Думаю, что будущим историкам нелегко будет разобраться в том массовом предательстве национальных интересов со стороны правящих классов и российской интеллигенции после того, как они утвердились у власти путем развала Советского Союза. В истории нет ни одного подобного случая самоликвидации страны и культуры. Есть примеры поражения того или иного государства в результате войны или силового давления. Или в результате поглощения — без войны — со стороны более сильных, более динамичных, более организованных и развитых культур и наций. Но никогда не было так, чтобы мировая держава, в каком-то смысле империя, имевшая величайшую культуру и науку мирового уровня в числе двух-трех первых держав мира, сдалась без боя и дошла за несколько лет до беспрецедентного самоуничтожения. Никогда, на мой взгляд, не было такого побежденного, который возносил бы (причем искренно) хвалу победителю.
Как такое могло случиться? Ответ неоднозначен. Прежде всего надо понять, кто эти ликвидаторы, из которых состоит сегодняшний российский правящий класс. На Западе, особенно среди экс-советологов, в последние годы активно муссировался тезис об «оставшейся у руля советской номенклатуре». Эта теория, на мой взгляд, не получила обоснования, да и не может быть обоснована. Особенно забавно то, что один из ее генераторов — российская же интеллигенция. Самый известный ее проповедник, пожалуй, даже лидер — Гавриил Попов, профессор экономики, один из отцов-основателей Межрегиональной депутатской группы, которая сражалась на первом Съезде народных депутатов СССР против советской номенклатуры, бывший мэр Москвы, человек. за которым выстроилась целая когорта подражателей.
Теория эта — классический пример удобной концепции, созданной в определенных политических интересах или для того, чтобы объяснить, необъяснимые иначе причины поражения. В данном случае Гавриил Попов, вероятно, намеревался сам оправдаться перед будущими поколениями и оправдать российскую интеллигенцию, которая разделяла его идеи и потерпела поражение, потеряв власть или превратившись в шутов новой власти. Нет ничего проще, чем обвинять коммунистов («аппаратчиков») в новой узурпации власти после короткого периода энтузиазма перестроечных лет и романтического периода под лозунгом «вся власть творческой интеллигенции». Сейчас эта теория, похоже, обретает второе дыхание, так как Россия откатывается назад и терпит неудачи в реформах. Кто же ответит за эти трудности и провалы, как не «коммунистическая номенклатура»?
К несчастью для авторов подобных теорий, если даже не вникать в суть вопроса, нетрудно доказать их внутренние противоречия. Если к власти вернулась советская номенклатура, скажем в 1991–1992 годах, то кто же провел чудесный переход к капитализму, которому так рукоплескал Запад, связав реформы с именем Бориса Ельцина? Очевидно, советская номенклатура таким образом получает звание реформаторской силы России. Но тогда, развивая эту гипотезу, как объяснить расстрел Белого дома в октябре 1993 года? Его объяснили — под рукоплескания Запада — необходимостью подавить коммунистический переворот против новой демократической власти, но она, но вышеизложенной гипотезе, была властью советской и коммунистической номенклатуры. Или здесь противоречие в терминологии, или речь идет о столкновении советской номенклатуры и коммунистов, т. е. между коммунистами и коммунистами. Семейная ссора. Забавно, не правда ли?
Но есть и другой тезис. Российские демократы, наследники Гавриила Попова, вроде Егора Гайдара, Бориса Немцова, Анатолия Чубайса, Бориса Федорова. Сергея Кириенко, часто говорят — сейчас, когда они на периферии власти (но не вне ее) — что в те годы не было никаких рыночных реформ. Они утверждают, что годы посткоммунизма были периодом консервации сложившейся ранее ситуации как на экономическом фронте, так и в том, что касается правящих классов, то есть реформ не было, так как у власти осталась коммунистическая номенклатура. Таким образом, обе теории сходятся в том, что номенклатура осталась у власти, но если в первом варианте номенклатура проводила реформу, то во втором — не проводила никаких реформ. Здесь встает ряд вопросов. Поскольку все эти господа занимали важные правительственные посты (некоторые по нескольку раз), можно сделать вывод, что они причисляют себя к коммунистической номенклатуре. Однако на это не похоже. Тогда спросим у них: а чем они занимались, находясь у власти вместе с коммунистической номенклатурой? И как объяснить тот факт, что, будучи у власти, они только и вещали об успехах реформ и продвижении к рынку? И почему эти реформаторы во главе с Гайдаром раздавали автоматы Калашникова защитникам реформ памятной ночью 2 октября 1993 года? Как объяснить тот факт, что один из их друзей, известный экономист Андерс Аслунд (который поддерживал все их реформаторские шаги), приехал в Москву сразу после переизбрания Бориса Ельцина, перенесшего множественные инфаркты, для того чтобы заявить в 1996 году, что «в России наконец совершился переход к рынку»?[9]
Eще вопрос: как объяснить, что после переговоров с МВФ. которые вели в 1992–1999 годах те же молодые люди, Запад отпустил десятки и десятки миллиардов долларов на реформу, которую так никто и не думал проводить? Отсюда можно сделать ряд нелестных для «молодых реформаторов» выводов, например такой: именно они водили за нос МВФ. Или тот, что МВФ знал об этом надувательстве и не предотвратил его, а напротив всеми средствами покрывал его. Этот вопрос приводит к ряду других еще более серьезных вопросов. Почему «молодые реформаторы», назначенные Борисом Ельциным, пошли на такой обман? Почему МВФ сделал то же самое? Какие интересы подталкивали их к тому, чтобы внушить миру, что «нереформа» должна финансироваться международным сообществом?
Или кто-то возьмет на себя труд ответить на такие вопросы, или мы будем вынуждены сделать вывод о том, что «молодые реформаторы» лгут, потому что не хотят признавать своих ошибок. Или что они молчали, потому что хотели скрыть некие личные интересы. Они лгали тогда и лгуг сейчас, потому что до сих пор не покинули структуры власти. Ельцин только отодвинул их на периферию власти, исходя из личных соображений, но он всегда держал их наготове и использовал, как, например, накануне выборов 1999 года. Отсюда следует неизбежный вывод о том, что эти люди — органичные союзники власти, не проводившей реформу. Тогда почему их продолжают называть «молодыми реформаторами»?
Уже достаточно очевидно, что «коммунистическая номенклатура» — скорее всего удобный козел отпущения для того, чтобы с самого начала воспрепятствовать объективному анализу фактов. Или ссылки на нее — это бесхитростный перенос реальности, которую не захотели рассматривать тогда, когда КПСС развалилась и покинула политическую сцену, т. е. что не номенклатура, а сотни тысяч членов КПСС, единственно существовавший «политический класс», остались на руководящих постах и управляли «переходом от общества, руководимого партией, к обществу, стремившемуся к плюрализму». Не стоит удивляться тому, что переход не осуществился; десятки тысяч кадров среднего и низшего звена имели абсолютно примитивное, поверхностное и часто ошибочное понятие о «гражданском обществе» и о «демократии». Это следовало предвидеть и учесть тем демократам, которые толкали Горбачева к ускорению реформ (что и привело к полному развалу). Именно демократы полагали, что переход должен осуществляться быстрее. Они были неспособны понять, что демократия — процесс, что ее нельзя ввести декретом. Вероятно, они полагали, что сами могут осуществить переход к демократии, но ошиблись, причем дважды: они не отдавали себе отчета в том, что должны будут воспользоваться услугами «политических кадров», выросших в условиях монополии партии-государства, и сами не знали, что такое демократия и правовое государство. Так что в короткий период пребывания у власти с 1989 по 1992 год они не только не смогли продолжить процесс демократизации, начатый «коммунистом» Михаилом Горбачевым, но остановили и задушили его, дойдя до поддержки расстрела Белого дома и коллективного редактирования ельцинской конституции.
Если, закрывая эту тему, утверждать, что экс-коммунистический политический класс оказал большое влияние на характер перехода от «советского социализма к советскому капитализму», то более чем очевидно, что практически все творцы так называемой реформы были частью экс-коммунистического класса, а это был разваливавшийся политический класс, без идей, без проектов на будущее, без идеологии, без идеи государства, без связи с собственным народом. Единственное серьезное дело, которым все «демократы» должны заниматься. — серьезная самокритика. Если же они говорят, что коммунистическая номенклатура осталась у власти, то просто лгут: как социальный слой она сошла со сцены 21 августа 1991 года. Оставим в стороне противоречивые и лживые заявления главных действующих лиц и обратимся к сути вопроса. Рассмотрим его с точки зрения структуры власти. В России существует так называемая «исполнительная власть», но на деле она сосредоточивает в своих руках и важнейшие законодательные функции государства, — это президентская власть. Существует законодательная власть, формально и по существу действительно независимая, но ее реальные полномочия носят второстепенный характер, — это Дума. Существует центр власти, который сводит воедино (хотя и не может выступать в роли посредника) на общероссийском уровне интересы региональных и республиканских элит, т. е. все функции власти вне Москвы, — это Совет Федерации.
