Вдруг - яркий свет (это включили освещение телекамеры), в фокусе оказался потрепанный немолодой мужик, развернувший самодельный плакат "Я нахожусь в рабстве у раменских чиновников". Его милиция хвать - потащила в те самые предусмотрительно подогнанные автобусы. Мужик матерится, орёт, что схватили не того. Хватать надо рабовладельцев- чиновников. С этим я согласна целиком и полностью! Мужика утащили, мне бы и дальше идти. Но очень я засомневалась, что такое количество теле- и фотокамер - в его честь. Уж больно прост и незатейлив. И не ошиблась. Огляделась - вот они, голубчики! Демократия во всей красе. Лица, которыми нет повода гордиться даже как простым фактом рождения. Вырожденцы, какие-то уроды - клоны телеведущих и прочих "за нашу и вашу свободу". Я поинтересовалась: чем торгуете, мол, у стен законодательного сборища? Потому что какой-то случайный мужик, меня чуть постарше и раз в тысячу побогаче, кому-то по мобильному, вальяжно ступая, сообщил: "Тут народ, видимо, чем-то торгуют". Эти самые мужики сразу чуют, что касаемо продажных дел.
А торговали родиной! Моей. Потому что бродили дамы, похожие на Новодворскую (в разные периоды её жизни) с жёлто-голубыми ленточками и призывали: "Даёшь майдан". Вечный юноша с плакатиком, пришпиленным на груди "Арктика для всех!" Мужик булавкой пристегнул белую ленточку к видавшей и не такое шапке Бриджит Бордо, на выход! Они нуждаются в твоих радениях.
Но выпытала я, чем торгуют. Мол, тут акция в защиту политзаключённых. Вот я и воскликни: "Я - с вами! Свободу Квачкову!" Как говорится: что тут началось! Нет, не страшно. Но непонятно: за свободу эти люди или погулять вышли? Оцепенение, шипение "провокаторша (!!!), злоба в глазах и бить канделябрами желание, которое у этих господ - хроническое в отношении русского народа. Но я и сама не промахнусь даже без канделябра. И ясно дала это понять.
Весь механизм такого рода акций раскрылся мне в своей незамысловатости. Поскольку Квачкова никто из присутствующих освобождать был не намерен и даже не требовал таких мер, а напротив, активно возражал, то видала я их взывания. там, где они хотели бы видеть и меня, и Квачкова. Итак, человек тридцать (это "с походом", как на рынке, а мы же в рыночные времена живём, говорят), так что пусть тридцать человек вышли помайданиться. Теле- и фотокамер больше. Милиции - тоже. Действуют все стороны на удивление слаженно: слились в экстазе борьбы.
Вот первым утащили несчастного немолодого мужика, верю, что раменские его достали. Он, видимо, пал жертвой обмана, думал, тут всё по-взрослому. Потом координаторы, которых отличает одёжка получше и лица посимметричнее, чем у "пехоты", не типа хроник старины Ломброзо, что-то по телефону оговаривают - новая жертва "кровавой гебни" вытаскивает плакатик, начинает орать или садится поперёк тротуара, её берут в кольцо стражи и тащат или оттесняют к автобусам. Жидкий хор присутствующих кричит: "Позор! Свободу!" Я кричу: "Свободу Квачкову!" Лучше бы я чёрта крестным знамением осеняла - меньше запаха серы. И как только "кровавая гебня" хватает очередного человека с плакатом, свора репортёров, как пираньи, бросаются, сбивая с ног тех, кто зазевался. Телеведущие, наверное, интернет-ресурсов, трагически выдыхают в камеры: "Я - в центре событий". Один, правда, честно сообщает: "Телекамер здесь больше, чем митингующих".
Координаторы поодаль деловито и со скукой переговариваются. Они свою паству знают. Что и как будет, тоже в деталях, видимо. А что мне подсказывало, что и с милицией у них договорённость? Не знаю.
Чем-то сугубо личным одухотворённые тётушки, ветераны ельцинских митингов, ходят мимо милиционеров, выкрикивая: "Свободу невинно осуждённым! Амнистию невиновным!" И это в среде, где юрист на юристе и по жизни, и от рождения! Просто-напросто правовая безграмотность!
Скоро Новый год. И это внесло дополнительные краски в действо. Толстая тётка, бритая наголо, без головного убора, трётся в кучке координаторов. Жировые складки и у мужика на загривке - не очень эстетично. А уж у женщины Но свобода требует жертв!
Дама в майке поверх пальто, с аппликацией "Болотное дело №" явно рассчитывала на повышенное внимание и им наслаждалась. Юноша бледный с взором горящим (даже в кавычки не беру, потому что это не цитата, а описание виденного своими глазами) перед каждым милиционером демонически взывает-завывает: "Соблюдайте законность! Спасибо!" "Соблюдайте законность! Спасибо!"
Минут через 15 зеваки поплелись по своим делам - ловить тут было уже нечего. Крикнув напоследок: "Свободу Квачкову!", оставила сцену и я. Вот, говорят, у преступников нет национальности. А у политзаключённых она есть? Почему за одних, ратуют, а за других, нет? И даже повышают голос на ратующих за них. Так что "вы будете мне рассказывать, а я буду вас-таки слушать? Я вас умоляю".
Даниил Дубшин
26 декабря 2013 0
Политика Общество Происшествия
Фотохроника 90-х годов
Я родился в 1974 году в Москве, но большую часть детства провёл в Ленинграде, откуда родом мой отец, он и привил мне склонность к фотографии, дал в руки первый фотоаппарат. Это была камера "Смена 2", модель пятидесятых годов. Я успел ею поснимать в восьмидесятые - в подростковом возрасте.
Взросление пришлось на годы перестройки - фатальных изменений в жизни Родины. Мне исполнилось четырнадцать лет, а в стране началась мясорубка в Карабахе. События, происходящие вокруг, живо отзывались в моём подростковом сознании, присутствовало обострённое чувство справедливости. Я стремился успеть везде, и везде со мной был фотоаппарат.
Камеры у меня были простейшие. Та же самая "Смена", но уже не вторая модель, а "Смена 19", нечто более современное. Вокруг, конечно, ходили дяденьки с "Кэнонами" и "Никонами" или с теми же "Зенитами", я им страшно завидовал. Октябрь 93-го я снимал "Киевом-19". Что-то фотографировал в Ленинграде, что-то - в Прибалтике, но основным объектом стала тогдашняя Москва. Время показало - важно не то, сколь совершенна и дорога твоя камера, а личный талант и то, что происходит по ту сторону объектива.
Снимать перестроечные бурления я начал ещё до того, как у меня появились внятные политические и идеологические убеждения, я просто старался быть везде, где что-то происходит. Дух происходящих перемен захватывал, и до какого-то момента я не ощущал гибельности окруживших меня событий. Общался с людьми, снимал их. Но всегда чувствовал, что передо мной творится история. Прошло время, сформировалась нужная дистанция, и теперь оказывается, что сделанные примитивными камерами снимки тех лет приобретают совершенно иное значение.
Потом случился август 91-го года, я три дня присутствовал у "Белого дома" и снимал происходящее - не выбирая стороны, просто как свидетель Истории. Затем последовали развал Союза, Гайдар, потеря республик. Личным переломным моментом стал 93-й год.
Позади осталась школа - гуманитарно-методологический колледж 1314, где воплощали свои идеи методологи Юрий Громыко и Юрий Крупнов. Государственнические, имперские мои убеждения сформировались именно там. Наступил страшный и прекрасный Октябрь 93-го. Двое из моих близких школьных друзей были в ополчении, защищавшем Дом Советов, во внешнем кольце обороны, принявшем на себя тяжесть рассветной атаки 4 октября. Оба остались живы. Я тоже был там - начиная с 20-х чисел сентября. И четвертого числа, в страшный и тяжелый день расстрела, я выполнял свой долг - с фотоаппаратом и под пулями.
Накануне я не попал в Останкино, и страшно жалел об этом. Потом понял, что поэтому и уцелел - окажись я там с фотокамерой - полез бы вперед и схлопотал бы свои 5.45. В день расстрела Верховного Совета я тоже лез куда не надо, но судьба уберегла. Вечером, дворами, обходя патрули милиции, я возвращался домой, ощущая злость и тяжесть навалившегося чувства поражения.
Но уже весной 1994 г., познакомившись с Эдуардом Лимоновым, Егором Летовым и Тарасом Рабко, я вместе с ними начал создавать НБП и газету "Лимонка". Затем состоялось несколько жизней - я добился больших высот в спортивной журналистике. Затем ушел в кино. Сейчас - я режиссер, кинодокументалист. За двадцать лет мои взгляды политически не изменились. Именно поэтому сейчас вы смотрите мои фотоснимки на страницах "Завтра".
Людмила Лаврова
26 декабря 2013 0
Политика Общество
Самое сильное впечатление минувшей телевизионной недели - вопросы журналистов из российской глубинки на президентской пресс-конференции. В них обнажились крошечные фрагментики безнадеги и ужаса повседневной провинциальной жизни, которая давно уже вне поля внимания центральных каналов. За исключением разве что происшествий и катастроф
