И все эти двадцать пять лет с 1974 года директором института является уже давно ставший легендой знаменитый русский хирург Валерий Иванович Шумаков.
Я попал в этот институт после обширного инфаркта в отделение сердечной хирургии, которое возглавляет сын академика, молодой, но уже опытный кардиохирург Дмитрий Валерьевич Шумаков. Предполагалось шунтирование, но пока врачи ограничились ангиопластикой и установкой стента-расширяющей металлической спирали в главную сердечную артерию.
То, что я сейчас пишу эти строки, доказывает успешность операции. Дай-то Бог!
Там же, еще до операции, встретился в коридоре с самим основателем института — Валерием Ивановичем Шумаковым. Не узнать его было нельзя. Во-первых, сын, с которым я встречался каждый день в отделении сердечной хирургии, был здорово похож на отца, только еще не достиг таких обширных размеров. Во-вторых, на меня надвигалась глыба. Это был глыбистый человечище не только по уму, таланту, по мастерству, но и по габаритам. Такими показывают мастеров японской национальной борьбы.
По институту Валерий Иванович ходит всегда в голубом одеянии хирурга. Таким прежде всего себя и считает. Не талантливым организатором уникального в России института, не директором и не чистым ученым, несмотря на все свои академические звания, степени и дипломы, а прежде всего практикующим хирургом, который каждую минуту может пойти на операцию. Готовность к внеплановым операциям характерна для хирургов, пересаживающих живые органы, и прежде всего сердце.
Кто может предсказать, когда появится донор, то есть крепкий человек со здоровым сердцем, внезапно погибший в результате катастрофы?
А сердце, увы, долго держать в законсервированном состоянии нельзя. И ждут этого момента иногда годами. Приходит донорское сердце — и отменяются все встречи, совещания, начинается операция. Сам Валерий Иванович Шумаков провел около ста операций по пересадке сердца. Его пациенты с новыми сердцами уже участвуют в прошедших в Париже первых Олимпийских играх людей с пересаженным сердцем. В России образовано общество людей с пересаженными органами, и его президент, шумаковский пациент Владимир Литвиненко, с новым сердцем каждый день пробегает по десять километров. Но и сам Валерий Иванович в свои шестьдесят с гаком лет неугомонен.
Он сразу мне дал добро на беседу для газеты "Завтра". Он переживает не только за своих пациентов, но и за наш народ, за нашу страну. Он считает, что в России сейчас "глубоко больное общество, но Россия с этим справится. Не из таких передряг выбиралась". Действительный член двух медицинских академий, Герой Социалистического труда, впервые в нашей стране освоивший и внедривший в широкую практику операции по пересадке сердца и печени, по имплантации искусственного сердца, основатель школы отечественных трансплантологов, Валерий Иванович Шумаков отвечает на мои вопросы.
Владимир БОНДАРЕНКО. Не так давно наш премьер Владимир Путин сказал, что у нас в стране за что ни возьмись, везде своя Чечня. Увы, он не сказал, по чьей вине произошла такая чеченизация всей России. Насколько я знаю, в медицине чеченизация господствует. Нет ни денег, ни технических средств, больные не способны купить лекарства. Как в таких условиях выживает ваш институт?
Валерий ШУМАКОВ. Чудом выживает. Заморожены все дорогостоящие программы. Есть разработки, которых нет нигде в мире — и нет средств для внедрения их в медицинскую практику. Наши хирурги ни в чем не уступают европейским или американским. И это чудо, что нет финансирования, а институт успешно работает, осуществляет уникальные операции. Но этого же недостаточно для всего народа. Таких центров очень мало, а потребности в операциях и на сердце, и на почках у нас гораздо больше, чем в США.
Самое удручающее положение. От ишемической болезни сердца гибнут тысячи людей в одной Москве каждый год. Их же можно спасти. Можно расширить сеть таких центров, как наш, по всей России, талантливых русских хирургов достаточно, нет оборудования, нет денег... И резкая нехватка донорских органов. А число людей, которым крайне нужны донорские сердца, печени, почки, постоянно растет. Люди месяцами, годами ждут донорского органа.
В. Б. Я понимаю, что проблема донора — это всегда чья-то трагедия: продлить жизнь одних может только внезапная, мгновенная смерть других. Но в Москве каждый день столько трагических случаев...
В. Ш. В Москве донорских органов очень мало. К сожалению, пока многие из пациентов так и не дожидаются спасительного для них донорского органа. Мы пытаемся наладить связь с другими городами. Но издалека не привезешь. Сердце, к примеру, должно быть доставлено очень быстро — за несколько часов — к операционному столу. Вот недавно у нас был уникальный случай, когда для операции сердце привезли из Петербурга. А у нас уже больной был подготовлен к операции, пока это сердце из Питера летело на самолете. Мальчик, которого подготовили к операции, уже еле-еле держался с помощью временного "моста". Состояние его все время ухудшалось. Уже две недели он носил с собой такой насосик, который постоянно поддерживал работу сердца. Но на таком насосе парнишка бы долго не продержался, срок возможного действия "моста" подходил к концу. Положение было критическое. А где-то два месяца перед этим у нас были врачи из Петербурга и они вдруг сказали, что могли бы организовать поставку нам донорских сердец. И вот они позвонили из Питера и говорят: есть подходящий донор. Я сразу послал своих людей туда, они взяли сердце донора и на обычном рейсовом самолете сюда привезли, поддерживая его, насколько можно, в нужном состоянии. А мы уже ждали в операционной. Еще бы немного — и сердце нельзя было бы применить, и мальчик уже из последних сил терпел. Дальше все прошло благополучно, мальчик уже ходит.
Надеюсь, теперь питерский канал будет задействован постоянно. Это расширит наши возможности. Еще мы недавно заключили договор с администрацией Твери о доставке донорских органов.
Я не могу мириться с таким маленьким количеством донорских органов, потому что тяжело смотреть, как умирают молодые люди, которым бы еще жить и жить, и которые могли бы жить, если у нас не было бы проблем с доставкой донорских органов со всех ближайших городов России, да и в Москве, наверное, можно расширить возможное их получение. Думаю, мы эту ситуацию будем решать в лучшую сторону.
В. Б. Но за каждым донорским органом своя трагедия. Откуда берутся в основном все донорские органы: сердце, печень, почки?
В. Ш. Прежде всего это дорожно-транспортные происшествия, которые, увы, часты на наших дорогах. Гибнут молодые крепкие люди. Их жаль, но это же по-христиански, что и после своей смерти они спасают других людей. Потом бытовые травмы, бытовые убийства, когда сразу же тело доставляют в клинику, когда умер мозг, но сердце еще бьется и его можно использовать как донорское. Но часто время теряется, и для донорства сердце уже не годится. Это еще почки какое-то время можно использовать...
Конечно, можно сказать, что пока не решена проблема с искусственными органами и с использованием органов животных, наш институт связан с темой смерти. Уже после того, как институт создали, нам долгие годы не разрешали делать пересадки сердца и печени.
Во всем мире уже делали, и наши хирурги были готовы, а наши руководители не могли решить, кого считать умершим. Впрочем, и на южно-американского хирурга Кристиана Барнарда, с которым я не раз встречался, впервые в мире осуществившим пересадку сердца, тоже вначале набросилась церковь, да и у нас не спешили его приветствовать.
Для нас донор — это человек, которому уже поставлен диагноз "смерть мозга". Допустим, на улице под машину человек попал, травму такую получил, что у него череп разбитый, головной мозг уже на асфальте. Ясно, что он уже как личность перестал существовать. Мозг его погиб. Какое-то время сердце еще работает и поддерживает кровообращение в организме. В этот период времени можно забрать у него и сердце, и печень, и легкие. Пересадить другим людям с расчетом, что будут хорошие результаты. Что мы спасем других людей. И тут одна особенность. Этот попавший в аварию человек должен быть практически здоровым. Какой смысл больное сердце менять на больное.
В. Б. А требуется ли при этом согласие родственников? Как решаются юридические вопросы?
В. Ш. В России сейчас есть закон о пересадке органов. Этот вопрос, который вы задали, решается таким образом. Если родственники погибшего решительно заявляют, что пострадавший человек при жизни говорил, что он не хочет, чтобы его органы в случае гибели кому-то пересаживали, относился к этому негативно, или сами родственники резко возражают против этого, никто у погибшего ничего забирать не будет. Это абсолютно точно. Если возражений нет, тогда уже мы смотрим с медицинской точки зрения.
