Многонациональный характер советской литературы поставил перед литературоведением того времени серьёзные научные проблемы, решение которых выглядит как очень актуальное и сегодня. Ведь именно в контексте многонациональной советской литературы могли родиться интереснейшие научные гипотезы, ставшие потом теориями. Среди них – теория ускоренного развития литератур Г. Гачева, его гипотезы о национальных образах мира – от киргизского до американского.
Не стоит, наверное, ждать от Года литературы таких же масштабных событий (да и возможны ли они в один год?), как те, о которых шла речь. Но всё же какие-то его результаты можно было бы предугадать.
Важнейшим из них было бы возвращение литературе её традиционного для русской культуры статуса, когда она мыслилась как сфера формирования национального сознания и как важнейший фактор укоренения личности в истории, когда человек ощущает себя наследником стоящих за его плечами многих и многих поколений и чувствует личную ответственность за будущее, прочно ассоциируя свою судьбу с национальной судьбой. Такую задачу легко поставить, но очень трудно реализовать.
Один из путей её реализации – восстановление литературы в законных правах в школе и в вузе. В тех правах, которых она была лишена с момента насильственного внедрения ЕГЭ. Литература вновь должна стать одним из основополагающих предметов школьной программы, а сочинение – основной формой контроля и отчётности. Часы должны не урезаться, а хотя бы вернуться в исходное состояние. Университеты и вузы вне зависимости от профиля должны восстановить сочинение, так как малограмотный человек не может иметь университетского образования.
Не менее значимым могло бы стать собирание Русского мира через литературу. Перед нами стоит практически не описанная и научно не осмысленная проблема: современная русскоязычная литература в культурном пространстве бывшего СССР. Центробежные процессы сменяются центростремительными. Обнаруживается притягательность не только русского языка как мирового, притягательность не только единого языкового и культурного пространства, но и притягательность русского цивилизационного пути.
И мы можем судить об этом не понаслышке. С самого начала ХХI века не только в России, но и странах СНГ всё более осознавалась потребность в сохранении и восстановлении единого образовательного пространства. Эта потребность крепла по мере насильственного внедрения Болонской конвенции, направленной как раз на унификацию образования по глобалистскому (читай – англосаксонскому) образцу. Своеобразным ответом на эту потребность стало открытие филиалов МГУ в странах ближнего зарубежья. В частности, филологический факультет представлен в филиалах МГУ в Баку и Астане.
Опыт филиалов ставит перед нами ещё одну важную научную проблему: необходимость изучения национальных русскоязычных литератур. Они есть на всём постсоветском русскоязычном пространстве, но нам они в большей степени известны в тех странах, куда мы ездим в командировки, как, например, в Азербайджан: многие писатели, азербайджанцы по рождению, воспитанию, образованию, родному языку, создают азербайджанскую литературу на русском языке.
Данная ситуация напоминает ту, что сложилась при подготовке I съезда СП: не пора ли нам вновь снаряжать писательские «бригады» с тем, чтобы собирать и систематизировать огромные богатства русскоязычной литературы на постсоветском пространстве?
Не только русскоязычной, но и русской. Её создают люди, принадлежащие русской культуре, русскому языку, русской ментальности, но волею судеб оказавшиеся четверть века назад не у себя дома, в СССР, а в союзных республиках, получивших государственный статус. За четверть века эти литературы обрели совершенно новое качество, освоили новую проблематику, и их изучение тоже является одной из актуальных задач современного литературоведения, перед которым в прямом смысле слова лежит terra incognita.
Год литературы стоило бы использовать для того, чтобы осознать вызовы современной историко-культурной ситуации и найти научные силы и административно-организационные возможности на них ответить.
Поздравляем нашего автора с 55-летием и желаем здоровья и вдохновения!
Теги: Год литературы , литературный процесс
В музее Освенцима
Фото: ИТАР-ТАСС
На поминках неприлично задаваться вопросом, кто из присутствующих помог покойному переместиться в мир, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание. Но теперь, когда в Освенциме ритуальные слёзы отлились до следующего сезона, кое-что можно и припомнить.
Гитлер в "Моей борьбе" писал о еврейском терроре в России как о деле общеизвестном, эта уверенность и подтолкнула его к «окончательному решению». Но из каких источников он эту уверенность почерпнул?
Уже с бархатной весны 1917 года респектабельная английская «Таймс» пропагандировала вполне черносотенный взгляд на движущие силы русской революции. А знаменитый эссеист Честертон предостерегал английских евреев, что если они «попытаются перевоспитывать Лондон, как они уже это сделали с Петроградом, то они вызовут такое, что приведёт их в замешательство и запугает гораздо сильнее, чем обычная война». Летом 1918-го британские войска, оккупировавшие российский Север, разбрасывали с самолёта антисемитские листовки, а в опубликованном докладе преподобного Б.С. Ломбарда, капеллана британского флота в России, говорилось, что большевизм направляется международным еврейством и что национализация женщин уже является свершившимся фактом.
Блестящий литературный критик Генри Менкен в 1920 году писал о евреях: «Их дела отвратительны: они оправдывают в десять тысяч раз больше погромов, чем реально происходит во всём мире». В том же году официальные лондонские типографии напечатали «Протоколы сионских мудрецов», а главный столп британского консерватизма Уинстон Черчилль опубликовал большую статью о международных евреях-террористах: они-де готовили всемирный заговор начиная с XVIII века. Он уверял также, что в России еврейские интересы и центры иудаизма оказались незатронутыми тотальной разрушительной деятельностью большевиков. В довершение Черчилль приписал Троцкому проект коммунистического государства под еврейским господством. Гитлер в «Моей борьбе» выразил полное согласие с этой версией: у него были почтенные единомышленники.
Чтобы избежать более чем заслуженных обвинений в юдофобии, Черчилль во вступлении к своей статье исполнил короткий гимн во славу евреев: они представляют собой самый замечательный народ из всех, известных до нашего времени, однако нигде больше двойственность человека не проявляется с большей силой и более ужасным образом, и вот в наши дни этот удивительный народ создал иную систему морали и философии, которая настолько же глубоко проникнута ненавистью, насколько христианство любовью.
Этот гимн тоже можно включить в памятку юдофоба, ибо источником антисемитской химеры в её современном варианте является грёза о еврейской исключительности. Чрезмерная ненависть - следствие страха перед преувеличенным могуществом.
После 1933 года, когда евреям уже не просто чинили неприятности, а прямо убивали, Американский легион и Союз ветеранов требовали полного запрета на въезд беженцев. И организации эти были отнюдь не хилые: пара миллионов членов, включая чуть ли не треть конгресса, да ещё поболе того единомышленников охватывали десятки, если не сотни мелких структур. Это если говорить об активистах. Но их желание закрыть страну разделяли примерно две трети рядовых граждан. Этим мнением, да, мнением народным, создавался чиновничий саботаж, усилиями которого за время войны даже весьма нещедрая квота в двести с лишним тысяч душ была реализована лишь на десятую часть. Осквернение еврейских кладбищ, свастики на стенах синагог и еврейских магазинов, избиения, на которые полиция закрывала глаза, антиеврейские листовки, карикатуры, надписи на этом фоне выглядят уже сравнительно невинными забавами. По некоторым опросам, больше половины американцев считали, что евреи в США забрали слишком много власти, и даже «Новый курс» Рузвельта называли «Еврейским курсом» («New Deal» - «Jew Deal»); правда, лишь треть этой половины готова была на деле принять участие в антиеврейской кампании, тогда как остальные соглашались только отнестись к этому с пониманием.
Одно из перестроечных изданий «Чёрной книги» открывалось предвоенной речью Гитлера, в которой он обличал либеральный Запад: если-де они так жалеют евреев, то пусть и забирают их к себе, но они же их не впускают, потому что на самом деле знают им цену. Да и Стефан Цвейг, идеализировавший европейскую цивилизацию, очень впечатляюще пишет о том, как вчерашние профессора, врачи, адвокаты, предприниматели тщетно просиживают штаны во всевозможных консульствах: кому нужны нищие!
