Нам же пора, наконец, понять, что мы тоже "живем в деревянном доме".
архитектурное освещение световое оборудование 4
Виктор Левченко ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК “МЫШИ КОТА ХОРОНИЛИ”
На хуторе ли Соленом или в городе Краснодаре случаются порой простые истории, которые, если хорошо над ними задуматься, приводят естественным образом к многовещанным обобщениям.
I
Что же произошло?
Повторилась старая, как мир, история о том, как "мыши кота хоронили"… Все повторяется. Ведь если провозгласившие себя патриотами люди не погнушались использовать в борьбе с Виктором Лихоносовым масонские методы генерала Алексеева, спрятав телеграммы в поддержку писателя под сукно или в долгий ящик, как выражались в старину, мы вправе поставить искренность намерений этих граждан под сомнение: с кем вы, господа хорошие?!
Но не будем лукавить. Не будем прикидываться детьми.
К народно-патриотическому движению примешалась масса корыстных людей. Фальшивые патриоты, просидевшие в кустах в августе 91-го и в октябре 93-го, воздвигшие храм своего благополучия и своей карьеры на крови обманутого властью народа, вдруг почувствовали звериным нутром крах ельцинского режима и объявили себя — ж е р т в е н н ы м и п а т р и о т а м и.
Против кого же они восстали?!
Против истинных патриотов…
Кто подписывал письма протеста, кто 2 октября 93-го года в газете «Правда» призывал президента остановить осаду "Белого дома", кто писал статьи в защиту России и жемчужины ее — Кубани, стал вдруг для них врагом и н е д о с т а т о ч н ы м патриотом.
II
Создан журнал "Родная Кубань" и во главе его поставлен известный русский писатель Виктор Лихоносов. И вот он стал неугодным — кому же?..
Печальные выводы: русские люди, окончательно загубившие себя в творчестве, дабы продлить свое графоманское существование, готовы обвинить главного редактора журнала писателя Виктора Лихоносова в увлечении кубанской историей, в насаждении в крае Православной старины.
При этом со всех сторон раздаются окрики: где местная проза? где наша поэзия? где публицистика?
Видимо, уместно этот вопрос переадресовать вам, мастера кубанской культуры. Чем вы заняты? Собачьей грызней?!
И вы, не представив ни одной полноценной рукописи, обвиняете главного редактора в том, что он з а г у б и л л и т е р а — т у р н ы й п р о ц е с с н а К у б а н и.
Вышло всего три номера журнала. Четвертый номер — самый лучший — лежит в холодильнике: заморожен под фиктивной причиной "отсутствия денег". 30 тыс. не нашлось в крае? Смешно.
Что же это за русские люди, которые отвергают идею Виктора Лихоносова, вернее — идею Ивана Ильина, провозглашенную Лихоносовым в передовице первого номера "Родной Кубани":
"Неиссякаемо и неописуемо присутствие в каждом из нас веяния наследственно окружающей нас природы, дыхание нашей национальной истории, потомственно надломленные в душе религиозные сокровища духа. Все это как бы дремлет под сводами нашего душевного подземелья и только ждет своего часа для подъема и обнаружения. И в этот час, когда приходит в движение родовая глубь личной души, человек испытывает себя скорбно и радостно-древним, как если бы в нем ожили и зашевелились его беззаветные, но столь близкие ему предки, их нравы и слова, их грехи и подвиги, их беды и победы; как если бы в нем проснулось некое историческое ясновидение, доселе сосредоточенно молчавшее или рассосредоточенно дремавшее в его душе — проснулось и раскрыло ему сразу и глубину прошедшего, и глубину его собственной личности. И вот — все живо, все трепетно-свежо, все заливает душу скорбью былых страданий и радостью нового видения".
III
Оскорбленный шел он декабрьским вечером по одинокому Екатеринодару после своей «отставки». Но душа писателя, оберегаемая Богом, была далеко-далеко от бесовского пиршества.
…И таким же декабрьским вечером в первых сумерках шел он так же домой, шел в тот час, когда люди с домашнею тоской возвращаются с работы в свои милые или постылые углы, шел под мерные удары колокола на звоннице Екатерининской церкви и простирался душой далеко, в то время, когда мальчиком жил на сибирской улице. Декабрь на юге всегда теплый или дождливый, а там всегда морозы, метели, горы снега. Две утоптанные дорожки стали постепенно родными, как на улице или в огороде: снизу от станции, через болото, где жил дядя, и от базара по косогору через пустынную площадь. Почему-то помнится больше всего вечерняя спешная ходьба. И откуда бы ни шел днем или в полночь, всегда знал, что в теплой избе встретит матушка. Без нее все теперь будет по-другому…
IV
Тихо истаивал Большой Кавказский хребет к Таманскому полуострову. К лихоносовской, Таманской Пересыпи, где дожидается своего последнего часа его матушка, когда-то поившая меня водой из колодца. А теперь она и его не узнает уже…
Забитые греческие маслины — «лохм» — серебрятся на бессильном песке. Вот все, что осталось от Боспорского царства.
— А вам не снится, что вы не здесь, а дома, в Сибири? Просыпаетесь, и не знаете, где. Не сразу вдруг понимаете, где вы. Я часто не могу сразу понять, в Москве я или на родине, на Кубани.
— А-х-х-х, ты! Я вполне нормальный человек. И пока еще ничего не путаю. Я о другом.
— И я о другом.
V
За что?! За что?! За что они набросились на меня? Что спрашивать с либералов… Но почему этот вопрос приходится задавать и так называемой "народно-патриотической" партии на Кубани?! Товарищи, вы не ведаете, что творите! Вы бьете по патриотам. Говоря о всеобщей несправедливости в стране, о надругательстве над человеком, о коррупционных отношениях, вы сами, многоопытные партийцы, так и не научились уважать честный труд и самого человека.
Если народно-патриотической власти на Кубани не нужен человек честного труда, а нужна только для поддержки своих политических заявлений группа корыстных паразитических литераторов, то что это за политика, чем она отличается от либерально-американской?
Волею судеб я оказался координатором Союза писателей России на том самом печально знаменитом отчетно-выборном собрании 15 июля 1998 года, когда свергали Виктора Лихоносова с поста почетного председателя Краснодарского отделения СП России, утаив телеграммы в его поддержку, предъявляя к нему поистине крайкомовские требования. Присутствовавший на собрании зам. главы администрации Николай Григорьевич Денисов не выдержал и напомнил писателям, что требования их верны, но обращены они к крайкому партии, что и сама администрация края живет в иных условиях, и у нее нет той державной власти.
Тяжелый остался осадок, будто меня окунули в серную кислоту. Сколько ненависти скопилось в душах "инженеров человеческих душ", обделенных вниманием власти. Избалованные партийной поддержкой краснодарские писатели вели себя всегда так, будто в литературном мире кроме их опусов ничего нет, и на них не распространяются вековые требования к литературе. Писали и жили как «местные» и свои же местные правила установили. И души их, и их творения пропитаны классовой ненавистью. Вот почему народ, когда ему нужна духовная опора, крепость духа, мудрое слово понимания и одобрения — отвернулся от брызжущих слюной поводырей. А краевая администрация делает на них ставку. Доиграется!..
И снова, как во времена крайкома КПСС, я хочу пойти к начальству и объясниться, и даже попросить защиты от ненавистников. Начинаю писать им письма. Утром просыпаюсь — и опять то же чувство, что и при крайкоме: не к кому идти!
Мои заочные разговоры с ними как с "отцами родными" (ну точно, как при партии!) — идеальный сон, от которого я не могу избавиться даже в старости. Я буду кипятиться, кричать (с надеждой, что они добрые люди), а они мне тихо (но с тайным недоброжелательством) будут сообщать — "да вот, коллектив недоволен".
Я — писатель, сердцевед, каждый раз заблуждаюсь, потому что не могу себя изначально настраивать на подозрения. А у них все с подозрения-то и начинается. Так было при партии, так и сейчас — старая номенклатура вернулась.
VI
— Я понимаю вас, понимаю, Виктор Иванович! Но догадывается ли администрация края, что накануне юбилея А.С.Пушкина в литературных кругах царит позор?! От имени какой культуры будут на Кубани славить великого поэта, не отделявшего литературу от тысячелетней истории России. Давно уже не слышно в электричках песенок Булата Окуджавы, но одна строчка у него вечно-вещая: "На фоне Пушкина снимается семейство…" Пусть снимутся!
