Конь Букефал
Имя этого знаменитого коня переводится как «Быкоголовый». Его привел Филиппу некий фессалиец, предлагая продать коня за тринадцать талантов. Это было очень дорого! Однако когда коня вывели на поле, он показался всем диким и необъезженным: никому не позволял сесть на себя верхом и всякий раз взвивался на дыбы. Филипп рассердился и приказал увести Букефала. Тогда присутствовавший при этом Александр посетовал:
– Какого коня теряют эти люди только потому, что по собственной трусости и неловкости не могут укротить его!
– Ты упрекаешь старших, будто больше их смыслишь или лучше умеешь обращаться с конем? – возразил Филипп.
– С этим, по крайней мере, я справлюсь лучше, чем кто-либо другой, – ответил Александр.
Поднялся смех, а затем отец с сыном побились об заклад на сумму, равную цене коня. Александр сразу подбежал к Букефалу, схватил его за узду и повернул мордой к солнцу: ведь он заметил, что конь пугается, видя впереди себя колеблющуюся тень. Некоторое время Александр пробежал рядом с конем, поглаживая его рукой. Убедившись, что он успокоился, Александр сбросил с себя плащ и легким прыжком вскочил на коня. Сперва, слегка натянув поводья, он сдерживал Букефала, не нанося ему ударов и не дергая за узду. Когда же Александр увидел, что норов коня не грозит больше никакою бедой и что Букефал рвется вперед, он дал ему волю и даже стал понукать его громкими восклицаниями и ударами ноги. Филипп и его свита молчали, объятые тревогой, но когда Александр, по всем правилам повернув коня, возвратился к ним, гордый и ликующий, все разразились громкими криками. Отец, как говорят, даже прослезился от радости, поцеловал сошедшего с коня Александра и сказал: «Ищи, сын мой, царство по себе, ибо Македония для тебя слишком мала!»
Анекдот: Однажды во время жертвоприношений воспитатель Александра Леонид упрекнул мальчика в том, что он слишком щедро сыплет в огонь жертвенника дорогие благовония: «Ты будешь так щедро жечь благовония, когда захватишь страны, ими изобилующие. Пока же расходуй то, чем располагаешь, бережливо». Завоевав Персию, Александр послал Леониду пятьсот талантов ладана и сто талантов мирры, написав: «Я послал тебе достаточно ладана и мирры, чтобы ты впредь не скупился во время жертвоприношений!»
Ссоры с Филиппом и его смерть
Многочисленные любовные похождения Филиппа и его повторные браки давали Олимпиаде отличный повод разжигать в сыне ревность и ненависть. Самая сильная ссора между отцом и сыном произошла на свадьбе Клеопатры, молодой девушки, ставшей очередной супругой стареющего царя. Аттал, дядя невесты и приближенный Филиппа, опьянев во время пиршества, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола. Взбешенный этим Александр вскричал:
– Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?! – и швырнул в Аттала чашу.
Филипп бросился на сына, обнажив меч, но, по счастью для обоих, гнев и вино сделали свое дело: царь споткнулся и упал. Александр, издеваясь над отцом, сказал:
– Смотрите, люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу.
После этой пьяной ссоры Александр забрал Олимпиаду и, устроив ее жить в Эпире, сам поселился в Иллирии.
Клеопатра действительно вскоре забеременела. Но родила не сына, а дочь, которую Филипп назвал Европой. У него был еще один сын от наложницы – Арридей, страдавший эпилепсией и считавшийся слабоумным. Но несмотря на недуги, Арридей был завидным женихом: многие местные царьки и сатрапы, стремясь породниться с Филиппом, предлагали Арридею в жены своих дочерей. Это давало Олимпиаде возможность утверждать, что Филипп хочет лишить Александра наследства и обеспечить Арридею царскую власть.
Неизвестно, чем бы все могло кончиться, но Филиппа неожиданно настиг кинжал убийцы. История и подоплека этого преступления запутаны и не совсем приличны. Звали убийцу – Павсаний. Этого человека, якобы заподозренного в том, что он позволил себе нескромно взглянуть на Клеопатру, изнасиловал Аттал, а затем и приближенные царского тестя числом девять человек.
Павсаний обратился к Филиппу в поисках справедливости, но тот ничего не предпринял. И тогда Павсаний заколол его кинжалом и покончил с собой. Что в этой истории правда, а что нет, сказать трудно. Непонятно, почему кинжал Павсания обратился против Филиппа, а не против Аттала. Весьма возможно, что всего в деле была замешана Олимпиада, ненавидевшая мужа, однако никаких обвинений ей не предъявлялось: Александр очень сильно любил мать. Напротив, он сделал все, чтобы гнев судей обратился против тех родственников его отца, которые могли помешать ему удержать власть. Тело убийцы было распято на кресте. Затем последовали казни, уничтожившие почти всю мужскую родню Филиппа.
После смерти мужа Олимпиада, которой теперь ничто не мешало сводить старые счеты, приказала заколоть малышку Европу прямо на коленях у матери, а затем вынудила покончить с собой и саму Клеопатру.
Двадцати лет от роду Александр получил царство, а вместе с ним и проблемы. Филипп, покоривший Грецию силой оружия, не успел принудить греков смириться, балканские племена, подчиненные Филиппом, также не желали быть рабами. Советники считали, что Александру вовсе не следует вмешиваться в дела Греции и прибегать там к насилию, а восставших балканцев надо привести к покорности, не обращаясь к жестоким мерам.
Александр же придерживался прямо противоположного мнения. Волнениям на Балканах он быстро положил конец, пройдя с войском вплоть до реки Истра. Сложнее дело обстояло с Грецией: эллины не могли смириться с владычеством над ними македонцев, которых они считали невежественной деревенщиной. Верховодили освободительным движением Фивы, в союзе с ними находились Афины и другие города.
Очень быстро, прежде чем греки сумели собрать ополчение, Александр провел свои войска через Фермопилы и осадил Фивы. К этому времени уже не существовало «Священного отряда» – все его воины пали в битве при Херонее, сражаясь еще с Филиппом Македонским. Но, несмотря на это, как сообщают древние историки, «фиванцы бились с мужеством и доблестью, превышавшими их силы». Однако это их не спасло: город был взят, разграблен и буквально стерт с лица земли. Греков погибло более шести тысяч, пленных Александр продал в рабство, а их оказалось более тридцати тысяч.
Эта страшная расправа напугала и потрясла Грецию. Афины не отважились оказывать Александру какого-либо сопротивления, смирились и другие города. Убедившись в их покорности, Александр повел себя значительно более милостиво и даже не препятствовал тому, что афиняне помогали многочисленным беженцам из Фив. Он добился того, что греки провозгласили македонца своим вождем и собрали войско, постановив вместе идти войной на персов.
Желая вопросить оракула о предстоящем походе, Александр прибыл в Дельфы, но случилось так, что его приезд совпал с одним из несчастливых дней, когда закон не позволяет давать предсказания, поэтому прорицательница, ссылаясь на закон, отказалась прийти в храм. Тогда Александр пошел за ней сам, чтобы притащить ее силой. Жрица, уступая настойчивости царя, воскликнула: «Ты непобедим, сын мой!» Услышав это, Александр сказал, что он не нуждается больше в прорицании, так как уже получил нужный ему ответ.
Плутарх: «…многие государственные мужи и философы приходили к царю и выражали свою радость. Александр предполагал, что так же поступит и Диоген из Синопы, живший тогда возле Коринфа. Однако Диоген, нимало не заботясь об Александре, спокойно проводил время в Крании, и царь отправился к нему сам. Диоген лежал и грелся на солнце. Слегка приподнявшись при виде такого множества приближающихся к нему людей, философ пристально посмотрел на Александра. Поздоровавшись, царь спросил Диогена, нет ли у него какой-нибудь просьбы: “Отступи чуть в сторону, – ответил тот, – не заслоняй мне солнца”. Говорят, что слова Диогена произвели на Александра огромное впечатление, и он был поражен гордостью и величием души этого человека, отнесшегося к нему с таким пренебрежением. На обратном пути он сказал своим спутникам, шутившим и насмехавшимся над философом: “Если бы я не был Александром, я хотел бы быть Диогеном”».
Войско Александра насчитывало от тридцати до сорока тысяч пехотинцев и примерно пять тысяч всадников. Средств на его содержание не хватало. И тут царь впервые проявил свою знаменитую щедрость, граничащую с расточительностью: все свое состояние Александр либо обратил в жалованье для солдат, либо раздал в виде подарков своим полководцам. На вопрос одного из них, Пердикки:
– Что же, царь, оставляешь ты себе?
Александр ответил:
– Надежды!
– Тогда я и хотел бы иметь в них долю! – рассмеялся Пердикка.
