Печатаются на "Платье короля" и статьи Благовесты Дончевой — болгарской диссидентки и бывшей демократки, артикулированной и ясно мыслящей женщины. Однажды представители "Нью-Йорк Таймс" предложили Дончевой написать статью для них. У представлявшего ее права редактора Emperors-clothes Джареда Израиля состоялся изумительный диалог с редактором "Нью-Йорк Таймс":
Джаред. Если честно, меня очень удивляет ваше желание печатать вещи, так сильно противоречащие вашему направлению.
Редактор. Мы всегда печатаем в этом месте вещи, противоречащие нашему направлению. В этом и состоит смысл колонки "Мнения".
Джаред. Значит, Мисс Дончева сможет писать все, что она захочет?
Редактор. Конечно, нет! Мы отредактируем ее стиль, он должен соответствовать стандартам “Нью-Йорк Таймс”, и исправим содержание.
Джаред. Это значит — "исправите политику"?
Редактор. Конечно.
Джаред. Например?
Редактор. Например, она ни в каком контексте не должна упоминать Сербию...
…Статья Благовесты Дончевой "Десять худших лет" , подробно объясняет, каким образом (путем взяток "элите" и широкого финансового давления) Болгария оказалась "де-факто" оккупирована Америкой и НАТО, как займы МВФ за 10 лет досуха обглодали и разрушили ее страну.
Дончева обращается к сербам: какие они счастливые — их всего лишь бомбят! Болгарам, терзаемым МВФ, намного тяжелее. Сербы же, если откажутся от "открытой экономики", еще могут избежать этой участи.
Благовеста Дончева приходит к единственно правильному выводу (актуальному в первую очередь для нас): чудовищное ухудшение условий жизни в Болгарии — хорошо продуманный геноцид, реализация проекта по уменьшению "нежелательного" населения в “проблемных” странах.
Этот вывод хорошо сочетается с высказываниями ведущих западных политиков о желательном для "цивилизованного мира" населении России.
"Задача России после проигрыша “холодной войны” — обеспечить ресурсами благополучные страны. Но для этого им нужно всего пятьдесят-шестьдесят миллионов человек. Не больше..." (Джон Мэйджер, премьер-министр Великобритании) . Яснее некуда…
Кроме 9 миллионов жертв "рыночных реформ" в России, на совести МВФ и теоретиков монетаризма и 1,5 миллиона болгар...
Надеюсь, вы не думаете, что умереть от голода около помойки легче, чем от газа в душевых кабинках Освенцима или Дахау?..
по материалам электронного журнала: ЛЕНИН:( http://imperium.lenin.ru/LENIN/ 48 )
[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 49 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
50
Напишите нам 5
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Александр Лысков ГЛУБИНКА
КРЕСТ НАД ДЕРЕВНЕЙ
После разрыва советской "сети уловляющей" некоторое время русские люди в глубинке жили россыпью. Не стало красного флага над сельсоветом, самого председателя, ни тебе секретаря парткома, ни уполномоченного. Первая ячея завязалась на старосте. Завелась такая должность. Староста старухам помогал выжить, утопленников искал, хоронил людей.
Потом в одном из домов несколько деревенских баб вместе помолились, поговорили о Боге кто как разумел. А у одной из них зародилась мысль поставить большой крест на месте сгоревшей когда-то церкви.
Не оставляя забот о прокормлении семьи она, Ангелина, имя знаменательное — повела пропаганду среди мужиков, подводя их к мысли о кресте. А мужики все были некрещеные матерщинники и безбожники в третьем-четвертом поколениях. За хорошую выпивку, за деньги соглашались срубить. Но Ангелина Петровна чуяла: так нельзя. Это ведь не сруб для погреба. Не банька. Просила установить крест "по совести", обращалась к ним, как к православным. А они все были глобалисты и мондиалисты. И год, и два посмеивались над Ангелиной, кичились своим светским восьмилетним образованием. Казались непробиваемы.
Тогда Ангелину осенило. Она к парням, к подросткам стала подъезжать. И нашлась одна чистая душа. Вовка Колыбин, четырнадцати лет. Больше польщенный тем, что к нему как к мужику обращались, чем сознанием важности установки над безбожным околотком символа веры, он согласился. Ангелина дала ему денег на горючее. Он на тракторе съездил в лес и приволок две лесины метров под двадцать. Всю зиму по выходным не спеша тюкал на холме, и на Пасху с помощью трактора и подпор вставил крест в яму двухметровой глубины. Обложил камнями. Засыпал землей. Крест встал над кустами пожарища — белый, будто из кости. Стали поглядывать на него из низины даже пропащие. Вовку Колыбина зауважали, девки к нему потянулись как к человеку надежному. В Пасху уже несколько баб, по примеру Ангелины, сходили с куличами ко Кресту. Устроили самодеятельность с освящением. Иконки картонные, дешевые гвоздочками прибили к матерой стойке. Свечей в песок у комля понатыкали. Спели вразнобой "Святый Боже". Утерли слезы умиления и спустились с холма в деревню уже другими людьми.
Так зародился приход.
Женщины, всегда имевшие власть в деревне, освятили ее памятью о Христе и обрели добавочную силу.
Вслед за Вовкой Колыбиным к приходскому делу прислонился староста — наместник президента в деревне. Видел по телевизору, как еще Ельцин со свечкой стоял в храме. Принял как руководство к действию. Подбил двух мужиков, и заложили они на деревенском кладбище часовенку. И строили ее два года.
Ангелина письма писала землякам-горожанам, просила "на храм". Посылали. В отпуске помогали на стройке. Азербайджанцы-торговцы, три раза в неделю приезжающие с товарами, тоже "отслюнявили" некоторую сумму. И потом, будучи "на колесах", привозили из Вологды церковную утварь. Водку дешевую, конечно, тоже не забудут, но и инкрустации для алтаря захватят.
Ангелина Петровна вся иссохла в хлопотах. Можно сказать, сгорела.
В прошлый август первую службу в часовне настоящий батюшка провел. Народу — не протолкнуться. И мужиков немало. Уже к тому времени не модно стало в деревне насмехаться над верой. А Витька Скрозников, который обещал сплясать под колокольный звон, не сплясал. Колокол бил ритмично. Весело, а Витька только ухмылялся, сидя на скамейке у магазина. Мужики его подзадоривали: "Ну чего, давай, отколи". А он как бы не снисходил до них.
Еще успели в тот день окрестить новорожденную девочку, Вовку Колыбина и несколько баб, и батюшка уехал вечерним автобусом, как на утро пришлось готовиться к первому отпеванию. Ангелина в ту ночь заснула и не проснулась.
Опять батюшку вызывали из "района" — он охотно вернулся. И первую покойницу отпел в новой часовне.
"Вот ведь не дал Бог Ангелине жизни. Зря его обхаживала да улещала", — говорила злая старуха Евгеньевна, бывшая учительница. На что уже просвещенный в основах религиозного сознания староста сказал: "У него там помощников дефицит. Так он ее себе в подручные. Она по конкурсу прошла".
Так в деревне Фоминской Вельского района Архангельской области начался отсчет времени второго пришествия.
ПЕРЕЗОЛОТА
И так повсюду нынче на Руси светлеет. Кресты, часовни, храмы свечами духа встают над приунывшими было весями. Иные постройки тоже сгорают — от чрезмерной позолоты, от слишком усердного земного, наружного устроительства.
В Подмосковье, в Талеже, святой источник несказанно изукрасили за три года. Тут и храм, и звонница, лестницы и мостики: металл нержавеющий, мрамор, лакированное дерево, позолота. Ограды художественной ковки, беседки резные, сторожка.
И — охранники у ворот. И детям бегать не дают. Охранники с дубинками. Стреляют острым глазом и детей за шкирки хватают. И грозят. Здоровенные амбалы. С мобильниками в карманах. Охрана.
