В "Энциклопедии..." подробно говорится о многогранных проблемах "Тихого Дона", о сотнях персонажей романа, от Абрамсона до Янова, в алфавитном порядке расположились и "Вешенское восстание" и "расказачивание", и "Исторические источники романа", и "Критики и литературоведы о "Тихом Доне", и "Мелеховы", и "Первая мировая война", и "Соавторы" романа", и "Творческая история "Тихого Дона", и "Февральская и Октябрьская революции в "Тихом Доне", и "Фольклор в романе", и "Цензура в романе".
"ЗАВТРА". О "Тихом Доне" почти все говорят как о гениальном произведении…
В.П. Но — без гениального автора, всеми средствами хотят унизить личность Шолохова, особенно часто вспоминают его отношение к Синявскому и Даниэлю.
"ЗАВТРА". Дело не только в этом суровом приговоре… В только что вышедшей в "Молодой гвардии" книге о Платонове её автор Алексей Варламов ставит "Тихий Дон" в один ряд с "Петербургом" Андрея Белого, "Чевенгуром" Андрея Платонова, "Жизнью Арсеньева" Ивана Бунина, "Доктором Живаго" Бориса Пастернака…
В.П. Личных мнений может быть сколько и каких угодно. Но даже неспециалисту ясно, что "Тихий Дон" — это ни с чем не сравнимое произведение, в котором выражена целая эпоха: с ее социальными, нравственными и психологическими противоречиями и конфликтами. Эта эпоха предстает здесь во всей сложности, пестроте и разнообразии человеческих судеб, напряженности классовых столкновений, трагичности заблуждений. Революционное и контрреволюционное, случайное и закономерное, стихийное и сознательное, трагическое и комическое, прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное — всё это ярко воплощено в романе.
"ЗАВТРА". Пусть этого и нет в вашей "Энциклопедии...", но недавно появилось новое издание "Тихого Дона", об этом широко оповестили средства массовой информации: и по телевидению, и в газетах. Что вы можете сказать об этом?
В.П. С неизменным интересом смотрю новые издания "Тихого Дона". Естественно, заинтересовался и первым изданием "Тихого Дона"-2001, опубликованном на средства В.С.Черномырдина и посвященном 100-летию со дня рождения М.А.Шолохова. Текст этого издания был подготовлен С.М.Шолоховой, М.М.Шолоховой, М.М.Шолоховым, А.М.Шолоховым и А.Ф.Стручковым, под общей редакцией А.Ф.Стручкова и С.М.Шолоховой.
Публикация ТД-2001 не прошла мимо внимания нашей общественности: несколько иронически по поводу этого издания как текстологически подготовленного "новичком в шолоховедении" и под его же редакцией, выступил Лев Колодный ("МК", 2002. З0 марта); а в "Литературной газете" ("ЛГ", 2003, № 7) в заметке "Тихий Дон": загадки нового издания" Ираида Ростовцева задала в связи с этим недоуменный вопрос: почему это г-н Стручков, "никакой не текстолог", позволяет себе без ученых-специалистов "вторгаться в тексты лауреата Нобелевской премии? И далее она пишет: "Прочитала в выходных данных, что г-н Стручков являлся также редактором издания. Однако имеет ли право он, будучи "текстологом", свой же труд еще и редактировать? В науке такое не принято. Любая работа с текстами классики проходит научную экспертизу, и о ее результатах принято сообщать в послесловии к изданию. С учётом изложенного предлагаю, чтобы г-н Стручков объяснился с читателями, с жюри премии, с институтом и родственниками писателя" .
В "Тихом Доне"-2011 высказывается мысль, что прежние издания романа существенно отличаются от авторского текста, что они "обсовечены" редакторами, а значит, чтобы восстановить истинный "Тихий Дон", — надо вернуться к шолоховским рукописям. Между тем "обсовеченный" "Тихий Дон" вошёл в золотой фонд отечественной литературы, получил Сталинскую премию первой степени, был удостен и Нобелевской премии, он по праву считается одной из вершин всей мировой литературы. В своё время, отвечая на вопрос корреспондента "Известий" менялся ли план его романа, Шолохов сказал: "Только детали, частности. Устранялись лишние эпизодические лица. Приходилось кое в чем теснить себя. Посторонний эпизод, случайная глава — со всем этим пришлось в процессе работы распроститься"(" Известия", 1937, 31 декабря).
Так что у меня отношение к публикации "Тихого Дона" по рукописям, то есть ко второму изданию "Тихого Дона"-2011, сложное и противоречивое. Появились новые литературоведы-шолоховеды, которые пока ничего нового в изучение творчества М.А.Шолохова не дали: или повторение пройденного, или что-то вроде "отсебятины".
"ЗАВТРА". Критики не раз писали о "скромности" замысла романа "Поднятая целина", они пытаются уверить читателей, что роман написан с позиции коммунистической партийности, которая ограничивала писательскую волю.
В.П. Это очередное упрощение и предвзятое толкование. Сам М.А.Шолохов признавался, что ограничивать себя одним 30-м годом — это и есть скромность замысла, и открытие критиков — это повторение шолоховских слов. Все представители либеральной интеллигенции чуть ли не в один голос заявляют, что "Поднятая целина" — это политическая однодневка, это служение партийности, и советские писатели — чуть ли не все вышли из шолоховской "Поднятой целины", "наплодив целые клоны чудаковатых дедков, разбитных стряпух, могутных мужиков с именами типа Игнат Рогожин… если народность вознесла Шолохова на литературный Олимп мировой литературы, то партийность стащила его в ряды напористой серости" ("Дружба народов", 2011, № 2, с.203-204).
В "Энциклопедии..." роман "Поднятая целина" представлен во всем его многогранном значении и к социалистическому реализму не имеет никакого отношения. Эти критики, ученые словно бы не замечают, что роман "Поднятая целина" посвящен вроде бы добровольной, но насильственной коллективизации, о чем свидетельствуют многие эпизоды романа, а сегодняшние критики стараются представить роман как торжество колхозной жизни. Один из проницательных писателей, Владимир Максимов в статье "Человек и его книга" (к 85-летию со дня рождения М.А.Шолохова) сказал следующее: "Как будто бы апологетизируя коллективизацию, автор, тем не менее, рассказывает о ней такую беспощадную правду, до какой (я на этом настаиваю!) еще не поднялся ни один ее современный летописец. И кто знает, может статься, не в социальных максимах Давыдова и Нагульнова, а в размышлениях Половцева по-настоящему выражена авторская позиция тех лет?" ("Континент", 1990. № 65, с.367). И не только в размышлениях Половцева, но и десятках других персонажей, о чём подробно говорится — об этих глубоких проблемах — в Энциклопедии. Коллективизацией занимались случайные люди в крестьянской жизни, преимущественно инородцы, совсем не знающие ни крестьян, ни их жизни.
Еврейская писательница Соня Марголина, объективная и во многом справедливая, на которую Солженицын не раз сошлется, писала: "В конце 20-х годов впервые немалое число еврейских коммунистов выступило в сельской местности командирами и господами над жизнью и смертью. Только в ходе коллективизации окончательно отчеканился образ еврея как ненавистного врага крестьян — даже там, где до тех пор ни одного еврея и в лицо не видели".
М.Шолохов, работая над "Поднятой целиной" ("С кровью и потом"), видел эти процессы и в очерке "По правобережью Дона" выразил, в каком смешном положении оказываются те, кто приезжает из района командовать казаками. Белоусый немолодой казак рассказывает М.Шолохову в мае 1931 года: "Надысь был я в Боковской, там уполномоченный райкома из городских. Приезжает он на поля, колхозники волочат. Он увидал, что бык на ходу мочится, и бежит по пахоте, шумит погонычу: "Стой, такой-сякой вредитель! Арестую! Ты зачем быка гонишь, ежели он мочится?" А бычиной техники он не одолел, не знает, что бык — это не лошадь и что он, чертяка, по часу опорожняется. А погоныч и говорит: "Один начнет — останавливай, потом другой; а ежели у меня их в плуге будет четыре пары? Когда я буду пахать? Так круглые сутки и сиди возле них?" Животы порвали, а Кальман-уполномоченный не верит, пошел к агроному спрашивать…" (Шолохов М.А. Собр. соч. в 8 т., М., 1960, т.8, с.87). Вроде бы крошечный эпизод, но как точно бьёт он в цель. И Давыдов, как и "Кальман-уполномоченный", сколько раз попадал впросак из-за незнания крестьянской жизни…
Летом 1954 года М.Привалова приехала на Дон изучать творчество М.А. Шолохова, стояла засуха. Она побывала в нескольких хуторах и полевых станах и увидела страшные картины — люди живут на грани голода. Шолохов знал об этом.
"Наступила тяжелая пауза, после которой я спросила:
— Михаил Александрович, значит, нелегко вам заканчивать вторую книгу "Поднятой целины"?
— Ну, почему нелегко? Я закончу. Ведь рамки романа у меня ограничены тем же тридцатым годом (с улыбкой). Это новая, своеобразная форма романа: всё содержание ограничено одним годом. Будут еще одна-две смерти и никаких свадеб… А вообще-то, дальше о колхозах писать почти невозможно…
