника-исполнителя, спросил Виктор.
— Уверен. — Брыль мягко скользнул в неплотно прикрытую Сатанеевым дверь.
Ковров принялся чертить на листке, положив его на портфель, услужливо подставленный гостем. Тот напевал что-то веселое и то и дело поглядывал на часы.
— Торопитесь? — сквозь зубы спросил Ковров.
— Очень! — сразу откликнулся представитель Кавказа, которого распирало желание поделиться с кем-нибудь своими радостями. — Завтра дома буду! Наряд подписал! — Он выхватил из кармана мятую бумагу с печатями и помахал ею перед носом Коврова. — Думал, до Нового года просижу. Даже в кресле заснул. Вдруг — гром, озоном пахнет! Девушка вышла, директор вышла…
— Где вы слышали гром? — перебил его насторожившийся Ковров.
Кавказец кивнул на приемную.
— Там, за дверью. И молния сверкнула. Замечательный у вас институт, коридоров только многовато.
Он схватил исчерченную бумажку.
— Спасибо вам, спасибо! — И пошел, почти побежал по коридору.
Из приемной выскочил Брыль, прислонился к стене рядом с Ковровым.
— Заколдована…
— Знаю. Кем?
— Самой. Расколдуется, только если жениха до Нового года поцелует…
— За что ее?
— Неясно. Вроде Сатанеев накрутил: работника ценного теряем. А сам Алене проходу не дает.
Ковров свирепо выпятил челюсть.
— В прах обращу! В грязь, в слякоть!
Брыль безнадежно махнул рукой.
— Всплывет…
— Да, пожалуй, — неожиданно легко согласился Ковров. — А Кира-то? Умница, талант, разобраться не смогла…
— Что — Кира! — Брыль пожал плечами. — Тоже ведь женщина…
— Ладно, — решительно сказал Ковров. — Причитания отменяются. Будем действовать.
— Как действовать? — уныло возразил Брыль. — Ты Киру не переубедишь. Киврин бы мог, но он уехал…
— Жениху телеграмму дать надо, чтобы немедленно приезжал. Где адрес?
— Адрес… Адрес — Брыль принялся хлопать себя по карманам. — Слушай, я бумажку с адресом тебе отдал. Ты на ней план чертил.
Не сговариваясь, оба рванули по коридору в ту сторону, куда ушел гость.
Весело напевая и поминутно сверяясь с планом, представитель Кавказа уверенно шел по пустым переходам. Вдруг сзади послышался нарастающий топот, отдаленный крик: «Стой!» Вдали замаячили два силуэта, несущиеся что есть мочи.
— Стой! — донеслось уже явственнее.
— Что? — растерянно спросил набегающих гость.
— Отдай бумажку!
Представитель Кавказа слегка заметался и ускорил шаги.
— Ой, ой, ой! — пробормотал он, оглядываясь. — Зачем трепался! Наряд отнимут!
И перешел на рысь.
— Стой, тебе говорят! — срывающимся дискантом потребовал Брыль, с трудом поспевая за длинноногим Ковровым.
Фигура впереди поддала и скрылась за поворотом. Ковров на бегу по-разбойничьи свистнул. Представитель Кавказа понесся вовсю. Сзади его преследовал топот и неразборчивые крики.
— Обходи справа! — скомандовал Брылю Ковров. — Сейчас возьмем!
Кавказец выскочил из-за поворота и замер: впереди, расставив руки, набегала приземистая фигура. Гость метнулся назад, но тут его уже ждал Ковров. Преследуемый обмяк, прислонился к стенке и прикрылся помятым нарядом.
— Все, все, все! — быстро заговорил он. — Все объясню, где надо! Только без рук. Давайте действовать официально!
— Вот она! — воскликнул Брыль, поднимая с пола мятую бумажку с адресом и планом.
Не обращая больше внимания на представителя Кавказа, оба понеслись в обратную сторону. Их топот и голоса растворились в глубокой тишине пустых коридоров. Гость с изумлением посмотрел им вслед, потом перевел взгляд на помятый наряд в своей руке.
— Что, опять повезло? — изумленно спросил сам себя и огляделся.
Он стоял на пересечении двух тускло освещенных, казавшихся бесконечными коридоров. Крутом были только запертые двери и глухие, без окон, белые стены.
В кабинете Шемаханской большие напольные часы гулко пробили половину восьмого. Кира Анатольевна подняла голову от стола, за которым, видимо, долго сидела в одной и той же позе, встала и прошла через весь кабинет в угол, где только что стоял телевизор. Теперь телевизора нет. Вместо него стоит большое круглое зеркало — впрочем, не стоит, а как-то странно висит — ни на чем. Кира Анатольевна останавливается перед зеркалом, вглядывается в свое отражение.
— Вопрос первый, — говорит она. — Правильно ли я поступаю с Аленой?
Отражение отрицательно качает головой и грустно улыбается.
— Она сама виновата! — восклицает Кира. — Нельзя прощать вероломство! — Кира отворачивается. — Кроме того, Иван Петрович… тоже должен понять и почувствовать свое заблуждение… или наваждение, не знаю уж, что тут ближе к истине.
— Тобой владеет гнев, — тихо говорит женщина в зеркале. — Ты несправедлива.
— На моем месте каждая поступила бы так же! — запальчиво возражает Кира.
— Ты — не каждая и должна быть осторожной, — произносит отражение.
— Почему я все время должна жертвовать собой? Отражение укоризненно качает головой.
— Другими жертвовать легче…
— Хорошо, покажи мне… ее, — просит Кира.
Отражение исчезает. Вместо него в зеркале появляется Алена. Она открывает дверь своей квартиры Сатанееву. Он, противно жмурясь, припадает к ее руке, одновременно протягивая букет цветов. Кира делает брезгливый жест рукой. Сатанеев и Алена пропадают из зеркала.
— Теперь… его, — требует Кира.
В зеркале появляется Киврин. Он стоит возле трапа самолета и, поглядывая на часы, напряженно ищет кого-то в толпе.
— Убрать! — резко говорит Кира. — И пусть все остается, как есть!
Просто и неприветливо обставленная комнатка в однокомнатной квартире. За столом, покрытым белоснежной скатертью, сидят Сатанеев и Алена. У девушки вид слегка томный, но глаза смотрят зорко, выжидательно.
— Как видите, Аполлон Митрофанович, — говорит она, — живу я просто, незамысловато. Ничего, кроме самого необходимого, у меня нет.
— Такой бриллиант, как вы, — пылко произносит Сатанеев, — достоин самой лучшей оправы!
— Вы полагаете? — Алена кокетливо склонила голову набок.
— Несомненно! И я мечтал бы всю жизнь создавать для вас эту… оправу. Ну, если позволите.
Алена залилась русалочьим смехом.
— Старый шалун! Нет, серьезно, как-то грустно становится, если представить себе, что всю жизнь придется прожить в этой… обстановке.
— Очаровательница! — блеет Сатанеев. — Вам стоит только пожелать.
Он хватает ее руку и хочет поцеловать, но она вырывается и звонко шлепает его ладонью по лысине.
— Не спешите! Как вы не понимаете, что компрометируете меня! Девочки! — кричит она весело. — Как там наш кофе?
— Сию минуту, Алена Игоревна! — доносится из кухни голосок Верочки.
— Но меня удручает не только это, Аполлон Митрофанович, — продолжает Алена.
— Я весь внимание! — с энтузиазмом откликнулся Сатанеев.
— Мне вдруг надоела моя лаборатория. Знаете, сфера услуг… это все-таки что-то… непрестижное, правда?
— Н-да… Бездуховное, я бы сказал. Будем думать.
— Но есть еще и во-вторых, — хитренько взглянув на Сатанеева, прибавила Алена. — Мне осточертел весь этот Китежград.
