Один из самых продолжительных разговоров в реальном мире — беседа в столовой корабля — точно так же заставляет нас усомниться в вероятности когда-нибудь совершить побег из Матрицы. Дело не только в том, что место наших реальных объектов ссылок заняла модель (например, «Вкусная Пшеница»). Маус дает ясно понять, что сама человеческая природа побуждает людей восстанавливать иллюзорные сценарии, чтобы выжить в реальности. Разговор вертится вокруг неаппетитной «липкой массы», которую ест команда «Навуходоносора» для поддержания сил:
ДОЗЕР. Это одноклеточный протеин вперемешку с искусственными аминокислотами, витаминами и минералами. Все, что требуется телу.
МАУС. Здесь нет всего, что нужно телу. Значит, как я понимаю, ты прошел через программу тренировки агентов? Знаешь, эту программу написал я. АПОК. Ну вот, опять начал. МАУС. Так что ты думаешь о ней?
НЕО. О ком?
МАУС. О женщине в красном платье. Это я ее придумал. Она не очень много говорит, но если бы ты захотел, ну, понимаешь, встретиться с ней, я мог бы устроить более интимную обстановку.
СВИЧ. Тяжела работа цифрового сводника.
МАУС. Не обращай внимания на этих лицемеров, Нео. Отрицать наши собственные импульсы значит отрицать саму суть, которая делает нас людьми.
Эта сцена проясняет тот факт, что человеческий разум не в состоянии жить без подлинной реальности. Возможно, это понимание нагляднее всего отделяет теорию постмодерна от более ранней трактовки идеологии как «ложного сознания», того, что мешает видеть какую-то скрытую правду. Еще раз повторюсь: для постмодернистов любая репрезентация реальности уже идеологична.
Морфеус «сидит на двух стульях», когда описывает Нео Матрицу во время их первой встречи:
МОРФЕУС. Хочешь знать, что это такое? Матрица повсюду, это все, что окружает нас даже в этой комнате. Ты можешь видеть ее из окна или по телевизору. Ты можешь почувствовать ее, когда идешь на работу или в церковь, когда платишь налоги. Это мир, натянутый тебе на глаза, чтобы скрыть от тебя правду.
НЕО. Какую правду?
МОРФЕУС. О том, что ты раб, Нео. Как и все остальные, ты родился в рабстве, родился в тюрьме, которую ты не можешь учуять, попробовать на вкус или коснуться ее. В тюрьме для твоего разума.
Матрица аналогична идеологии в постмодернистском смысле: она создает саму «реальность», существующую вокруг нас, потому что мы доверяем не только правилам, но и языку, структурируя окружающий мир. По этой причине, по мнению Жака Лакана (влиятельного психоаналитика среди теоретиков постмодерна), «реальное невозможно». По определению Лакана, оно находится за пределами языка и, следовательно, за пределами представимости, хотя и продолжает нарушать бесперебойное функционирование идеологии, напоминая нам об искусственной природе последней. Как говорит Морфеус: «Ты пришел, потому что кое-что знаешь. Ты не можешь объяснить это, но ты чувствуешь. Ты ощущал это всю жизнь, чувствовал, что с миром что-то не так. Ты не знаешь, что именно, но это сидит, как заноза, в твоем мозгу и сводит тебя с ума». Постмодернисты считают, что эта заноза «реального» засела в мозгах у каждого, заставляя нас сомневаться в наших идеологиях, но она должна по определению оставаться за рамками языка. Фредерик Джеймисон называет эту идею постмодернистов «тюрьмой языка». Эти представления — один из способов толкования выражения Морфеуса «тюрьма для твоего разума».
Морфеус мог бы отвлечься и от Лакана, и от теории постмодерна, сказав Нео, что на самом деле любой может получить доступ к этой реальности, что любой может отделаться от идеологических конструктов, определяющих то, что мы воспринимаем в качестве «реальности». Следующие кадры, в которых главного героя поглощает неожиданно ставшее жидким зеркало, — это визуальное олицетворение лакановской регрессии, по ту сторону «символического порядка» наших идеологических матриц, по ту сторону «сцены зеркала», которая, по Лакану, первая предоставила нам идеализированный образ самих себя (Морфеус называет это «психической проекцией твоего цифрового "я"») насквозь к реальному.
МОРФЕУС. Нео, тебе когда-нибудь снился такой сон, в реальности которого ты был уверен?
НЕО. Этого не может быть…
МОРФЕУС. Быть чем — реальным? Что, если бы ты не смог проснуться от этого сна, Нео? Как бы ты узнал разницу между воображаемым и реальным миром?
Если бы Морфеус и Вачовски предположили, что реальность доступна каждому, то можно было бы сказать, что они неверно понимают теорию постмодерна. Однако Вачовски недвусмысленно дают понять, что на каком-то уровне люди всегда будут оставаться за один шаг до любого прямого доступа к реальному — вот в чем суть разговора в столовой. Чтобы выжить, телу требуется больше, чем одни только «искусственные аминокислоты, витамины и минералы». Ему нужно иллюзорное пространство желаний, потому что прямой доступ к реальному сродни сумасшествию. В известном смысле Морфеус прав, описывая реальное как «занозу в твоем мозгу, доводящую тебя до сумасшествия». Встреча лицом к лицу с голой материальностью бытия за пределами языка — это невероятно травматическое событие, как считают многие постмодернисты. Эта травма обычно переживается, когда мы вынуждены признать собственную смерть (наше превращение в материю). Чтобы избежать короткого замыкания умопомешательства, которое может наступить от взгляда в темную сердцевину реального, тело нуждается и требует мастурбационных фантазий. Отсюда и появляется Женщина в Красном у Мауса.
Впрочем, мне следует выражаться яснее: с точки зрения Лакана, человеческая психика, по сути, попалась в сети игры между желанием и «невозможным реальным», гарантирующей, что наши желания никогда не будут реализованы полностью, и таким образом позволяющей им продолжать существовать. По этой причине, как мне кажется, Вачовски вставили в фильм эпизод, в котором агент Смит говорит, что первая версия Матрицы оказалась неудачной. Первая Матрица обеспечивала людям утопический мир, где исполняются желания всех и каждого. Как агент Смит объясняет Морфеусу: «Известно ли вам, что первая Матрица была разработана, чтобы стать совершенным человеческим миром? Где никто бы не страдал, где все были бы счастливы. Это была катастрофа. Никто не согласился принять такую программу. Весь урожай был потерян. Кто-то считал, что нам не хватило языка программирования, чтобы описать ваш идеальный мир. Однако я полагаю, что как биологический вид люди определяют свою реальность через мучения и страдания».
Проблема ситуации, в которой фантазии каждого воплощаются в жизнь, в том, что она близко подходит к психозу, к сбою того, что Фрейд называл «принципом реальности», к нарушению нашей способности признавать препятствия, заставляющие нас откладывать полное исполнение наших желаний в повседневной жизни.
Допустив, что ИИ дошли до понимания роли желания в жизни человека, Вачовски оставляют открытой одну волнующую возможность для двух продолжений саги под названием «Матрица»: восставшие не могут до конца убедиться в том, что весь их мятеж не был запрограммирован усовершенствованной Матрицей — третьей версией, в которой есть иллюзорное бегство в «реальное». Эта опция побега заложена в Матрицу для человеческих «батареек», почувствовавших необходимость «восстановить принцип реальности в страдании».[43]
Существует еще более тревожный, необъяснимый ключ, который может указать на подобную возможную развязку. Женщина в Красном, как считается, придуманная Маусом для программы обнаружения агентов на «Навуходоносоре», появляется снова, но теперь уже в Матрице как раз перед тем, как Нео замечает эффект дежа-вю. Это глюк Матрицы. Как мы уже видели, Женщина в Красном была создана для того, чтобы выразить не исчезающую ни на миг человеческую потребность в иллюзорных объектах желания, причем независимо оттого, находится человечество внутри или вне Матрицы. (А в качестве объекта фантазии Женщина в Красном выполнена так, что появляется в кадре, словно фотомодель на развороте модного журнала.) Мы не должны забывать о том, что команда «Навуходоносора» точно так же полагается на компьютеры и компьютерные модели для исполнения своих фантазий, как и их противники в контролируемой ИИ реальности. По крайней мере, они могут успокоить себя тем, что они сами создают свои модели и таким образом сдерживают свои фантазии; однако присутствие Женщины в Красном внутри созданной искусственным интеллектом Матрицы наводит на мысль о нескольких весьма угнетающих возможностях:
1. Маус украл Женщину в Красном из памяти, которая сформировалась у него, пока он был частью Матрицы, что вновь ставит вопрос о том, в какой степени он все еще доверяет смоделированной реальности Матрицы даже в своих собственных фантазиях. Таким образом, можно сказать, что Матрица по-прежнему контролирует Мауса после его «освобождения».
