Ее начальник немного тянет ногу, но мне не хочется спрашивать, получил ли он на службе эту травму. Явно, что это доставляет ему неудобство, так как когда мы проходили профессионально-техническое училище, посещали учебный класс, лечебный кабинет и другие учебные помещения, он немного отставал и шел сзади. Возможно, это просто не его территория, потому что в швейной мастерской по пошиву формы уже начальник предприятия показывает нам все его уголки, а Первушкин остается таким же, как и в церкви, на кухне, клубе, спальнях и, наконец, в зоне обитания Тимошенко — словно как верховный руководитель. Почему он не использует понятие «камера», мне стало ясно именно там.
Полковник И. Первушкин с заместителем
Перед швейной мастерской стоят и сидят на корточках несколько курящих женщин. Они начинают потихоньку расходиться, как только замечают группу мужчин в униформе. В помещении шумят швейные машины, одновременно играет музыка. Мне показали весь процесс производства, начиная с рулонов ткани и заканчивая конечным технологическим контролем. В одной из комнат выставлен весь ассортимент предлагаемых моделей одежды, от военной до гражданской формы.
Женщины, большинству из которых около 20 лет, одеты по-разному, они носят юбки и платки разных фасонов, при этом синий цвет является основным. Они сосредоточенно сидят за машинками, и кажется, совсем меня не замечают, но как только я берусь за камеру, они прикрывают лицо. Самым юным заключенным — 18 лет, говорит полковник. Таких у них было три.
«За что они сидят?» — спрашиваю я.
«За кражу мобильных телефонов», — отвечает он.
«И за это сразу за решетку?»
Он поднимает руки. Приговор вынес судья, а не он. Дальше у психолога я выведываю немного больше. У них среди заключенных многие не имеют профессионального образования и вовсе безграмотны. Здесь они учатся читать и писать, а также получают профессию, работая по которой позже они могли бы обеспечивать свое существование. Большое значение здесь придают воспитанию.
Швейный цех
Во внутренних помещениях тюремного четырехугольника находятся зеленые газоны и цветочные клумбы. Недавно построенная часовня возвышается перед настенной фреской на красной штукатурке, которую студенты художественного института советских времен выполнили в качестве дипломной работы. За этой стеной на верхнем этаже находится клуб, на первом этаже — кухня, пекарня и столовая. В крыле слева от сада находится магазин, дальше нашли себе пристанище учебные помещения и общая комната, справа находятся производственные объекты, а на противоположной стороне — спальни и комнаты отдыха, в частности спортзал, который я буду осматривать в ближайшем времени. В подвале под спортзалом виднеется два окна с решетками. За ними была она.
Перед каждым блоком на ветру развевается белье, развешенное для сушки: джинсы, блузы, брюки. Можно было даже засомневаться, что ты находишься в тюрьме где-то в украинской глубинке. Вся тюремная атмосфера кажется очень приятной и вряд ли была создана специально для меня и других иностранных гостей. Во-первых, так много невозможно было сделать, а во-вторых, госпожа Тимошенко была здесь всего четыре месяца, и в ее возвращение явно никто не верит. Она позволит себя лечить еще долго-долго, и в какой-то момент правительству надоест, что его из-за всего этого постоянно критикует Запад. Вероятно, члены правительства скажут: «Заберите ее к себе, но оставьте нас в покое, пожалуйста».
На противоположном конце тюрьмы, в тени деревьев, сидит группа пожилых женщин в синих халатах.
Они разговаривают, но, увидев нас, сразу же незаметно исчезают, как и чуть раньше женщины в предыдущем дворе. Я не знаю, есть ли у них приказ уходить, когда приходят чужие, или же это просто инстинкт самосохранения и рефлекторная защита. Кому невозможно было задать этот вопрос, тому не приходилось на него и отвечать.
Войдя в часовню, где не было скамеек, полковник крестится и потом говорит, что это Божий дом для представителей всех религий. Здесь женщины могут углубиться в себя и обдумать свои поступки, если они этого хотят. На стенах множество икон и изображений святых, нет только горящих свечей. Но и этому есть причина.
Затем полковник проходит через первый зал, в котором находится где-то 60 коек. Они заправлены белым постельным бельем так гладко и ровно, как под линейку, на каждой прикроватной тумбочке стоят одинаковые горшки с цветами, рядышком стоит табуретка такого же невинного белого цвета, как и всё в этой комнате, — заканчивая стенами, которые окрашены разными оттенками зеленого. Потом мы посещаем несколько учебных комнат и кабинет психолога, где нас уже ждут преподаватель и психолог в униформе и штатском, готовые отвечать на мои вопросы, если у меня таковые имеются. Я задаю вопрос типа: что особенного в той комнате, где висят синие ламбрекены на окнах и платки свисают с потолка, несколько кресел стоит полукругом, а на полу лежат подушки. Молодая женщина с косой на голове и в очках, которая представилась заместителем доктора Кошлиц, объясняет мне глубокий психологический смысл такого интерьера. Между прочим, здесь также проводятся чуткие и сострадательные подготовительные беседы о жизни после тюрьмы, говорит она, например, как человек себя преподносит во время собеседования. Я просто диву даюсь. В Германии, говорю я весело, во время собеседования люди, как правило, сидят на стульях, а не на подушках. Ну да, говорит она, слегка покраснев, на Украине все так же. Здесь еще проводятся беседы для снятия напряжения, когда кто-нибудь «приходит в тюремное бешенство». В соседней комнате с такой же целью по огромному плазменному телевизору показывают фильмы с изображением джунглей, в которых успокаивающие капли воды мерно барабанят по листьям, поют экзотические птицы, и, среди прочего, можно насладиться пением китов и наблюдать, как они медленно скользят своими массивными телами по синей морской глади.
Основной цвет — синий: разные его тона и оттенки преобладают по всей тюрьме. Тут уж психологи должны были поработать. Известно, что синий цвет успокаивает и расслабляет, снимает стресс, восстанавливает силы и способствует релаксации. Синее небо и синее море, которые символизируют простор и свободу, гармонию и доброту.
В следующем блоке спальни намного меньше, у кроватей стоят таблички с фамилиями, а на прикроватных тумбочках — личные вещи. В передней части комнаты на стене даже висит телевизор. К общей комнате относится также комната отдыха, кухня с несколькими шкафчиками, куда женщины ставят свои продукты питания, а также две камеры хранения. В одной скопились чемоданы и мешки с личной одеждой, а в другой стоит обувь. В комнате без окон пахнет так, как в носовой части корабля во время моей службы на флоте, поэтому мы быстро ее осматриваем и идем дальше. Мы плетемся в другую сторону к уже известному блоку, который имеет дополнительную защиту: перед входом стоит своеобразная клетка. Закрытая дверь раскрывается настежь, после того как я — драматургия действительно прекрасна — посетил спортзал, расположенный позади места для сушки белья. Затем последовала кульминация: камера Тимошенко.
Оксана Кошпиц — психолог колонии
Мы проходим две, три дубовые двери, которые стали бы украшением и предметом гордости любого отеля, на полу — кафель, стены недавно окрашены в бежевый цвет. Ключ вставляют в замочную скважину, и деревянная — а не стальная, как в Киеве, — дверь распахивается настежь. Взглядом пробегаю по камере — да, она какая-то неправильная. Она представляет собою жилую комнату с деревянным полом и тремя кроватями, на которых лежат покрывала цвета светлой охры, как и шторы на обоих окнах. К комнате примыкает небольшая кухня с холодильником и микроволновой печью, а также ванная со встроенной стеклянной душевой кабиной и биде. Желтое сиденье унитаза не совсем удачно сочетается с розовым кафелем, но в другом случае я бы сказал: это полноценный трехзвездочный отель. Бытовые электроприборы тоже в распоряжении: телевизор и камера наблюдения на стене над кроватью госпожи Тимошенко. На угловой полке между дверью и шкафом находятся обязательные изображения святых, а также несколько книг.
Когда она (Тимошенко) узнала о своей болезни, по соседству оборудовали лечебный кабинет. Его мне тоже разрешают посмотреть. Я вижу там массажный стол, гинекологическое кресло и медицинское оборудование, о цели и предназначении которого мне, как полному дилетанту в медицине, ничего не известно. Полковник Первушкин говорит, что оборудования было еще больше, некоторое даже специально привезли с Запада, но она его забрала с собой в больницу, потому что у них там, наверное, нет такого оборудования, но оно необходимо для обследования особой пациентки.
