Ознакомительная версия.
Дружба между Булли и Томасов выходила далеко за рамки взаимной терпимости, которая повсеместно наблюдается у собак и кошек, живущих в одном доме, и прочность их привязанности доказывалась их встречами вне дома. В этих случаях они обменивались приветствиями – кот слегка урчал, а пёс вилял хвостом. Это вовсе не означает, что собаки, которые столь же терпимы с кошками по-дружески, обязательно будут столь же терпимы с ними и на улице. У меня в кабинете наши нынешние собаки вполне мирятся с присутствием нашей довольно ленивой кошкой, а Сюзи даже нередко играет с ней, причём кошка совсем не боится собак, крадёт у них еду и ловит кончики их хвостов – она слишком апатична, чтобы играть в «льва и буйвола». Однако в других комнатах кошка держится более насторожённо и тщательно избегает собак, в лучшем случае дразня их из безопасного места под низким диваном или откуда-нибудь со шкафа. Провоцировать же погоню за собой она всячески остерегается. Во дворе её поведение снова меняется – она проявляет явный страх перед собаками, причём у неё есть для этого все основания, так как Волчик, несомненно, изнывает от желания затравить какую-нибудь кошку. Ещё более натянутые отношения существовали между суровым серебристым приятелем Дагмары и моей Стаси. В доме Стаси игнорировала кота, но на дворе начинала охотиться за ним с таким упорством, что, признаюсь, когда он однажды пропал, виновницей этого таинственного исчезновения я счёл Стаси.
Если под одной кровлей с собакой живут и другие четвероногие или пернатые, то, насколько трудно или легко будет ей справляться со своим охотничьим инстинктом, зависит от того, кто они такие. Даже самого азартного охотника можно быстро приучить к тому, чтобы он не трогал ручных птиц, как следует из ответа пса Красавчика его хозяину Куперу:
Когда твой чиж упал без сил,
Из клетки как-то улетел,
Его я дерзко не схватил,
Дабы не пробудить твой гнев.
Священным был он для меня —
Никак не лакомым куском,
И только перья нежно я
Ему пригладил языком.
Но внушить ему такое же уважение к различным мелким зверькам – задача чрезвычайно сложная. Наиболее соблазнительными собаке, по-видимому, представляются кролики, и тут не следует полагаться даже на тех собак, которые никогда не трогали кошек. Это относится и к моим собакам – Сюзи, например, непонятно почему не проявляет ни малейшего интереса к золотистым хомячкам, но даже не трудится скрывать, как ей хотелось бы прикончить очаровательного тушканчика, который скачет на свободе по моему кабинету и которого ей строго-настрого запрещено трогать. Много лет назад я был несказанно удивлён, когда принёс домой молодого ручного барсука и познакомил его с тогдашними моими собаками – свирепыми немецкими овчарками.
Я полагал, что этот незнакомый дикий зверь пробудит в них худшие охотничьи инстинкты, но случилось обратное: барсук, который прежде жил у лесника и, несомненно, привык к собакам, бесстрашно пошёл на овчарок, и те, хотя обнюхивали его с непривычной осторожностью, с самого начала признали в нем не добычу, а несколько странного члена собачьего племени. Уже через два-три часа они увлечённо играли с ним, и любопытно, что приёмы мохнатого новичка оказались слишком грубыми для его тонкокожих товарищей, которые то и дело взвизгивали от боли. И все-таки игра ни разу не перешла в драку. Собаки сразу же положились на осведомлённость барсука в соответствующих запретах и позволяли ему валить себя на спину, хватать за горло и «душить» в соответствии с правилами игры, как позволили бы это приятелям-собакам.
Поведение всех моих собак по отношению к приматам было весьма своеобразным. Мне пришлось как следует их вышколить, чтобы сберечь лемуров, и особенно очаровательную самочку Макси, за которой собаки, застав её в саду, продолжали охотиться даже после всех преподанных уроков. Впрочем, её это только забавляло, да и они были не так уж виноваты, потому что Макси обожала подкрадываться к ним, щипать за зад или дёргать за хвост, чтобы потом удирать на дерево и, расположившись на безопасной высоте, провокационно болтать хвостом над головами разъярённых псов. Ещё более двусмысленными были отношения Макси с кошками, и в частности с Пусси, хотя я дважды находил ей женихов, замуж она так и не вышла. Её первый поклонник ослеп почти сразу же после того, как я его купил, жизнь же второго безвременно оборвал несчастный случай. А потому Макси оставалась бездетной и, как часто бывает в подобных ситуациях, завидовала счастливым матерям, обременённым потомством; Пусси же обзаводилась потомством дважды в год. Макси прониклась к котятам такой же нежной любовью, какую питает к нашим детям моя незамужняя тётушка, но, если жена бывала только рада поручать малышей заботам тёти Гедвиги, Пусси смотрела на такие вещи иначе. Она испытывала к Макси глубочайшее недоверие, и та, когда её охватывало делание ласкать и баловать котёнка, должна была прибегать к особой тактике, обычно приносившей ей победу. Как бы тщательно ни прятала Пусси своих детей, как бы бдительно ни сторожила их, Макси все-таки их разыскивала и, бесшумно подкравшись сзади, похищала котёнка. Ей было совершенно достаточно одного – двух она никогда не брала. Малыша она держала так, как держат маленьких лемуров их матери – прижимала его к животу задней лапой. Трех свободных лап ей вполне хватало для того, чтобы убежать от кошки и раньше неё вскарабкаться на дерево, даже если та сразу же замечала похитительницу и бросалась в погоню немедленно. Обычно преследование завершалось тем, что Макси с котёнком устраивалась на самых верхних ветках, куда кошка не могла за ней следовать, и принималась упоённо его нянчить. Наиболее важную часть церемонии составляли врождённые инстинктивные движения, которыми она приводила в порядок шёрстку малыша. Макси самозабвенно вылизывала котёнка – ему эта процедура очень нравилась – и главное внимание обращала на те части тела, которые у всех младенцев требуют особо тщательного ухода.
Конечно, мы старались как можно скорее отобрать у неё котёнка, опасаясь, как бы она не уронила его на землю, но этого, по правде говоря, ни разу не произошло.
Возникает любопытный вопрос, ответа на который я так и не нашёл: каким образом Макси узнавала в котёнке «младенца»? Дело было не в величине: к столь же маленьким, но взрослым зверькам она относилась с полнейшим равнодушием, а когда позже Тита принесла щенят, любвеобильная «тётушка» прониклась к ним такой же нежностью, какой она прежде пылала к котятам, и её чувства нисколько не остыли и после того, как быстро развивающиеся овчарки переросли её вдвое. По моему настоянию Тита – хотя или с большой неохотой – позволяла Макси изливать на щенят её неудовлетворённую потребность в материнстве. Какие разыгрывались забавные сцены и какие восхитительные игры завязывались между лемуром и молодыми собаками!
Когда родился мой старший сын Томас, Макси восприняла его как наиболее подходящий объект для своих забот и часами просиживала на краю коляски. Люди, не привыкшие к виду лемуров, вероятно, испытывали жутковатое чувство – ведь не всякий сумеет отгадать по далеко не обычному облику этих странных существ, как они на самом деле милы и привлекательны. Непосвящённые усматривают что-то призрачное в этих чёрных личиках с «человеческими ушами», узким носом, слегка торчащими собачьими зубами и огромными янтарно-жёлтыми глазами, зрачки которых, как у всех ночных животных, днём сужаются в крохотную чернильно-чёрную точку.
В прошлом зоологи объединяли эту группу животных под название «лемуры-привидения». Но я поручил бы своего ребёнка заботам лемура так же спокойно, как и собственной тёте. Макси была способна причинить ему вред не больше, чем та. Однако именно любовь Макси к ребёнку и привела к трагическому конфликту – она ревновала его к законным няням и вела себя с ними настолько агрессивно, что пришлось ограничить её свободу. Ведь когда Макси «присматривала за ребёнком», она не подпускала к нему никого, кроме меня.
Совсем не так, как с лемуром, держались мои собаки и кошки с настоящими обезьянами, была ли то крохотная мармозетка или самка-капуцин Глория, которая была чуть побольше домашней кошки.
Существует широко распространённое заблуждение, будто человеческий взгляд обладает странной силой. Маугли волки изгнали из своей стаи именно потому, что не выдерживали его взгляда, и даже пантера, его лучший друг, не могла смотреть ему прямо в глаза. Это суеверие, как и многое другое, хотя и не все, содержит зерно истины. Для птиц и млекопитающих, безусловно, можно считать характерным, что они не смотрят прямо друг на друга или на человека, которому доверяют, то есть не смотрят пристально. Лишь очень немногие животные обладают теми особенностями строения сетчатки, которые позволяют человеку видеть предметы отчётливо. У человека центральный участок видеть сетчатки даёт отчётливое изображение, а периферическое – размытое; потому то наши глаза все время переходят с одной точки на другую, по очереди фиксируя на каждой центральную часть сетчатки (центральную ямку). Мы вовсе не видим всю охватываемую нашим взглядом картину одинаково чётко, как она получается на фотографии. У подавляющего большинства животных функции центрального и периферических участков сетчатки разделяются не так резко, как у человека. Другими словами, первые дают менее, а вторые – более чёткое изображение.
Ознакомительная версия.
