Ознакомительная версия.
Дворняжка входила в число признанных врагов моего французского бульдога, главным образом потому, что была меньше, чем он, – в отличие от подавляющего большинства других собак – и побаивалась его. Как-то раз Булли настиг пятнистого пёсика на улице и собрался задать ему хорошую трёпку. Хотите верьте, хотите нет, но трехцветная кошка пулей вылетела из дома, пронеслась через сад, выскочила на улицу, ринулась в бой, через пару секунд обратила Булли в бегство и проехала на нем, точно ведьма на помеле, довольно-таки порядочное расстояние! Если возможны такие подвиги, то тем более нельзя говорить о «дружбе» только потому, что раскормленная и флегматичная городская собака и столь же раскормленная и флегматичная кошка едят из одной миски, не бросаясь друг на друга.
Кому не доводилось идти вдоль садового забора, за которым рычит и лает большая собака? Она беснуется, грызёт штакетник оскаленными клыками, и кажется, что только он мешает ей вонзить их в ваше горло. Но меня подобные угрозы не пугают, и я всегда открывают калитку спокойно и без малейших колебаний. Собака теряется: не зная, как поступить она продолжает лаять, но уже не так грозно, и весь её вид явно показывает, что она никогда не позволила бы себе так неистовствовать, если бы предвидела такое непочтение с моей стороны к святости забора. Бывает даже, что при виде открывающейся калится она отбегает на несколько шагов и лает уже с безопасного расстояния другим тоном. И наоборот, очень робкая собака или волк, который за прутьями клетки не проявлял никаких признаков враждебности или тревоги, может бросится во вполне реальную атаку, едва кто-нибудь покажется на пороге.
Эти на первый взгляд противоположные типы поведения опираются на один и тот же психологический механизм. Каждое животное, и в частности крупное млекопитающее, бежит от более сильного соперника, едва тот приблизится на определённое расстояние. «Дистанция бегства», как назвал это расстояние профессор Хедигер, открывший это явление, увеличивается пропорционально страху, который внушает животному его противник. Можно совершенно точно определить точку, при достижении которой животное пустится наутёк, едва враг посягнёт на «дистанцию бегства». Кроме того, существует столь же определённая, но значительно ближе расположенная точка, при достижении которой животное вступает в драку с врагом. В естественных условиях подобное вторжение в пределы «критической дистанции» (термин Хедигера) происходит только в двух случаях – либо когда животное захвачено врасплох, либо когда оно по какой-то причине не может обратиться в бегство. Вариантом первой возможности является случай, когда крупное животное, само способное напасть, видит приближающегося врага, но не убегает, а прячется, рассчитывая остаться незамеченным. Если враг его все-таки обнаружит, оно даёт отчаянный бой. Именно этот механизм и делает таким рискованным преследование раненной крупной дичи. Нападение на агрессора, который переступит границу критической дистанции, подкрепляется всем мужеством отчаяния и потому наиболее опасно. Такая реакция свойственна отнюдь не только крупным хищникам – она очень развита у хомяка, а загнанная в угол крыса защищается так, что во многих языках возникло выражение: «Дерётся, как загнанная в угол крыса».
Понятия дистанции бегства и критической дистанции помогают объяснить поведение собаки за забором, когда калитка закрыта и когда она открыта. Забор эквивалентен значительному разделяющему расстоянию, собака позади него чувствует себя в безопасности и соответственно исполнена храбрости. Распахивающаяся калитка создаёт у неё ощущение, что враг вдруг резко приблизился. Это может привести к опасным последствиям для неопытных людей, особенно когда дело касается животных в зоологическом саду, которые долго прожили в неволе и убеждены в неприступности своих клеток. Когда человек отделен от животного преградой, оно чувствует себя в безопасности – его дистанция бегства сохраняется полностью. Оно даже готово вступить в дружеский контакт с человеком, стоящим по ту сторону прутьев. Но если этот человек, ободрённый тем, что животное только что позволило погладить себя сквозь прутья, неожиданно войдёт в клетку, животное может в ужасе кинуться в дальний угол, а может и напасть, потому что и дистанция бегства, и критическая дистанция с исчезновением барьера оказались нарушенными. И такое животное будет, разумеется, обвинено в коварстве.
Тот факт, что приручённый волк на меня не бросился (о чем рассказывается ниже), я объясняю моей осведомлённостью в этих законах. Как я уже упоминал, однажды я попробовал свести мою чау-чау Стаси с таёжным волком, хотя меня отговаривали от этого намерения, так как он слыл в зоопарке чрезвычайно свирепым. И все же я решил рискнуть, но из предосторожности для начала поместил их в две сообщающиеся клетки. Соединяющую их дверь я сначала приоткрыл ровно настолько, чтобы Стаси и волк могли просунуть в щель носы и обнюхать друг друга. После этой церемонии они оба завиляли хвостами, и несколько минут спустя я широко распахнул дверь – и не раскаиваюсь, так как между ними все сразу пошло как по маслу.
Когда я увидел, что моя Стаси весело играет с гигантским волком, во мне внезапно проснулось желание испробовать себя на поприще укротителя диких зверей и тоже войти в «логово» волка. Сквозь прутья он здоровался со мной весьма приветливо, и непосвящённому могло бы показаться, что я могу войти к нему, ничем не рискуя. Однако это было бы весьма опасным предприятием, не знай я о сходстве роли прутьев клетки и критической дистанции. Я заманил Стаси и волка в самую дальнюю из ряда клеток, из которых для этой цели эвакуировал пару собак, шакала и гиену. Затем я открыл все соединительные дверцы, медленно вошёл в первую клетку и остановился так, чтобы хорошо видеть весь сквозной проход.
Ни Стаси, ни волк сначала меня не заметили, так как они стояли в стороне от внутренней дверцы, но вскоре волк заглянул в неё и увидел меня. И тот же самый волк, который прекрасно знал меня, который сквозь прутья лизал мне руки, начинал радостно прыгать, теперь перепугался насмерть, увидев меня в нескольких метрах, не отделённого от него прутьями. Его уши опустились, шерсть на загривке угрожающе встала дыбом, и, опустив хвост между ногами, он с быстротой молнии отскочил от дверцы. Через секунду он вернулся на прежнее место. Вид у него все ещё был испуганный, но шерсть уже не щетинилась; он принялся меня разглядывать, чуть-чуть клонив голову набок. Затем его хвост начал коротко вилять, все ещё оставаясь между ногами. Я тактично смотрел в сторону, так как пристальный взгляд пугает животных, выведенных из душевного равновесия. В этот момент меня заметила Стаси. Искоса поглядывая на анфиладу клеток, я увидел, как она галопом помчалась ко мне, а следом за ней волк. Признаюсь, на секунду меня охватил жуткий страх, но он тут же рассеялся, когда я обнаружил, что волк приближается ко мне неуклюжей игривой рысцой и словно бы покачивает головой – это, как известно всем наблюдательным любителям собак, означает приглашение поиграть вместе.
Поэтому я напряг все мышцы, чтобы выдержать дружеский прыжок огромного зверя, и повернулся боком, рассчитывая избежать известного зловещего удара лапами в живот. Несмотря на эти предосторожности, я отлетел к стене и больно стукнулся.
Однако волк держался дружески и доверчиво. Чтобы понять, каково было играть с ним, представьте себе собаку с подвижностью фокстерьера и силой датского дога; во время той игры мне стало ясно, почему волк нередко бывает способен справится с целой сворой собак, – как ни приплясывал я по-боксерски, мне то и дело приходилось лететь на пол.
Вторая история о заборе связна с Булли и его заклятым врагом, белым шпицем, жившим в доме, длинный узкий сад которого тянулся вдоль улицы и был огорожен зелёным штакетником метров в тридцать длиной. Два наших героя опрометью носились взад и вперёд по обеим сторонам этого забора, заливаясь бешенным лаем и останавливаясь на мгновение у последнего столба, чтобы перед тем, как повернуть обратно, обрушить на врага ураганный взрыв обманутой ярости. Затем в один прекрасный день возникла весьма двусмысленная ситуация – забор начали чинить и половину штакетника, расположенную ближе к Дунаю, разобрали, так что теперь он метров через пятнадцать обрывался. Мы с Булли спустились с нашего холма, направляясь к реке. Шпиц, конечно, нас заметил и уже поджидал Булли, рыча и дрожа от волнения в ближайшем к нам углу сада. Сначала противники по обыкновению обменялись угрозами, стоя на месте, а затем обе собаки, каждая на своей стороне, помчались, как положено, вдоль забора. И тут произошла катастрофа – они не заметили, что дальше штакетник был снят, и обнаружили свою ошибку, только когда добрались до дальнего угла, где им полагалось снова облаять друг друга, застыв в неподвижной позе. Они и встали, вздыбив шерсть и оскалив клыки… а забора-то между ними не оказалось! Лай сразу оборвался. И что же они сделали? Точно по команде, оба повернулись, помчались бок о бок к ещё стоящему штакетнику и там вновь подняли лай, точно ничего не произошло.
Ознакомительная версия.
