Рассыпались "лиловые миры" романтизма.
Рождалась новая музыка.
Она знаменует собой поиск новых граней гармонии, в которых можно услышать энтузиазм задорного марша и ностальгирующее танго, трансформацию бытовых жанров и поступь надвигающейся грозы, попытку спрятаться за барокко и испить бокал национальной интонации… Музыка Шостаковича, Хачатуряна, Меликова, Прокофьева проливается дождём. Животворным — для Григоровича.
Страстный приверженец академического стиля и в рамках академического стиля он совершает революцию. Революцию Духа, она освящена Победой 1945-го и покорением Космоса. "Каменный цветок", "Легенда о любви", "Ангара", "Золотой век", "Иван Грозный" — Григорович создает гигантские фрески мечты. Он слышит "горний ангелов полёт" над палатами московского Кремля, гул эха ударов цепей рабов-гладиаторов о базальт Аппиевой дороги и сказа уральских мастеров… Он поднимает романтизм балетов XIX века на уровень героико-романтизма. Среди алхимии цветов и красок сценического пространства (с Симоном Вирсаладзе создаёт Григорович все свои балеты) разворачивает хореографический эпос героизации жизни, поиска её высших идеалов и философского осмысления вех истории. Балетмейстер декларирует новое слово в искусстве, вся сила которого — в лишении и тени искусственности, предельной убедительности жизни. Изящество фразировки, безупречный вкус, лексика классического танца усиливают эффект чуда происходящего на сцене. Тревожно-зыбки вариации, графичны линии адажио. Летучесть поэзии сменяется ураганом экспрессии и возносится в апофеоз — в мгновенье, в миг, что с закрытием занавеса становится символом и превращается в миф. "Спартак", премьера которого состоялась в 1968 году, почти полвека назад, специалисты называют вершинным завоеванием Григоровича. И с этим трудно не согласиться. В свете софитов "Фестиваля балетов Юрия Григоровича" слишком очевиден секрет "устойчивого успеха балетов Григоровича", тот обезоруживающий факт, что каждый балет маэстро — вершинное завоевание. Слепящее, словно фаворский свет, откровение Красоты, что позволяет мистикам прозревать в Русском балете почти что светскую литургию, эстетам — манифестацию могущества и роскоши Российской Империи.
…" В мире только есть одна столица". И два театра. Мариинский — Мариуса Петипа, Большой театр — Юрия Григоровича.
Тёмное море Китая
Дмитрий Перетолчин
2 марта 2017 0
беседа с автором книги «Некоронованные короли красного Китая» Николаем Вавиловым
" ЗАВТРА". Меня иногда спрашивают: какие книги вы можете порекомендовать? В последнее время я называю вашу — " Некоронованные короли красного Китая". Там масса уникальной фактологии, тонкой современной аналитики. Сомневаюсь, что в китайской прессе когда-либо были разобраны кланы Китая на таком уровне.
Николай ВАВИЛОВ. Этот вопрос не обсуждается ни в китайской научной и политической прессе, ни тем более у нас в отечественных изданиях и отечественной прессе. Начну с наших публикаций. Мы с КНР являемся квази-союзниками. И эти отношения чрезвычайно важны для обеих стран, поскольку вследствие этого мы имеем самую спокойную и самую протяжённую границу. Более того, наши стратегические интересы в отношении противостояния США также параллельны и часто совпадают. Следовательно, у нас стремятся не печатать такие острые для Пекина темы. Для КНР данная тема ещё более табуирована. И это связано с тем, что Китай должен оставаться единым, а наличие кланов предполагает центробежные тенденции в политической динамике этой огромной и самой населённой в мире страны. Считается, что с кланами и группировками нужно бороться, как некогда Ленин боролся с фракционностью. Впрочем, в "Жэньминь жибао" вы о кланах прочитаете, если умеете читать "Жэньминь жибао". Как говорил академик Василий Павлович Васильев, востоковед XIX — начала XX веков: китайские тексты надо не только читать, но и понимать. Напомним, что современная КНР начала формироваться как единое пространство из фактически разрозненных, достаточно автономных частей различных подконтрольных военных групп, которые выступали под единым брендом Коммунистической партии Китая. Сегодня это государственный идеологический монолит, который, однако, не даёт современному аналитическому востоковедению изучать внутреннее членение Китая, его истинное строение. Чтобы его исследовать, нам приходится оперировать категориями дореволюционного Китая. Пониманием того, что в Китае есть несколько китайских языков, несколько субэтносов, которые, по сути, различаются между собой, как народы в рамках одной языковой семьи. Отличаются в значительной степени, до взаимного непонимания.
Конечно, это было понятно и самому Сталину, и всему отечественному востоковедению. Но после Народной революции 1949 года в отечественной китаистике предпочитали в открытых публикациях не говорить о наличии базовых противоречий внутри КНР. Отечественные востоковеды чаще всего предпочитали не видеть второго дна и начали воспринимать Китай как некое единое пространство, что естественно породило множественные противоречия и вопросы. Например: почему провинция Хэйлунцзян разрешила на границе с Россией рожать троих детей?
" ЗАВТРА". Об этом, кстати, наши журналисты не говорили.
Николай ВАВИЛОВ. И правильно! Знаете, какая паника бы началась в нашем обществе? Очевидно, что со стороны китайцев это была пропагандистская акция. Ни один другой регион не принял такого закона, только этот, граничащий с Россией.
" ЗАВТРА". Совершенно верно. Всё это время мы не изучали то, что теперь называем "теорией регионализма", мы забыли, что Китай делится на чёткие языковые, культурные, экономические регионы, которые отличаются друг от друга как страны ЕС или провинции Римской империи.
Николай ВАВИЛОВ. Да, Китай больше всего похож на Римскую империю с достаточно определёнными правами провинций и со спецификой центра — столицы. Мы перестали изучать диалекты, которые расценивались нами как отклонение от нормы. В то время как на самом деле речь идёт о нескольких китайских языках и, соответственно, нескольких китайских этнических общностях, внутри каждой из которых своё сложное деление. Это вопрос, которым должен заниматься институт Академии наук.
" ЗАВТРА". У нас есть Институт Дальнего Востока, например.
Николай ВАВИЛОВ. Есть. Но ИДВ, как и вся РАН, сидит на уменьшающихся бюджетах. Идёт фактический погром науки. В этих условиях, когда специалистам платят гроши, много времени не остаётся для работы над китайскими диалектами. Он не занимается диалектами… На Восточном факультете Санкт-Петербургского государственного университета (тогда он назывался Ленинградский государственный университет) изучение шанхайского диалекта было отменено в 1985 году и, видимо, до сих пор не восстановлено.
" ЗАВТРА". Так же и сами китайцы.
Николай ВАВИЛОВ. Уже 800 миллионов китайцев овладело путунхуа. Но не всегда их понимают остальные китайцы. Нет, конечно, любой образованный горожанин спокойно говорит на путунхуа. Иногда он его коверкает, но, в принципе, его понять можно. Тем не менее, диалект сохраняет свою силу, так как, исходя из языкового и исторического принципа, у каждой диалектной группы есть история своего независимого государства. То есть это не просто диалект, не просто субэтносы — это субэтносы с историей независимого государства. И мы должны это чётко понимать.
Вы понимаете, что миллиард триста миллионов человек — это население, сопоставимое с числом жителей Европы, России, США и арабского мира вместе взятых. Оно не может быть однородным. Его очень сложно исследовать, это море — тёмное, непрозрачное, потому что китайцы, как правило, не допускают до своего сокровенного никого, даже соседние диалектные группы. И если мы говорим, например, о работе "Южного Китая", как издательства, как небольшой группы востоковедов, то мы просто вошли по щиколотку в это море. А там дальше — океан со своей Марианской впадиной.
Китайские провинции очень разные. Есть бедные, есть передовые и богатые. Вот, например, по итогам 3-го квартала 2016 года экономика провинции Гуандун превысила по объёмам экономику всей России. Это одна из 33-х провинций Китая, и население её составляет только 110 миллионов человек… Они бьют все показатели не только по экономике. Длина скоростных дорог 10 тысяч километров — только в провинции Гуандун; длина метро 450 км — больше, чем всё метро в России; там два вуза — университет Сунь Ятсена и Южно-китайский инженерный университет, — которые в мировых рейтингах стоят выше МГУ и СПбГУ. Вот что мы знаем про одну провинцию Китая. Про другие ничего не знаем, так как никто не изучает их.
