— Вы полагаете, Михаил Александрович, что, может быть… так много было ошибок при проведении коллективизации?
— (после паузы) А что такое ошибка? Ошибка — это отклонение, непреднамеренное отклонение от правильного, прочно установленного, а кто же знал, где это правильное, как надо правильно? Понятно и ясно было только одно: старая деревня на всей огромной территории нашей страны, та старая деревня, которую с таким надрывом оплакивал Сергей Есенин, — она не могла не только дальше развиваться, она просто не могла существовать в своих старых формах… И дело не только в том, что она продолжала бы порождать злейшие капиталистические элементы — кулачество, она не могла развиться в крупные, мощные хозяйства, которые только и могли бы приобретать и применять машины для обработки земли. Та старая деревня неизбежно стала бы трагическим тормозом в развитии всей экономики нашей страны…
После длительного молчания Шолохов продолжал:
— Индустриализация страны требовала огромного количества рабочих рук… Так что без коллективизации сельского хозяйства, как и без индустриализации, без крупной промышленности, мы не смогли бы выстоять и победить в минувшей, чудовищной войне! Мы не смеем этого забывать! Да, этого мы не смеем забывать ни на одну минуту!" (Михаил Шолохов в воспоминаниях… М., 2005. с.212-213).
"ЗАВТРА". А на что еще следует обратить внимание при чтении "Энциклопедии..."?
В.П. В книге много страниц, раскрывающих борьбу М.А.Шолохова против репрессивного аппарата, особенно глава "Вокруг меня все еще плетут черную паутину враги", борьба за арестованных коммунистов, которых хорошо знал и с которыми дружил, это встречи со Сталиным, письма Сталину, яркие и бескомпромиссные, участие в заседаниях Политбюро. Это "Язык Шолохова". Это "Михаил Шолохов в искусстве". К сожалению, по финансовым соображениям издатели отказались от публикации очень серьёзной части книги "Круг лиц друзей, писателей, актеров и актрис, общественных и политических деятелей".
Материал подготовил Андрей Фефелов
Даниил Торопов -- Апостроф
Игорь Дьяков. "Лето бородатых пионеров". — М.: Алгоритм, 2011, 496 с.
Бодрая аннотация явно дьяковского производства стоит того, чтобы её привести: "Автор 30 лет работает в журналистике. Из них 25 — в нормальной, прорусской. Предлагаемая книга включает в себя лиро-публицистические работы разных лет. В них в известной мере отражаются катаклизмы последних десятилетий и соответствующие искания-переживания поколения "семидесятников", несколько растерянно встретившего "перестройку" и с ходу попавшего в жернова реформ. Мы на эшафоте вместе с нашей Родиной, со всем русским народом. Но автор — против апатии и, тем более, отчаяния. Веселый стоицизм — его кредо. Надеемся, книга "Лето бородатых пионеров" станет духоподъемной для многих читателей. Автор же будет счастлив, если она хоть сколько-нибудь поможет молодым не натворить лишних глупостей, ровесникам — не лезть в петлю или в бутылку, старикам позволит испытать чувство жизнелюбивой ностальгии по не столь уж давнему прошлому. Странное дело: некоторые тексты, в свое время казавшиеся банальными, с годами обретают признаки документов времени".
Игорь Викторович Дьяков — видный деятель русского движения, издатель, писатель. Работал в "Молодой гвардии", руководил издательствами "Русское слово" и "Фэри-В", редактировал газету "Империя", участвовал в издании журналов "К топору" и "Атака".
Все авторские проекты Дьякова не прошли незамеченными. Работу Игоря Викторовича оценили и "правозащитники" — его тексты, изданные книги не раз подвергались преследованиям со стороны внимательных ревнителей "политкорректности". Освещению подобной "деятельности" в книге тоже нашлось место. Но надеюсь, что к новой книге Дьякова идиотских претензий всё-таки не будет.
"Лето бородатых пионеров" — сборник разнообразный, неровный, но бесконечно живой. Это и многостраничные хлёсткие размышления вроде "В поисках Кощеевой иглы", двадцатилетней давности, но совсем не утратившие своей актуальности, это и притчевые истории, и оригинальный жанр "презентации-реквиема" — "Газета "Империя", и судьбы независимых изданий".
Когда читаю Дьякова, на ум приходят герои фильма "В бой идут одни старики" — Кузнечик и командир второй эскадрильи Маэстро и их спор: любовь или ненависть. Кузнечик говорит, что созидает только любовь, Маэстро в ответ "режет", что будет спокоен только тогда, когда сможет написать на самой высокой, чудом сохранившейся стене: "Развалинами рейхстага удовлетворён".
Пожалуй, Дьяков в себе объединяет в себе обоих героев киноленты. И ведёт его по жизни — сила любви и сила ненависти. Любовь к России, её истории, к русским людям и ненависть к разрушителям всех мастей. Сродни тому, что некогда отчеканил Хосе Марти: "Любовь к родине — это не смехотворная любовь к земле или к траве, по которым мы ступаем, это нерушимая ненависть к её угнетателям, это неизбывный гнев против всех, кто нападает на неё."
Отличное самоопределение — "лиро-публицистика". Потому как поставить рядом с Дьяковым слово "проза" совсем не получается. Настолько Игорь Викторович не прозаичен и по жизни, и в текстах — когда пишет о друзьях-соратниках, о бабуле и сестре, уникальной певице Светлане Дьяковой ("Весёлые картинки"), трагически погибшей несколько лет назад. Или когда жёстко и бескомпромиссно ставит диагнозы обезумевшему социуму.
Дьяков меняется с годами, постоянно что-то открывает и в себе, и в мире, но под ключевыми узлами своих работ явно готов подписаться.
У Дьякова есть императив — своих любить, поддерживать и в обиду не давать. И налицо неугасающее желание мечтать. Всё это чрезвычайно симпатично и важно на фоне того, как национальный дискурс зачастую сводится к унылой реактивности, а оголтелые разборки между былыми товарищами, наоборот, достаточно регулярны.
"Небо говорит только с Россией, хотя Россия, кажется, отвечает всё тише и невнятней. Русский дух существует в параллельной плоскости ко всему, что связано с нашим прозападным режимом. Но русская мысль, исходящая из разных источников, частенько функционирует также параллельно. Параллельные миры никак не соединяются, но есть геометрия Лобачевского. И в области духа".
"Мое кредо — Русский Синтез. Наитие. Когда подтекст и общий вектор может понять только человек с русским менталитетом. Это является и функцией конспиративной: линейность нам заказана — вычислят и отловят по расчётной скорости и ломовому маршруту".
"Будущее — за "экстремизмом", если понимать экстремизм как прорыв из безмыслия и подловатой осторожности. Как жертвенность ради родного народа, "приглашённого на казнь".
"Возрождение России будет означать духовное обновление всего мира. Конец России — конец его. Это понимают и там, но немногие светлые головы, не имеющие ни тиражей, ни эфирного времени. Мы не станем топтать наше прошлое, выстреливать чьи-то останки в стратосферу. Наше дело — созидание, но и расчистка авгиевых конюшен. Дело это весёлое и посильное. Хотя и не беспроигрышное. А будет на то воля Божья, умрём — не в борьбе за какое-то "это", а за Родину. Мы — счастливые люди: нам идеала придумывать не надо. Только фальшивки отбросить, да вспомнить подлинный!.."
В начале ноября по интернету пронеслась печальная весть — ушёл Дмитрий "Митяй" Зубов. Один из наиболее заметных отечественных андеграундных музыкантов, создатель и участник таких формаций как Der Golem, Hypnoz, Zuboff Sex Shop. Ещё был, например, экспериментальный проект "Оцепеневшие" совместно с Евгением Вороновским (Cisfinitum) и Иваном Напреенко (Sal Solaris), премьерное выступление которого случилось зимой 2007 года в Культурном Центре "Дом" в рамках лекции-перформанса Юрия Мамлеева. В начале нулевых Зубов объединился с Алексеем Борисовым в рамках электро-шумового BRZB, и эта коллаборация была с интересом воспринята как у нас, так и за рубежом.
Смерть Зубова прошла, как в тумане: никто ничего не видел, все друг у друга переспрашивали — так ли это и что случилось. Казалось, сейчас сам Зубов вынырнет откуда-то из закоулков Подмосковья, ухмыльнётся щербатой улыбкой и выдаст нечто… Родные скрыли и факт смерти, и похороны от друзей-знакомых. Не исключено, что сам Митяй склонен был уйти именно таким образом. Говорят, в последнее время он много болел, тяжёло перенёс воспаление лёгких, и вообще сил бороться у него уже не осталось.
